Том II: Отряд

Визиготский назир скорчился, заходясь в крике, рядом с ней, не пытаясь нанести удар, не замечая ее. Вся спина его обуглена дочерна и дымится.

Аш приподнялась на четвереньки. Кто-то перескочил через нее, и она снова вжалась в землю. Еще, еще — человек шесть или семь, в рейтузах и коротких камзолах со значками Льва, блестят на солнце плоские шлемы, в руках занесенные клинки.

Через их головы Аш увидела мраморный овал лица. Блеснула медь за каменным плечом. Низкий гул, словно тяга в камине. Вокруг падают тела, жар бьет в лицо, и она не успевает заслониться локтем. Обожженными глазами разглядела все же голема с наконечником медной трубки от бака с греческим огнем, медленно разворачивавшегося…

Двое со значками Льва припали к земле. Двое вскинули оружие — тяжелые боевые молоты, — и каменные руки голема откололись под ударами: левая в запястье, правая — у локтя. Наконечник трубки со звоном ударился в землю. Еще двое ударили сбоку, а удар алебарды подсек бронзовые сочленения коленей. Каменная туша запрокинулась назад, четверо добивали голема тяжелыми ударами молотов; их предводитель проревел:

— Одним меньше, вперед, вперед!

Аш узнала голос Герена.

— Босс!..

Чья-то рука развернула ее. Латник на голову выше других, в ливрее Льва. Голос Ансельма:

— Сюда! Эй, там, сюда!

Тяжелый одышливый бег; снова задержка в гуще отряда пеших латников и в небе, над головой Ансельма, штандарт Льва… неподвижный.

Неподвижный.

«Мы в дерьме, просрали, застряли…»

«О господи, их тут сотни. Конец».

Все мышцы тела свело судорогой. Она застыла как вкопанная в сумятице битвы, согнувшись вдвое. На мгновенье. Болело сведенное тело, плечи прострелило острая боль, все тело под броней — ключицы, бедра, колени — вспухло синяками. В ушах звенело. В глаз стекала струйка крови — Аш вскинула руку к лицу и увидела, что безымянный палец выбился из-под ремешка правой перчатки и торчит под прямым углом к ладони. Она не чувствовала боли перелома. Из-под внутреннего налокотника текла кровь, одна чашка наколенника пропала; вся левая сторона доспехов от наплечника до поножи была исцарапана и промята ударами стрел, которых она даже не заметила.

«Жаль, что нет бригандина: легче бы двигалась. В этой сбруе я и шага больше не выдержу.

Не могу драться. Сдохла».

Приглушенный шлемом голос Ансельма заорал:

— Держись, девочка!

Она попыталась отодвинуться, но через полшага снова застыла: вопли били в уши сквозь толстую обивку подшлемника. В руках, в ногах — неподъемная тяжесть.

Сражение отодвинулось на несколько ярдов от нее. Там раздавались крики, в невнятных воплях послышались слова, звучали все громче…

«Какого хрена?..»

Над головами людей что-то передавали из рук в руки к знамени, к Роберту Ансельму, который ткнул это что-то ей в руки, машинально сжавшие… визиготскую пику, покачнувшуюся под тяжестью. Аш, выругавшись от боли, перехватила другой рукой, отпустив меч болтаться на темляке, и подняла глаза взглянуть, что нарушило равновесие оружия.

Отрубленная голова. В длинных прядях бороды тяжело раскачивались золотые бусины.

— Гелимер убит! — выкрикнул голос Ансельма. Он ткнул вверх стальной, окровавленной по локоть рукой. — Гелимер убит!

Слева раздался взрыв криков.

— Надо это прекратить, — крикнула Аш, обхватив обеими руками древко копья — Надо… Они знают о его смерти?

— Знамя опущено!

— Что?

— Его знамя! Опущено!

— Пропустите… — Она шагнула вперед, к линии алебардщиков — старому отряду Джона Прайса, которым прежде командовал Караччи, — топорщившейся сзади древками. — Пропустите, туды вас оглоблей, вперед! Живо!

Спины раздались. Она плечом раздвинула крепкие бока, не выпуская из рук тяжелое копье. Роберт Ансельм и знаменщик держались на шаг позади. Ее протолкнули во второй ряд, и древки качнулись над ее плечами, а впереди замелькали истекающие кровью изогнутые лезвия и крюки.

— Гелимер мертв! — пронзительный крик ободрал горло. Отряд подался назад, смыкаясь вокруг нее с поднятыми алебардами. Дальше сверкнули в солнечном луче наконечники пик. Ряд визиготских воинов в кольчугах и пластинчатых доспехах, пестрящий всеми оттенками красного и оранжевого; лица снизу до глаз укрыты черной тканью; мечи и копья наизготовку.

Она всмотрелась — подадут ли назад — и только тогда осознала, что видит перед собой истоптанную землю и валяющиеся на ней тела. Рискнула оглянуться по сторонам, сквозь лес алебард: разрыв в несколько футов медленно расширялся. Видели, как опустилось их знамя… Она двумя руками вскинула пику к голубому небу. Отрубленная голова Гелимера показалась высоко над кишением тел: лицо ярко освещено солнцем, темнеет провал рта, от грубо перерубленного позвоночника тянется красный хвост и торчат кости.

— Король-калиф мертв!

Крик вынес весь воздух из груди. Аш покачнулась. Солдаты рядом с ней, раскрасневшиеся, задыхающиеся, с залитыми слезами лицами, подхватили:

— Король-калиф мертв!

С неба еще сыпались стрелы, слева кричали люди, перекрикивая лязг стали. Голоса сливались в хор, повторяя:

— Король-калиф мертв! Король-калиф мертв!

Руки задрожали; она судорожно стискивала пику со страшной головой. «Вы все ее увидите!»

Расширялся — теперь уж точно расширялся — просвет между рядами сражающихся, открывая землю с поваленными шатрами, опрокинутыми котлами, окровавленным тряпьем и телами, обхватившими ладонями головы. Или тела без голов. В пятнадцати футах впереди Аш отчетливо видела одного из назиров, дико оравшего что-то своему командиру. Ариф поднял голову, взгляд застыл на искаженном лице Гелимера.

С небольшого пригорка, на котором она оказалась, за поваленными палатками были видны шлемы новых сотен: рабы-копьеносцы, пешие визиготские рыцари, лучники; новые и новые ряды, стоявшие плечом к плечу над грудами палаточных полотнищ и разбитых строений, под испещрившими небо отрядными значками. Она опытным взглядом оценила: четыре с половиной — пять тысяч.

Одинокий дальний раскат расколол воздух. Какой-то канонир одним взмахом фитиля задел все восемь запальных отверстий органного орудия — стволы выпалили почти одновременно — с городской стены.

Слышно от города! Здесь больше не стреляют! В тот же миг справа завопили, послышался кашляющий рев греческого огня, клубы черного дыма взметнулись вверх.

— Король-калиф мертв! — снова выкрикнула Аш, разрывая горло каждым словом; слыша пронзительный ясный кларнет своего голоса несущегося над головами, пожарами, криками боли.

«Гелимер — мертв! Долой оружие!»

От возбуждения или от недостатка воздуха — только она снова покачнулась, прислонилась к плечу Ансельма. Он поймал Аш за стальной налокотник, поддержал.

Сердце трепыхнулось, ей почудилось, что весь мир затаил дыхание: ничто не могло помешать визиготским полчищам прокатиться через застывшие перед ними тринадцать сотен человек. «Ничто в целом мире», — метнулась в голове смутная мысль. Сквозь кровавую пелену перед глазами Аш глядела на голубое, как лед, небо и голову Гелимера на пике.

— Выйти из боя! — она выдавила из себя хриплый шепот, оттолкнула Ансельма. — Пошли к Моргану сказать: знамя остановить где есть!

— Понял!

За спиной Аш, передавая приказ, закричали командиры. Она не оборачивалась, дышала с трудом, глаза нестерпимо жгло. Она не видела знакомых гербов и, конечно, не видела «медной головы» Фарис, и знамя с крепостной решеткой Гелимера не показывалось больше, но за оставшейся ничейной полосой — «В тридцати футах?» — поднялось знамя с ярким треугольником: стилизованная гора Санчо Лебриджа.