Томагавки кардинала

— Я рад, — повторил вождь мохоков, когда де Сентонж в свою очередь затянулся из трубки и выдохнул сизый дым, с трудом удержавшись от кашля. — Ирокезы будут хозяевами всех этих земель. Так гласит пророчество нашего мудрого шамана Деганавида, основавшего Лигу Пяти Племён, и наш союз будет тому подтверждением.

«Не знаю, что там говорил этот ваш пророк, — подумал Самуэль, сохраняя каменное выражение лица, столь ценимое индейцами, — но я знаю, что хозяевами здешних мест станут французы. И наш союз будет подтверждением того, что ваши томагавки помогут нам в этом». Тем не менее он, изучивший язык ирокезов и обходившийся при встречах с ними без переводчика, молча кивнул, выражая согласие со словами сашема.

Он вспомнил, каких трудов ему стоило убедить королевских вельмож и саму Марию Медичи, мать-регентшу малолетнего короля Людовика XIII, в том, что рассматривать Новую Францию только лишь как источник ценных мехов, недальновидно. «Эти земли могут стать залогом будущего могущества нашей державы! — с жаром говорил господин де Сентонж. — Но наши поселения там немногочисленны и малолюдны, а на Северную Америку зарятся и голландцы, и англичане, и даже шведы, не говоря уже об испанцах. И поэтому нам нужны там надёжные и сильные союзники, и я их нашёл. А пушнина будет — бобрам ведь всё равно, какое индейское племя снимает с них шкурки». Красноречие Шамплена сыграло свою роль — интерес французской короны к Америке заметно возрос, а сам Шамплен, основавший в 1608 году Квебек, вскоре был назначен губернатором этого быстро растущего города. А теперь, после основания в 1611 году Монреаля, господин де Сентонж вот-вот станет генерал-губернатором всей Новой Франции. И решающим аргументом в его пользу будет договор с ирокезами, наконец-то согласившимися встать на сторону бурбонских лилий. А меха — меха в метрополию идут: при поддержке французов Лига Пяти вытеснила виандотов и алгонкинов с берегов Сен-Лорана и захватила их богатые охотничьи угодья. Молва не лгала — воины-ирокезы действительно оказались лучшими воинами среди всех местных племён.

Теперь Самуэль Шамплен знал об ирокезах куда больше, чем десять лет назад. Союз пяти племён включал в себя племена кайюга — «людей большого болота», мохоков — «людей кремня», онеида — «людей гранита», онондага — «людей холмов» и сенека — «людей великих холмов». Общая численность ирокезов достигала примерно пятнадцати тысяч человек, из них три тысячи воинов — большая сила для здешних лесов, причём сила умелая и хорошо организованная. Действуя небольшими отрядами, ирокезы уходили за сотни лье от родных мест и появлялись там, где их не ждали. По-змеиному тихо пробираясь в мягких мокасинах через заросли, ходеносауни повергали противников в ужас своим умением вести бой в лесу и своей беспощадной свирепостью. Шамплен знал о донесении, написанном в Париж отцом Лалемэнтом: «Ирокезы так бесшумны в их приближении, так быстры в их разрушении и так молниеносны в отступлении, что каждый обычно узнает об их уходе прежде, чем узнает об их нападении. Они проходят, словно лисы, сквозь лес, который дает им убежище и служит им неприступной крепостью. Они нападают, как львы, и так же неожиданно в тот момент, когда меньше всего ожидают, не встречая сопротивления. Они налетают, как птицы, исчезая прежде, чем они действительно появятся», [9] и был полностью согласен со словами святого отца.

9

Из письма Э.Лалемэнта, отправленного в Париж.

Война была основным занятием ирокезов-мужчин. В отличие от других индейских племён, народ длинного дома жил не только охотой: основой пропитания было земледелие — ходеносауни возделывали поля, на которых росли кукуруза, соя, тыквы и табак. Сезон охоты длился с осени до середины зимы, сезон рыбной ловли приходился на весну, а война — война шла круглый год.

А самым удивительным было то, что народом великих воинов правили женщины. Племена Лиги управлялись советами вождей-мужчин, но выбирали их женщины. Женщины возглавляли кланы; женщинам принадлежала вся собственность племени, от полей и домов до утвари и одежды; под наблюдением матерей кланов женщины обрабатывали поля. После женитьбы муж переселялся в «длинный дом» своей жены, а их дети входили в клан матери. Всё хозяйство Союза Пяти Племён держалось на женщинах — мужчины приносили дичь и рыбу, внося разнообразие в кукурузное меню, зачинали детей, которых воспитывал клан, и воевали, воевали, воевали, расширяя земли, занятые племенами Лиги. И женщинам всё это нравилось…

Да, теперь Самуэль де Шамплен де Сентонж многое знал об ирокезах — «римлянах лесов», и всякий раз его обдавало холодом при мысли о том, что история Северной Америки и всего мира могла бы пойти иначе, если бы в ту памятную ночь 1603 года на берегу Сен-Лорана его мушкет не дал осечки.

* * *

— Нам нужно оружие, бледнолицый брат, — сашем принял из рук Шамплена трубку мира, совмещённую с томагавком, и положил её на расстеленную на земле шкуру медведя. — Железные ножи. Томагавки, — он коснулся лезвия боевого топорика, сделанного из мыльного камня-стеатита. — И ружья — много ружей и много пороха. А у вас будут шкуры бобров, лис и куниц — много шкур.

«Да, ирокезы быстро, гораздо быстрее всех своих соседей, оценили все преимущества огнестрельного оружия и предпочли его примитивному оружию своих предков, — подумал губернатор Квебека. — Умный народ — они не боятся грома, живущего в железных трубках, и уже научились им пользоваться. Сберегая порох, они охотятся с помощью лука и стрел, но по тропе войны они хотят идти с ружьями. Алгонкины с радостью меняют меха на сукно и ситец, а ходеносауни требуют оружия. Ну что ж, я не против… пока это совпадает с моими интересами».

— Вы получите ружья, брат мой Ястреб-парящий-в-воздухе, — торжественно произнёс Шамплен, — столько, сколько вам будет нужно. Столько, за сколько вы сможете заплатить, — добавил он вкрадчиво. — И мы привезём вам железные ножи и томагавки («Абордажные топоры — чем не томагавки?»).

— О! — глаза сашема превратились в узенькие щёлки. — В лесах чужих племён много бобров — мы купим у вас много ружей. И скальпы врагов вождя франков будут дымиться в руках воинов ходеносауни!

— Это хорошо, — де Сентонж кивнул. — Союз между франками и племенами длинного дома поможет обоим нашим народам. Ирокезы — лучшие люди этой земли, от Великих Озёр до берегов Великой Солёной Воды.

С этими словами он обернулся к своим спутникам, сидевшим за его спиной. Один из них, поняв молчаливый приказ губернатора Квебека, развернул длинный свёрток и подал Шамплену тяжёлую шпагу в изукрашенных ножнах. Взявшись за золочёный эфес, Самуэль чуть выдвинул клинок из ножен — блеснула голубоватая сталь.

— Прими, вождь, — коротко сказал Шамплен, протягивая шпагу Глэйдэйнохче.

Лицо индейца хранило привычную бесстрастность, но француз понял, что Ястреб восхищён подарком. Десять лет общения с ирокезами не прошли для Шамплена бесследно, и к тому же его чуткий слух уловил восторженный вздох, вырвавшийся у младших вождей, сидевших за спиной сашема. Глэйдэйнохче обнажил клинок, полюбовался им, коснулся пальцем лезвия. Вложив шпагу в ножны, он осторожно опустил её на медвежью шкуру рядом с трубкой мира и сказал торжественно:

— У меня тоже есть для тебя подарок, бледнолицый брат. Метэйнэй!

«Метэйнэй? — удивился Шамплен. — Кажется, на языке ирокезов это значит «птица, поющая при дневном свете». Он что, хочет подарить мне какую-то певчую птичку? Мило, но как-то странно для народа воинов…».

Из дверей ближайшего дома появилась женщина и спокойно направилась к костру переговоров. Когда женщина подошла ближе, Шамплен увидел, что она молода и красива — да, да, красива! — даже по европейским меркам. На ней было длинное платье из выделанной кожи, украшенное узорами из игл дикобраза, и очень изящные мокасины, отличавшиеся от обуви воинов. Чёрные волосы женщины были разделены пробором и заплетены в две косы, переброшенные на грудь. Женщина ступала с какой-то первобытной грацией, свойственной диким животным и почти утраченной людьми за столетия цивилизации. Но больше всего Шамплена поразило лицо индеанки — смуглое, с тонкими правильными чертами и яркими лучистыми глазами. «Вот так птичка! — ошарашено подумал губернатор Квебека. — Неужели мой краснокожий братец собирается мне её подарить?».

А лесная красавица подошла к костру, улыбнулась (француз почувствовал, как у него усиленно забилось сердце) и, словно прочитав мысли Шамплена, сказала:

— Слово сашема Глэйдэйнохче не точно. Женщины ходеносауни — не вещи, которые дарят. Мы сами решаем свою судьбу. Я хочу быть твоей женой, бледнолицый вождь.

«А если я откажусь? — мелькнуло в голове Шамплена. — Что тогда?». Но он уже знал, что не откажется: эта женщина привела бы в трепет даже дряхлого старца, а де Сентонж в свои сорок шесть отнюдь не считал себя стариком. Белых женщин в Новой Франции были единицы, и поселенцы сплошь и рядом женились на индеанках.

— Метэйнэй — дочь старшей матери клана Черепахи, — пояснил сашем (от Шамплена не укрылось, что суровый воин явно сконфужен). — Она вдова — её мужа убили делавары.

— А потом наши воины сожгли их селение, и тень моего мужа напилась делаварской крови, — перебила его Метэйнэй. — У воинов-мохоков были ружья, полученные от франков, — оружие бледнолицых помогло отомстить, за что я благодарна тебе, белый сашем.

«Интересная форма благодарности…» — подумал губернатор Квебека.

— Но главное — ты мне понравился, — невозмутимо закончила индеанка и замолчала, ожидая ответа.