Томми и К°

— Но почему бы ей самой не повстречаться с нами, чтобы составить собственное суждение? Ведь есть Порсон — он бы мог стать епископом. Или Сомервиль — его оксфордское произношение буквально растрачивается попусту. Ему негде себя проявить!

— Если бы только это, — признался Джо, — у нее имеются амбиции, причем связанные с происхождением. Она считает, что из неродовитых не может получиться ничего стоящего. В настоящее время у нас всего трое друзей, и, насколько я могу судить, больше не будет. Ах, дорогой Питер, вы не поверите, до какой степени это скучные люди! Скажем, семейная пара, по фамилии Холиоэйк. Они у нас обедают по вторникам, а мы у них по четвергам. Единственной их жизненной заслугой является то, что их близкий родственник состоит в Палате Лордов; сами они ровным счетом ничего из себя не представляют. Этот кузен вдовец, и ему под восемьдесят. Случилось, что он у них единственный родственник, и как только он умрет, они собираются удалиться в деревню. Еще есть один субъект, по имени Катлер, который в связи с какой-то подачкой однажды побывал в Марльборо-Хаус [7] . Послушали ли бы вы его рассуждения о монаршей власти! Но самая докучливая из них — некая говорливая женщина, у которой, насколько мне удалось выяснить, даже имени, по существу, нет. На визитках у нее значится «мисс Монтгомери», но это ее собственное изобретение. Знать бы, кто она есть на самом деле! Это бы, несомненно, потрясло основы нашего общества. Мы сидим и рассуждаем об аристократии и более ни с кем не общаемся. Однажды я позволил себе несколько съязвить для разнообразия — рассказывая о своих встречах с принцем Уэльским, я постоянно называл его Тедди. И хоть звучало это явно хвастливо, мои собеседники приняли все как должное. Я был до такой степени изумлен, что не решился вывести их из заблуждения, в результате я сделался для них чем-то вроде божества. Они не отстают от меня, не прекращают расспрашивать. Как мне быть? Я совершенно теряюсь в их обществе. До этого мне ни разу в жизни не приходилось иметь дела с такими отъявленными идиотами. Разумеется, канонический тип известен всем, но эти, можете мне поверить, просто беспробудные. Я попытался оскорблять их, они даже не понимают, что их оскорбляют! Не знаю, что нужно сделать, чтобы их проняло, должно быть, турнуть с кресел и пихнуть посильнее коленом под зад.

7

Бывшая резиденция членов королевской семьи.

— Ну а миссис Лавридж? — сочувственно спросил Питер. — Как она...

— Между нами говоря, — сказал Джои, понижая голос до необязательного шепота — они с Питером были единственными собеседниками в курительной, — я бы не смог признаться в этом нашим более молодым коллегам, но, между нами говоря, жена моя — прелестная женщина. Просто надо ее получше узнать.

— Но, судя по всему, у меня нет такой возможности, — с усмешкой заметил Питер.

— Она такая женственная, такая возвышенная, такая... такая царственная женщина, — продолжал миниатюрный джентльмен с нарастающим пылом. — У нее только один недостаток — отсутствие чувства юмора.

Как уже говорилось, Питер взирал на сорокалетних мужчин как на мальчишек.

— Мой дорогой друг, что бы вас ни побудило...

— Я знаю... я все знаю, — перебил его незрелый собеседник. — В природе так специально устроено. Поджарые смазливые зануды женятся на коротышках со вздернутыми капризными носиками. А темпераментные коротышки вроде меня предпочитают женщин серьезных, высокомерных. Если бы все было наоборот, род человеческий состоял бы из устойчивых подвидов.

— Разумеется, если вы движимы чувством общественного долга...

— Не будьте идиотом, Питер Хоуп, — перебил его миниатюрный джентльмен. — Я люблю свою жену, как и она меня, и буду любить всегда. Я знаком с одной женщиной, которая обладает чувством юмора, и из двоих я предпочту ту, у которой его нет. Юнона — мой идеал женщины. Я готов перенести все превратности судьбы. Как можно видеть перед собой веселую щебетунью Юнону и не влюбиться в нее?

— Так вы готовы отказаться от всех своих старых друзей?

— Ни в коем случае! — в отчаянии воскликнул миниатюрный джентльмен. — Вы представить себе не можете, в какой ужас повергает меня лишь мысль об этом! Передайте им, чтоб набрались терпения. Я открыл секрет взаимоотношения с женщинами: с ними нельзя позволять себе резких действий.

Часы пробили пять.

— Теперь мне пора, — сказал Джои. — Прошу вас, Питер, не судите ее строго и передайте то же остальным. Она славная девочка. Вот увидите, она понравится и вам, и всем другим. Славная девочка! С одним лишь недостатком.

И Джои откланялся.

В тот вечер Питер старался изо всех сил изложить друзьям реальное положение вещей так, чтобы не набросить тень на миссис Лавридж. Задача была не из легких, и нельзя сказать, что Питер справился с ней наилучшим образом. Гнев и презрение по отношению к Джои обернулись жалостью к нему. Кроме того, члены Автолик-клуба испытали некоторое чувство досады в отношении себя самих.

— Да за кого принимает нас эта женщина? — воскликнул Сомервиль, адвокат без практики. — Неужто ей неизвестно, что мы обедаем с настоящими актерами и актрисами, что раз в год нас приглашают отобедать в Мэншен-Хаус [8] ?

— Неужто она не слышала о том, что существует аристократизм таланта? — в страхе вопрошал Малыш.

— Надо бы кому-то из нас перехватить эту женщину, — предложил Птенчик, — принудить ее вступить в короткую беседу. Я подумываю, чтобы предложить собственную кандидатуру.

8

Официальная резиденция лорд-мэра лондонского Сити с большим банкетным залом, где устраиваются официальные приемы.

Джек Херринг ничего не сказал и, казалось, о чем-то задумался.

На следующее утро Джек Херринг, по-прежнему пребывая в задумчивости, наведался в редакцию «Хорошего настроения», что на Крейн-Корт, и позаимствовал у мисс Рэмсботэм справочник аристократических семейств. Дня через три Джек Херринг походя заметил членам клуба, что накануне вечером он отобедал вместе с мистером и миссис Лавридж. Члены клуба вежливо дали Джеку Херрингу понять, что считают его вруном, и наперебой потребовали объяснений.

— Если бы я у них не был, — с убийственной логикой заметил Джек Херринг, — зачем бы мне вам об этом сообщать?

Подобный ответ вызвал раздражение у клуба, еще больше подогрев любопытство его членов. Трое, действуя в интересах общего дела, торжественно вызвались принять на веру все, что говорил Джек. Однако Джек Херринг почувствовал себя уязвленным.

— Если джентльмены бросают тень на репутацию им подобного...

— Мы не бросаем тень, — пояснил Сомервиль, адвокат без практики. — Мы просто сказали, что этого не может быть. Мы не сказали, что не верим вам вообще, речь идет о единичном случае. Если вы изложите нам подробности, содержащие очевидное правдоподобие, подкрепленные фактами, которые бы не чрезмерно противоречили друг другу, мы готовы отказаться от своих естественных подозрений и допустить, что ваше заявление точно соответствует истине.

— Как я был глуп! — сказал Джек Херринг. — Я полагал, что вас позабавит мой рассказ о том, что из себя представляет миссис Лавридж, о том, каков дядюшка миссис Лавридж. Воистину мисс Монтгомери, приятельница миссис Лавридж, — одна из удивительнейших женщин, каких мне приходилось встречать. Разумеется, это не ее настоящее имя. Но, как я уже сказал, я был глуп. Что вам эти люди — вы никогда не увидите, никогда не встретите их! Какой интерес они могут для вас представлять!

— Просто там забыли занавесить окна, и Джек вскарабкался на фонарь и оттуда подсматривал! — выдвинул свою гипотезу Малыш.

— Я снова обедаю с ними в субботу, — с вызовом произнес Джек Херринг. — Пусть кто-нибудь, только при условии, что не станет мне мешать, специально прогуляется вдоль Парка под сенью ограды и посмотрит, войду я в дом или нет. Мой экипаж подъедет к дверям в самом начале восьмого.

В качестве проверяющих вызвались отправиться Птенчик с Поэтом.

— Не возражаете, если мы прогуляемся чуть-чуть подольше на случай, если вас снова выставят за дверь? — спросил Птенчик.

— Что касается меня, то я нисколько не против, — отвечал Джек Херринг. — Только не загуливайся допоздна, мама будет волноваться.

— Это чистая правда! — позднее отчитывался Птенчик. — Дверь открыл лакей, и Джек сразу вошел внутрь. Мы прослонялись там с полчаса. Если только его не выдворили с черного хода, он говорит чистую правду.

— Он назвал себя? — спросил Сомервиль, покручивая ус.

— Нет, мы не слышали, поскольку слишком далеко находились, — пояснил Птенчик. — Но то, что это был Джек, точно; насчет этого не может быть никаких сомнений.