Томмазо Кампанелла

С внешней стороны это сочинение выглядит как апология христианства, но при этом Кампанелла излагает свое понимание христианской культуры. Не иррациональную веру противопоставляет он языческому, земному, мирскому знанию, а достижения христианской цивилизации и культуры, научный и технический прогресс европейских народов — застывшему авторитету классической древности. «Те, кто запрещает христианам занятия философией, — полемически заявлял он в „Апологии Галилея“, — не понимают, что значит быть христианином» (10, стр. 25).

Эта новая рациональная философия должна исходить из достижений эпохи великих открытий. «В христианские времена христианами изобретено книгопечатание; несмотря на возражения богословов и философов, Колумбом открыт Новый Свет, неведомый древним и отрицавшийся ими… Галилей открыл новые небесные тела… Коперник — движение Солнца, а португальцы совершили путешествие вокруг Земли… Поэтому необходимо было преобразовать астрономию благодаря трудам Коперника и Тихо, на основании наблюдения небесных явлений, и реформировать календарь… Также были изобретены артиллерия и употребление компаса… и иные удивительные искусства…» (12, стр. 5–6). «В наш век совершается больше событий за сто лет, чем во всем мире совершилось их за четыре тысячи… в этом столетии вышло больше книг, чем вышло их за пять тысяч лет…» — с гордостью говорил Кампанелла о новом времени в «Городе Солнца» (5, стр. 120).

Новые открытия и изобретения требуют радикального обновления наук и решительного отказа от следования древним авторитетам: «Следовательно, по необходимости должно создать также и новое учение о природе…» Отрицать это стремление — значит преградить путь дальнейшим научным открытиям, остановить научный и технический прогресс человечества: «Кто отрицает это, отрицает и открытия…» (13, стр. 6). Чтобы освободить научное познание, необходимо отбросить не только культ Аристотеля, но и самый принцип авторитета в науке и философии. «Если бы нашелся столь блистательный ученый, что никто не стремился бы ничего сверх него прибавить или понять, должно было бы следовать ему одному. Но так как не бывает человека, лишенного ошибок, сколь бы свят и учен он ни был, как говорит об этом Августин… и как учит нас повседневный опыт, ибо постоянно открытие новых вещей возвышает и обновляет науки, то не следует отвергать многообразного исследования, иначе, если бы оказались под запретом различные стремления в философии, не были бы открыты ни новое полушарие, ни новые звезды, не были бы изобретены ни телескоп, ни магнит, ни книгопечатание, ни артиллерия» (13, стр. 60).

Не должно «клясться именем учителя», но необходимо предоставить самую широкую свободу научному исследованию. И если о чем и следует беспокоиться, так о том, чтобы «не издавались книги, до тошноты повторяющие то, чему учили предки». Поэтому «вредно для государства замыкать умы одной книгой, ибо тогда оно ослабнет и лишится изобретений и научных открытий» (13, стр. 59–61). Не случайно специальный раздел своей книги «Против языческой философии» Кампанелла так и озаглавил: «О новаторе», отстаивая право ученого и философа на новое знание, доказывая, что «не всякое новаторство в государстве и церкви заслуживает подозрения» (13, стр. 48), что если и будет сделано что-либо неверное, излишнее, оно не переживет своего создателя, «а необходимо новое останется навсегда». А потому «никому не должно запрещать открытия» (13, стр. 61).

Обновление наук, необходимость которого провозгласил Кампанелла, означало не только расширение знаний о мире, но и новое понимание целей и задач научного знания. Книжному и созерцательному характеру схоластики Кампанелла противопоставил глубокое понимание практической ценности научного знания; познание природы должно служить человеческой практике. «Всякое знание берет начало от практики и к практике возвращается, если под практикой понимать всякое действие», — писал он в «Богословии» (33, стр. 56).

Это осознание практической цели знания приобрело в философии Кампанеллы специфическую, связанную с историческими особенностями возникновения новой науки в недрах натурфилософии эпохи Возрождения форму учения о магии как искусстве практического применения знаний о мире. Не случайно столь часто цитируемая книга Кампанеллы о теории познания завершается обширным разделом о магии, и полное ее название звучит так: «О способности вещей к ощущению и о магии».

«Магами, — говорит Кампанелла, — назывались древние восточные, преимущественно персидские, мудрецы, которые постигали тайны бога и природы — этого божественного искусства, — а потом творили удивительные вещи» (24, стр. 221).

В 14-й книге «Богословия» Кампанелла дал следующее определение магии: «Естественная магия есть практическое искусство, использующее активные и пассивные силы вещей для достижения удивительных и необычных результатов, причины и способы осуществления которых неведомы толпе» (38, стр. 164). Искусство это пользуется «удивительно действующими естественными причинами». Связанное с «физикой» (т. е. учением о природе) и с астрологией, магическое искусство исходит из таинственных, часто не познанных или необъяснимых свойств природы, из «симпатии» и «антипатии» вещей. Магия основана на «всеобщем согласии» в мире (24, стр. 315). В этой магии, подчеркивает Кампанелла, нет ничего суеверного или сверхъестественного: «Маг взирает на лик небес не суеверно, но как физик, и производит удивительные действия, прилагая активные силы к пассивным» (38, стр. 168). Он использует таинственные свойства растений, камней, животных. «Магия продления жизни» сводится у Кампанеллы к сумме медицинских советов, где реальные наблюдения смешаны с фантастическими и произвольными догадками (24, стр. 243–252).

Особенное внимание уделяет Кампанелла дополняющей «естественную магию» «магии искусственной» — под последней он понимает воздействие изобретений человеческого ума. Не всякое техническое изобретение и открытие может быть отнесено к искусственной магии, но лишь такое, механизм действия которого не известен окружающим. Так, «в Италии чудом было первое употребление артиллерии венецианцами», теперь же оно вошло в привычку; американские индейцы приняли испанцев за богов, издающих гром из своих ружей, но это было «вначале, а не теперь» (38, стр. 178). Таким же «магическим» делом первоначально было изобретение компаса и книгопечатания (24, стр. 242). «Реальная искусственная магия производит реальные действия», — говорит Кампанелла в 14-й книге «Богословия» и в качестве примеров приводит искусственного орла, «недавно сделанного в Нюрнберге». К магическим действиям он относит и превращения камней и металлов, действия алхимиков. Но «всякую магию превосходит» телескоп, «который в тысячу раз увеличивает предметы и сокращает расстояния, благодаря чему Галилей увидел новые звезды, и планеты, и облака» (38, стр. 186).

Сам Кампанелла немало занимался «искусственной магией», составляя проекты захватывающих воображение изобретений. В мемориалах, направленных из неаполитанских тюрем правителям и государям, он обещал создать корабли, которые и без весел могли бы плыть в безветренную погоду; построить повозки с парусами, передвигающиеся с большими грузами одной силой ветра; сделать приспособление, с помощью которого всадники смогли бы управлять конем, не занимая обеих рук (192, стр. 478). Еще большего в мечтах калабрийского узника достигли граждане «Города Солнца»: «…они уже изобрели искусство летать — единственное, чего, кажется, недоставало миру, а в ближайшем будущем ожидают изобретения подзорных труб, при помощи которых будут видимы скрытые звезды, и труб слуховых, посредством которых слышна будет гармония неба» (5, стр. 120–121).

Итак, «естественная» и «искусственная магия» Кампанеллы — это использование магом-философом таинственных и неизвестных «толпе» достижений науки, свойств природы и природных сил, технических новшеств и изобретений с целью психологического воздействия на души людей.

Но этим не ограничиваются задачи мага-философа. Пока речь шла, собственно, о средствах. А целью его является преобразование человеческого общества, переустройство мира. Так появляется в книге «О способности вещей к ощущению и о магии» специальная глава— «Общие правила возбуждения и изменения страстей». «Великий маг, — говорит Кампанелла, — должен быть законодателем, который вводит вещи приятные и полезные всем, а немногих противящихся убеждает, что они хороши. Если ты прибавишь знание физики и астрологии, которые действуют и движут известными вещами в известных местах и в известное время, то достигнешь совершенства» (24, стр. 279).

Таким образом, «маг» — это философ, который не ограничивается созерцанием, но действует, основываясь на знании глубочайших взаимосвязей мира. Включая в себя весь свод наук, в том числе и астрологию, которая являлась для Кампанеллы наукой о взаимосвязи земных и небесных явлений, магия должна была, по мысли калабрийского реформатора, служить основой практической деятельности в целях всеобщего преобразования. Так через магию натурфилософия смыкается с политикой. В учении о маге-законодателе нашла своеобразное выражение практически-политическая направленность его философии. В то же время, поскольку магия означала практическое осуществление руководства обществом на основе научных знаний (в той специфической форме, в которой в натурфилософии Кампанеллы научные представления смешивались с донаучными воззрениями, с мистическими, астрологическими, теологическими пережитками средневекового сознания), в учении Кампанеллы о магическом предназначении философии нашла свое выражение мысль о необходимости рациональной, на научном знании основанной перестройки общественных отношений.