Тонкая грань

Момо вскочила на футоне и затравленно огляделась по сторонам, тяжело дыша. Сердце колотилось как сумасшедшее, а по лицу градом катился пот. Поняв, что в комнате она одна, девушка вновь увалилась на подушку.

Только сон. Всего лишь сон...

Эти сны преследовали Хинамори с самого их возвращения из мира живых после всей этой волокиты с баунто. И если сперва ничто не предвещало беды, и сны были даже приятными и легкими, то с месяц назад они постепенно начали становиться все мрачнее и мрачнее, превращаясь в кошмары, от которых не было спасенья.

Несмотря на то, что прошло уже довольно много времени, и в придачу в Готэй 13 было не принято подолгу оплакивать погибших товарищей, Момо все равно не могла выкинуть из головы Мабаши. Да и даже если ей этого хотелось, он все равно исправно являлся к ней во сне. Сначала это были милые сны и разговоры ни о чем. Они беседовали обо всякой ерунде, вообще не касаясь тех тем, которые волновали их во время эпопеи с баунто. А потом началось... Бесконечное напоминание, что он отдал за нее свою жизнь. И постоянные обвиняющие взгляды, когда он смотрел на нее во сне. И упреки. Постепенно прибавилось еще и то, что Мабаши заявлял, что ему совершенно не нравится быть мертвым, а посему Хинамори должна разделить его участь. И во сне Момо не могла оказать ему никакого сопротивления. Вернее не хотела оказывать. А бывали случаи, когда она просто была вынуждена лицезреть его смерть, а потом просыпаться от собственного вопля.

Вот и сейчас в голове все еще звучал его умоляющий крик о помощи, а картинка увиденного во сне так ясно стояла перед глазами, что Хинамори начинало казаться, что на самом деле сны и есть реальность, а остальное происходит так, между делом. Момо еще раз потрясла головой, чтобы прогнать видение, почувствовав, как по щеке покатилась горячая слеза, и поспешила ее смахнуть. Только этого не хватало!

Как ни странно, девушка ни с кем не говорила о своих кошмарах, что, в общем-то, было не слишком похоже на обычно открытую и искреннюю Момо. Но Хинамори почему-то была уверена, что это ее дело и должно оставаться таковым, пока не станет действительно серьезным. Да, по сути, и не с кем ей было делиться столь деликатными переживаниями. Йоко с головой погрузилась в дела Отряда, не хотелось бы отвлекать ее такими глупостями. У нее и без этого забот хватает. У Изуру их тоже ничуть не меньше. Из-за этой идиотской шумихи в связи с их с Йоко несуществующей помолвкой они оба были вынуждены чуть ли не баррикадироваться в кабинете лейтенанта, чтобы их оставили в покое. И хотя со временем народу надоело мусолить эту новость, да и стало всем ясно, что никакой помолвкой там не пахло с самого начала, Кира с Накамурой так привыкли сидеть в кабинете вдвоем, разбираясь с бесконечной бумажной волокитой, что не стали отказываться от этой привычки и после того, как страсти улеглись. Представить себя откровенничающей с Ренджи о своих снах Хинамори и вовсе не могла, слишком уж приземленным был парень для таких вещей. В придачу, из-за той встречи с Рукией он как с ума сошел, и Момо ни разу не видела его в свободное время нигде, кроме полигона, где его взашей гонял Шимура Юнами. Ну а приставать с такими делами к Йоши Хинамори просто стеснялась. В конце концов, Маэми была гораздо старше ее, и какое ей было дело до подобных проблем...

Разглядывая потолок, который за все эти полубессонные ночи надоел ей хуже горькой редьки, Хинамори оставалось только вздохнуть. Похоже, с этими делами ей придется разбираться в одиночку. Нашарив под подушкой медальон, который она стала класть туда с тех пор, как начались кошмары, Момо задумчиво покрутила золотой диск. Ничего необычного не наблюдалось. Даже и не скажешь, не зная заранее, что из этого ничем не примечательного с виду кулона может появиться настоящее оружие ничуть не хуже занпакто.

– Эй, Ризу, - негромко позвала Куклу Хинамори, про себя отмечая, что девушка, разговаривающая с медальоном, определенно может навести не на те мысли.
– Ризу? Ты ведь все еще там, я знаю. Ты не можешь разговаривать со мной, да?
– внезапно Момо снова почувствовала катящуюся по щеке слезу, а к горлу подступил неприятный ком.
– Хоть знак какой-нибудь подай, что слышишь меня. Ризу...

Находиться в этой комнате внезапно стало невыносимо, так что Хинамори, сжав в руке медальон, поднялась на ноги и тихо, стараясь, чтобы под ней не скрипнула ни одна половица, пошла в сторону кухни. В горле совершенно пересохло, и хотя бы глоток воды был необходим. Впрочем, вроде бы там еще были остатки чая.

Но оказалось, что Момо - не единственная, кому этой ночью не спится. Йоши тоже сидела на кухне и, попивая из пиалы не то чай, не то саке, читала лежащий на столе пухлый томик. При этом она не выглядела ни обеспокоенной, ни уставшей, словно для нее проводить ночь, сидя на кухне, а не спя в своей постели, самое обычное дело. На приход Момо Маэми никак не отреагировала, не отрываясь от книги. И только когда та налила из графина воды в стакан и принялась пить ее жадными глотками, Йоши подняла на нее взгляд.

– Не спится?
– коротко поинтересовалась она.

– Есть немного, - улыбнулась Хинамори, но баунто заметила, как тяжело далась девушке эта улыбка. Слишком знакомо все это выглядело. Много, очень много раз самой Йоши приходилось скрывать свою боль за такой же вымученной улыбкой. Впрочем, проблемы Момо ее не касались. К тому же, если она не рассказывает о них, не стоит тянуть из девочки жилы.
– А вы почему здесь, Йоши-сан?

Похоже, вернуться к книге так легко не получится. Но Хинамори, кажется, действительно спрашивает, потому что волнуется, а не потому, что этого требует этикет. Разговаривать о причинах своей бессонницы Маэми уж точно не хотела, поэтому лишь неопределенно передернула плечами.

– Тоже не спится, - произнесла она.

Вопреки ожиданиям, такой ответ Момо не удовлетворил, и отбывать в свою комнату, дабы снова попытаться заснуть, она не спешила. Вместо этого шинигами налила себе еще воды и села за стол напротив Йоши. Та, поняв, что почитать книгу ей сегодня уже вряд ли удастся, закрыла ее и вопросительно посмотрела на Момо. Дескать, давай, выкладывай, что хотела.

– У вас был плохой сон?
– осторожно спросила Хинамори, боясь ненароком задеть чужие чувства.

Но Йоши не изменилась в лице. Некоторое время она медлила с ответом, обдумывая свои слова. Хинамори ее не торопила, да, в общем-то, и не ждала ответа, помня, что Маэми не из тех, кто любит говорить о себе.

– Не совсем, - наконец покачала головой баунто и, встретив вопросительный взгляд Момо, добавила: - У меня многое на уме. Долго рассказывать.

Эти слова можно было бы истолковать и как "Сейчас неподходящее время об этом говорить", и как "Можешь спрашивать, если тебе интересно, я не возражаю". Но Хинамори предпочла остановиться на первом варианте.

– А у меня да, - неожиданно произнесла она и сама удивилась. Черт, ведь она с самого начала решила никого не грузить этими проблемами, так какого черта слова сорвались с языка сами?!

Но Йоши и глазом не моргнула, и на ее лице не появилось ни капли недовольства. Собственно, на нем вообще не появилось никаких эмоций. Как же в подобных ситуациях Момо ей завидовала... Девушка всеми силами уже давно старалась держать чувства и эмоции при себе, но в критических ситуациях они все равно были как на ладони, и противники так ясно видели ее мысли, словно те шли у нее на лбу бегущей строкой.

– Ты все еще переживаешь из-за Мабаши?
– спросила Маэми, бросив на Хинамори короткий взгляд.

И от этих слов у Момо перехватило дыхание. И тут же накатило просто несломимое желание рассказать все. О том, что она не может спать, потому что кошмары преследуют ее почти каждую ночь. О том, что она действительно не смогла смириться со смертью Мабаши, который умер у нее на руках да еще и фактически по ее вине. И о том, что из-за всего этого она не может толком сконцентрироваться на работе.