Том I: Пропавшая рукопись

Годфри снова отстранил ее. Выпуская из рук плечи Аш, он прикоснулся к стальному ошейнику:

— Я не узнал ничего о твоем Голосе. Не вышло. И уплыли все деньги, какие у меня были. — В глазах его, глядящих на нее сверху вниз, блеснула усмешка, на губах играла полуулыбка. — Если я не смог купить информацию, дитя, кто сможет? Я подкупал всех, кого только мог. Я знаю все о том, что находится вне… — бородой он кивнул на стены дома Леофрика, — и ничего о том, что внутри него.

— Про то, что внутри, я сама все знаю. И про мой Голос. Тебя обыскивали по пути сюда?

— Ты знаешь о твоем Голосе?..

— Об этом поговорим после. Все не так просто. Это голем. Думаю, что Леофрик хочет, чтобы я… — Она не знала, что на ее лице появилось болезненное выражение и что Годфри это отметил и замолчал, задумавшись. — Так тебя обыскивали? — повторила она свой вопрос.

— Нет.

— Но тебя могут обыскать на выходе. Однако сердце твое не обыщут. Годфри, посмотри сюда. — Она начала разматывать веревку, опоясывавшую ее платье, заколебалась, отвернулась к стене, вытащила из лифа лист бумаги и уголь, потом повернулась к нему. — Вот. Это все, что я смогла — догадки о планировке дома.

Годфри Максимиллиан опустился на тюфяк, по которому она похлопала, приглашая его сесть. Указал на лист бумаги и палочку древесного угля:

— Это откуда?

— Оттуда же, откуда и остальная информация. Виоланта. Девочка-рабыня. — Аш закутала колени подолом и подвернула подол под ступни, пытаясь согреться. — Я делюсь с ней едой. Она для меня ворует.

— А ты знаешь, что ей грозит, если поймают?

— Засекут кнутом, — сказала Аш, — здесь ведь сумасшедший дом. Годфри, все продумано. Я знаю, что делаю, потому что от этого зависит моя жизнь. — Она перевернула измятый лист обратной стороной. — Ну, покажи мне, что тут где снаружи Дома.

Он ничего не сказал, и она снова посмотрела ему в лицо.

Годфри Максимиллиан тихо признался:

— Меня впустили, только чтобы позволить тебе последнее покаяние. Я знаю, что тебя приговорили к уничтожению. Но я не знаю, почему. И не знаю, что я могу сделать.

Она задохнулась, кивнула и провела по глазам тыльной стороной ладони:

— Было бы время, рассказала бы. Ладно. Показывай же, что находится вне этого здания.

В его широких умелых руках палочка угля казалась совсем крошечной. Осторожными движениями он изобразил удлиненную расчерченную на квадраты U-образную фигуру.

— Ты в середине мыса, который выдается в гавань. Здесь и здесь — причалы, — он нарисовал крестики по обе стороны U, — и улицы, идущие вверх по холму к Цитадели.

— Каков масштаб?

— Около полумили до материковой части. Высота обрыва — три? Или четыре фарлонга? — он как бы спрашивал сам себя. Затем изобразил еще одну фигуру, прямоугольник внутри U, в дальнем его конце. — Это Цитадель, где мы сейчас находимся. Она обнесена стеной.

— Помню. Они меня привели сюда вот этим путем. — Грязным кончиком пальца она провела линию от крестика на стороне причала до прямоугольника, венчающего U. — Эта Цитадель окружена стеной со всех сторон?

— И стена, и стража. С этой стороны стены Цитадели поднимаются прямо из воды. Есть городские улицы, идущие назад, на материк и город Карфаген и тут, и здесь, — рисунок теперь имел вид ладони с тремя пальцами, и Аш сообразила, что это гавань и еще два мыса; город, как указал Годфри, весь на одной стороне. — Вот тут — рынок. Отсюда дорога идет на Александрию.

— Где тут север?

— Вот, — нацарапал. — Где море. [География визиготского Карфагена, какой она описана в рукописи «Фраксинус», не сильно противоречит известным археологическим фактам. Немного смещены показания компаса, но в археологии такое встречается чаще, чем несовпадение между местом раскопок и хрониками.

Позади перешейка есть две закрытые гавани: торговая и доки для больших судов. Закрытая Цитадель располагалась на вершине холма внутри самого города. Улицы были ступенчатыми и спускались уступами по склонам.

Вблизи этого первоначального участка римский Карфаген имел цистерны для хранения воды, акведуки, бани, амфитеатр; существовали и другие приметы цивилизованной жизни.]

Она вглядывалась в рисунок в свете греческого огня, шипевшего в своей стеклянной клетке над дверью, запоминая, пока все линии не врезались ей в память.

— Это окно выходит на север, — задумчиво сказала она, — насколько я поняла по положению звезд. Значит, ничто не стоит между мной и морем, так? Я на самом краю. Дерьмо! И недоступно. — Она отбросила листок. — Я говорила с людьми. Вот, по-моему, что нам предстоит. — Она указала на свой небрежно нарисованный пустой квадрат. — Где они вводят тебя в Дом, здесь идет первый этаж по периметру всего двора: тут амир и его семья, его прихлебатели.

— Смотри ты, какой большой! — заметил Годфри.

Аш поставила черные точки по углам каждого квадрата.

— Это четыре лестницы. Они идут вниз, в подземные помещения. Там живут рабы, там кухни, склады. На первом этаже есть конюшни и извозчичий двор, все остальное — ниже. Виоланта рассказала, что в скале выдолблено десять этажей. Я думаю, что я на пятом от верха. На каждой лестнице есть четыре набора залов и выходящих в них комнат, на каждом уровне. И лестницы не связаны друг с другом. — Она закончила, поставив крестик в каждом углу. — Это северо-запад, а это я. Леофрик здесь, в северо-восточном наборе комнат.

Записка, приложенная к рисунку на отдельном листке, вложенном в часть седьмую экземпляра Британской библиотеки книги “Аш: Пропавшая история Бургундии”.

Анна, вот мой приблизительный набросок с самолета: это руины современного Карфагена и предполагаемая география визиготского Карфагена XV века.

Я включил вероятную визиготскую гавань (которая, как и римская и карфагенская гавани, в настоящее время покрыта илом).

Участок Цитадели, как я предположил на основании свидетельства «Фраксинус», размещался здесь.

Пирс.

Она отбросила уголь и села, опираясь о стену.

— Дерьмо, я бы не хотела брать это здание силой! Взглянув в сторону и увидев замкнутое выражение лица Годфри Максимиллиана, она спокойно улыбнулась:

— Да не спятила я. Просто старая профессиональная привычка.

— Не спятила, — согласился он, — просто ты другая. Аш ничего не ответила. В эту минуту ей было нечего сказать. Сразу заболела грудь, ее стеснял лиф.