Томка и блудный сын

– Доброе утро, Антон Васильевич! – встретила она меня традиционной утренней улыбкой. – Вам кофе сейчас или попозже?

– Сейчас.

– Тогда возьмите почту.

Она выложила на стойку пачку почтовых конвертов и несколько рекламных проспектов и сразу умчалась в маленькую кухню, обустроенную в левом крыле.

В приемной моего кабинета трудился Петя Тряпицын. Он сидел за столом перед большим монитором, спиной к окну. Моего появления он не заметил. Петя – единственный человек в моем подчинении, которому я позволял «не отдавать честь», не вставать и не реагировать, даже если я буду танцевать вокруг него с шаманским бубном. Петр Тряпицын – мозги моего предприятия, мой аналитик, моя информационная база, моя педаль сцепления и вся бортовая электроника. Тридцатидвухлетний умница, логистик и программист, год назад отказался от моего щедрого предложения стать партнером с вложением некоторой суммы на развитие предприятия. Он сослался на отсутствие тщеславия и талантов организатора. Я не стал настаивать, но у Петра оставалась самая высокая зарплата и большие преференции. Я не мог позволить себе его потерять.

Петя отвлекся от монитора, лишь когда услышал звон моих ключей. Я отпер дверь кабинета. – Доброе утро, – сказал он.

– Привет, старик. Есть что интересное?

Он посмотрел в монитор.

– Пожалуй, нет. Два договора на аутсорсинг, проверка контрагентов, один запрос от пострадавших в ДТП, ищут сбежавшего виновника и свидетелей, просят помочь. Так, проверить няню… видеосъемка… это я уже отдал ребятам. – Петя несколько раз нажал кнопку мыши. Поняв, что я ожидаю у двери, он поспешил меня отправить: – Ладно, если что, я занесу.

– Хорошо.

В кабинете я потянулся, похрустел суставами, расположился в кресле. Настя принесла кофе с печеньем, задержалась у стола, ожидая моего вердикта. Сделав первый глоток, я удовлетворенно кивнул. – Сегодня замечательно как никогда.

– Я всегда такой делаю.

– Значит, ты всегда делаешь замечательно.

Я пил кофе, но Настя продолжала стоять возле стола. Это означало, что с языка готова слететь какая-нибудь просьба, но воспитание не позволяет ей заговорить первой. Как джентльмен (даром, что работодатель и вообще Господь Бог на этих девяноста квадратных метрах) я должен был облегчить ей задачу.

– Чую, что-то хочешь сказать.

Настя кивнула с видом маленькой девочки, присмотревшей в магазине игрушек любопытную вещицу. Если бы она еще приложила указательный пальчик к щеке, стала бы как две капли воды похожа на мою дочь Тамару.

– Я слушаю тебя.

– А вы не будете ругаться?

Я выдохнул.

– Анастасия, ты хуже Томки! Говори, что случилось?

– Двенадцатого в Москве выступает Стинг…

Дальше она могла не продолжать. Я перевел взгляд на настенный календарь. Двенадцатое июня – праздничный день, пресловутый «день независимости России от каких-то мифических колонизаторов». В длинные выходные я отпускаю народ на все четыре стороны, исключая сотрудников, ведущих горячие дела – охранников, детективов, юристов. Все остальные вольны отправляться хоть в деревню картошку копать, хоть в Кению на львов охотиться. Настя Голубева относилась к вольным сотрудникам, чей график работы полностью соответствовал Трудовому кодексу.

– Стинг, говоришь…

– Угу. Я билет еще зимой купила.

– В «Олимпийском?» – Ага.

– Одна собираешься?

Она покачала своей очаровательной белокурой головкой, покраснела.

– С подружкой.

– Знаю я твоих подружек. Когда вернешься?

– Ну… – Она покраснела еще гуще, – если вы дадите мне в счет зарплаты денежку, я смогу заказать сейчас билет на самолет. Во вторник четырнадцатого выйду на работу как обычно.

– А если не дам?

Она вздохнула, развела руками.

– Ну, тогда только в среду, потому что поездом.

Я почесал подбородок. Это был неприкрытый шантаж. Зная мое меломанское прошлое и помня о моей недавней поездке в Москву на концерт Роджера Уотерса «Стена», Настя решила надавить на самое слабое место. Не факт, что она на самом деле собирается на Стинга, я не исключаю, что весь этот развод придуман исключительно ради выбивания из меня внепланового аванса. Теоретически я мог бы потребовать предъявить билет и проездные документы, но Настя знала, что я этого не сделаю.

Кажется, я разбаловал своих подчиненных. Жизнь с дочкой накладывает свои отпечатки – я стал похожим на хлебный мякиш.

– Ладно, подумаю.

Настя перестала краснеть. Даже, скорее, нахмурилась. Я же полностью посвятил себя кофе.

День выдался на удивление долгий и на редкость пустой. Договоры на проверку контрагентов я подписал уже до полудня. Ко мне приехали два бизнесмена, одетые в очень дорогие костюмы и похожие друг на друга как близнецы. В первые минуты нашего общения я думал, что это всего лишь метафора, но когда пришло время подписывать бумаги, я удостоверился, что они на самом деле братья. Парни занимались продажей вторичного сырья, и сейчас у них наклевывалась сделка века, которая позволила бы в следующие несколько лет ковыряться в пупке, валяясь где-нибудь на пляже во Флориде. Они желали удостовериться, что сделка с сибирскими партнерами будет чистой и безопасной. Разъясняя суть дела, оба очень стеснялись, как два подростка, просившие разрешения у контролера кинотеатра пройти на взрослый фильм. Меня это не удивляло. Проверять чистоту сделок и контрагентов у наших бизнесменов (да и обычных граждан) вошло в привычку не так уж и давно. Я успокоил братьев, что сделаю все от меня зависящее.

После их ухода я пообедал в буфете на втором этаже. Съел солянку и котлету с картофельным пюре. Запил клюквенным морсом. Вернувшись в офис, разобрал утреннюю почту. Половину конвертов отправил в мусорную корзину, половину сложил в ящике стола до лучших времен.

Повертелся на стуле.

Покурил.

Даже подремал.

Не припомню ни одного подобного дня в мою бытность оперуполномоченным уголовного розыска.

Очнулся я от стука в дверь. На пороге стоял Петр.

– Его высочество скучает? – без улыбки поинтересовался он.

– Ага.

– Есть развлечение.

Я потянулся, протер заспанные глаза. Электронные часы на тумбочке в углу утверждали, что уже 16:23. Через полтора часа мой рабочий день мог закончиться.

– Проси.

5

Это был не клиент, а клиентка. Примерно моя ровесница, может, плюс-минус два-три года. Впрочем, я мог и ошибаться. Я не так давно ходил на встречу одноклассников и имел возможность убедиться, что внешность очень обманчива: все мы, рожденные в один год, выглядели весьма пестро – один лыс, другой чрезмерно толст, третий поседел, как Санта-Клаус, у четвертого на носу повисли профессорские очки… я уж не говорю о наших девчонках, которых жизнь покорежила так, что хотелось плакать.

Словом, той даме, что присела за мой рабочий стол, могло быть сколько угодно лет.

– У меня к вам очень важное дело, – сказала она сразу после приветствия.

– Разумеется, – ответил я, – с другими делами к нам не обращаются.

Пока она искала что-то в сумочке, я украдкой оглядел ее. Одета хорошо, добротно. Макияж почти отсутствует, но это ее совсем не портит. Пожалуй, она могла бы и вовсе не пользоваться им. Русые волосы до плеч, неплохая фигура, но движения очень скованны. Очевидно, дело не столько в том, что она робела в моем кабинете (очень немногие мои посетители ведут себя достаточно уверенно – мой кабинет иногда поразительно напоминает приемную врача-венеролога в маленьком городке, где все друг друга знают). Скорее всего, дама давно не чувствует себя комфортно, и причину этого мне еще предстоит узнать.

Она положила на стол фотографию. – Вот.

Со снимка на меня смотрел молодой человек приятной наружности. Точнее, юноша. Очень сосредоточенный, задумчивый.

– Меня зовут Ольга… Ольга Круглова. Мой сын пропал.

Она старалась держать себя в руках. Получалось довольно неплохо, рыданий в ближайшие минуты можно было не опасаться, из чего я тут же вывел предположение, что мальчик не пропал, а сбежал. Довольно частое явление по нынешним временам.

– Вы обратились в полицию?