Томмазо Кампанелла

И последние годы его жизни были омрачены преследованиями врагов из Рима. Он бедствовал, ему то выдавали разрешение на издание книг, то отбирали его. И все же это были самые счастливые годы в жизни философа. Он задумал издание полного собрания сочинений в 10 томах и успел за несколько лет издать важнейшие свои книги — «О способности вещей к ощущению», «Реальную философию», «Побежденный атеизм», «Против языческой философии», трактат о предопределении, «Рациональную философию» и «Метафизику». Он встречался с ученейшими людьми Европы. Он подавал советы кардиналу Ришелье и правительству Людовика XIII. Он написал множество политических памфлетов в поддержку политики Франции, призывая французов объединить мир, а главное — освободить Италию от испанцев, и в мечтах его ему уже представлялись французские батальоны, вступающие на землю его родины под знаменем, на котором начертано: «Свобода Италии».

Десятилетия тюрьмы не прошли даром. Даже его могучее здоровье не выдержало. Когда он появился во Франции, то удивлял всех не по летам крепким сложением. На рисунке, сделанном незадолго до смерти, — перед нами глубокий старик, изможденный и усталый. Свои медицинские познания он принял за знамения небес: врач, почувствовавший приближение конца, принял себя за астролога, вычислившего предстоящую смерть по звездам. Философ, поклонявшийся Солнцу, политик, назвавший именем Солнца свою мечту о справедливом государстве, он ко дню солнечного затмения 1 июня приурочил свой конец. Он попытался еще магическими действиями отогнать смерть — как делал он это для папы Урбана. Пахучие травы и музыка, раздававшаяся в его келье в доминиканском монастыре, облегчили, но не отсрочили его кончину. Он умер, не дожив до затмения солнца, 21 мая 1639 г. в 4 часа утра.

Глава I. Атеизм торжествующий или побежденный?

Обширное и многообразное литературное наследие Томмазо Кампанеллы не раз ставило в тупик исследователей его политических и философских воззрений. Более 30 ООО страниц, книги по астрологии и математике, риторике и медицине, богословские трактаты и политические памфлеты, латинские эклоги и итальянские стихи. Но сложность не в плодовитости автора и не в разнообразии его сочинений: широта интересов и универсальность познаний не удивят нас в мыслителе XVI–XVII столетий. Поражают противоречия в мировоззрении философа.

Страстный противник испанского владычества, составивший заговор и поплатившийся за это десятилетиями тюрьмы, пишет трактат об испанской монархии и подает королю советы о подчинении Нидерландов, обосновывает права испанской короны на западное полушарие и представляет рекомендации о способах увеличения доходов в Неаполитанском вице-королевстве.

Создатель коммунистической утопии проповедует идеал всемирной монархии под эгидой папства.

Уличенный в ереси узник инквизиции хлопочет об обращении в католицизм всех народов земли, опровергает лютеран и кальвинистов, убеждает церковных сановников учредить конгрегацию «Пропаганда веры» для подготовки ученых миссионеров.

Защитник Галилея составляет астрологические трактаты и гороскопы и пытается магическими действиями отогнать смерть от папы Урбана VIII.

Обличитель макиавеллизма дает подчас такие советы государям, каким позавидовали бы самые ревностные почитатели флорентийского секретаря.

Последователь материалистического учения Бернардино Телезио, убежденный сенсуалист сочиняет многотомный богословский труд и вступает в теологические дискуссии о свободе воли и предопределении, о непорочном зачатии богородицы, о воскресении и благодати.

Наконец, не раз обвиненный в безбожии, он пишет детальное опровержение безбожников — знаменитый «Побежденный атеизм».

В свете столь очевидных противоречий ясно, что прежде, чем использовать произведения Кампанеллы для суждения о его взглядах, необходимо поставить и решить обязательный для всякого исторического исследования вопрос: могут ли — и в какой мере — сочинения Калабрийца служить для характеристики его подлинных воззрений.

Сомнения в искренности мятежного философа, высказанные впервые врагами Кампанеллы — инквизиторами, экспертами из Конгрегации Индекса запрещенных книг, членами капитула Доминиканского ордена, возродились в трудах новейших исследователей жизни и творчества автора «Города Солнца».

Создателем теории симуляции Кампанеллы в его филоиспанских и теократических произведениях явился Луиджи Амабиле. Пораженный видимым расхождением между радикализмом Кампанеллы — организатора смелого заговора против испанского владычества — и религиозно-политической позицией автора «Испанской монархии», «Монархии мессии» и «Побежденного атеизма», Л. Амабиле пришел к заключению, что подлинные взгляды философа выражены им лишь в ранних натурфилософских сочинениях и в «Городе Солнца», все же происпанские и богословские его произведения, противоречащие либерально-антиклерикальному представлению о Кампанелле — борце против испанского владычества и католической церкви, «не могут служить выражением внутренних убеждений автора, но являются скорее выражением крайних обстоятельств, которые теснили его со всех сторон» (77, стр. 147).

Концепция эта поддержана новейшим советским биографом Кампанеллы. «Многие произведения Кампанеллы, — пишет А. Э. Штекли, — будут вызывать недоумение, если их пытаться осмыслить в отрыве от конкретных обстоятельств его жизни. Почти все работы Кампанелла писал в тюрьмах. Безвыходное положение заставляло его хитрить и притворяться. Из-под его пера нередко выходили вещи, в которых он, желая обмануть судей, давал заведомо неверное истолкование своим действиям и своим мыслям» (75, стр. 283–284).

Пророчества — чтобы запутать инквизиторов. Политические афоризмы — чтобы привлечь к себе внимание власть имущих. Астрология — чтобы использовать суеверия папы Урбана. Борьба с реформацией — чтобы обмануть католических прелатов.

Таким образом достигается задним числом очищение мыслителя XVI–XVII вв. от всего, что могло бы скомпрометировать его в глазах читателя XX столетия: от магии и астрологии, от утопии всемирной монархии, от теологических тенденций в натурфилософии.

При этом ради сохранения во что бы то ни стало цельности мировоззрения Кампанеллы приходится жертвовать нравственной цельностью мыслителя и политика. И рядом с образом материалиста и революционера, атеиста и утопического социалиста неизбежно вопреки намерениям создателей теории симуляции возникает образ ловкого и хитрого лицемера, умело лгавшего всю жизнь — не только на допросах перед судьями, что понятно и оправданно, но в главном деле своей жизни — в богословских трактатах, в политических памфлетах, в посланиях к сильным мира сего и в письмах к друзьям, в стихах и в гороскопах. Ибо слова поэта — это его дела. Точно так же как философские творения мыслителя. Точно так же как публицистические выступления политического деятеля.

Ибо книги имеют свою судьбу. Не только в веках, но и в современности. И судьба эта зависит не от тайного умысла автора, но единственно от объективного содержания книг. И проблема моральной ответственности писателя возникла не вчера и не 300 лет назад.

Поэтому, не касаясь пока существа концепции, ставящей под сомнение искренность Кампанеллы в его богословских и филоиспанских сочинениях, я хотел бы предварительно коснуться вопроса об их объективном значении.

Показания Кампанеллы на допросах во время следствия, его объяснительные записки и мемориалы, представленные судьям, испанским властям, прелатам римской церкви, в которых он ради спасения своей жизни и жизни своих товарищей по калабрийскому заговору изображал себя верноподданным испанской монархии и ортодоксальным католиком, не выходили за пределы судебных канцелярий и не имели значения вне рамок процессов о заговоре и ереси.

Но когда речь идет о литературных произведениях неаполитанского узника, то не следует забывать, что по самой природе своей они предназначались для широкого читателя и так или иначе участвовали в формировании европейского общественного мнения. Его книги распространялись в списках и печатались (в библиографии Л. Фирпо учтено 60 списков «Испанской монархии», 29 списков «Политических афоризмов», 20 — «Монархии мессии», 26 — «Речей к итальянским государям», 8 — «К Венеции», 7 — «Политического диалога против лютеран, кальвинистов и иных еретиков» и т. д.; «Испанская монархия» в 1620–1709 гг. была издана 12 раз на латинском, немецком, английском языках, «Речь о Нидерландах» в 1617–1632 гг. издавалась 6 раз в латинском, голландском и немецком переводах) и не могли не иметь широкого резонанса в политической и духовной жизни Европы первых десятилетий XVII в.