Тонкая красная линия

Появление Боша было не единственным событием в роте за эти три недели. Хотя, бесспорно, это событие было весьма важным, наложившим свой отпечаток на многие другие. Но не менее важным было также то, что в роте снова ввели боевую подготовку и вообще расписание занятий. Причем случилось все это еще до того, как пришел Бош. Основу всей подготовки составляли теперь занятия по действиям в морском десанте. Ходили слухи, что их должны перебросить в Австралию, где они пройдут дополнительный курс подготовки и переформирование. Однако вскоре даже самые наивные убедились, что все это одна болтовня. Особенно после того, как их посадили на десантные транспорты, вывезли в море, а потом тут же вернули назад и приказали отрабатывать десантирование на необорудованный берег. Было ясно, что никуда их не отправят, кроме как на север, высаживаться на островах Нью-Джорджия. У всех сразу упало настроение. Зато резко возросло потребление самогона.

Подготовка и без того шла ускоренными темпами, когда же в роту пришел Бош, она стала совсем сумасшедшей. Были оборудованы стрельбища, на которых ежедневно проводились усиленные занятия по огневой подготовке, каждые два-три дня устраивались учебные марш-броски; минометчики и пулеметные расчеты, которыми командовал молодой лейтенант, назначенный вместо Калпа, тоже не отставали, причем им все время выдавали боевые мины и патроны. В общем, сил и средств не жалели. А вот ночи проходили по-прежнему — все сидели группками под пальмами в ярком лунном свете, пили этот ужасный самогон и говорили, говорили, говорили… Главным образом, о женщинах.

Когда капитан Бош прибыл в роту и стал принимать дела у лейтенанта Джонни Криоу, он прежде всего собрал всех и произнес речь насчет самогона.

Это был плотный, решительный и уверенный в себе человек небольшого роста, лет под тридцать пять, одетый в отлично подогнанное полевое обмундирование. Было у него небольшое брюшко, но держал он его так, что оно казалось плоским и твердым, как у настоящего спортсмена. А посреди живота блестела, как звезда, надраенная пряжка. На левой стороне полевой рубашки красовалась колодка с ленточками, и все заметили, что там были и «Серебряная звезда» и «Пурпурное сердце» со звездочкой [16] .

16

При повторном награждении в американской армии вторая ленточка не выдается, а к первой прикрепляется бронзовая звездочка

Значит, он был дважды ранен. Поговаривали, что он был в Перл-Харборе во время налета [17] . Вест-Пойнта он не кончал, а опыт приобрел своим горбом, на практике. И данное назначение было его первой капитанской должностью.

— Я боев повидал не меньше, а может, и побольше вашего, — сказал он, обращаясь к роте. — Не скажу, чтобы все это, война я остальное, мне очень уж нравилось, но раз надо, значит, надо. Да и по правде говоря, не все на войне так уж и плохо… Мне известно, что вы тут готовите и пьете какую-то пакость. Меня это не касается. Хотите пить — пейте. Напивайтесь хоть до чертиков. Но при условии, что утром, к построению, каждый будет в строю и в полной боевой готовности. А если нет — пусть уж тогда на себя пеняет. Со мной дело будет иметь. Лично со мной! — Он сделал паузу, обвел глазами роту, всех стоявших перед ним и вокруг джипа, на котором он находился и который служил трибуной. — Мы ведь с вами теперь особое подразделение. И полк наш тоже особый. Вернее сказать, полка вообще больше нет, а есть полковая боевая группа. Это понятно? По правде сказать, слово это пока что еще не очень привычное, и мне оно не очень-то нравится. Но ничего, привыкнем. Стало быть, группа. И мы с вами тоже группа.

17

Имеется в виду налет японской авианосной авиации на военно-морскую базу США Перл-Харбор на Гавайских островах 7 декабря 1941 года.

Сказав это, он снова помолчал, словно собираясь с мыслями, а на самом деле для того, чтобы как-то настроить людей.

— Группа группой, — продолжал он, — а я все же человек семейный. Придерживаюсь семейных взглядов. И нравится вам это или нет, но я считаю, что мы с вами тут одна семья. Я вот, стало быть, ваш отец… — Он снова сделал явно артистическую паузу. — А сержант Уэлш, если хотите, мать. — Кто-то в строю негромко хихикнул. — Вы же все, опять повторяю, нравится вам это или нет, дети… Во всяком семействе может быть лишь один глава семьи. Разумеется, отец. Стало быть, это я. Отец — глава семьи, а мать управляет домом. Так везде принято, так и должно быть. Если кому-нибудь из вас захочется ко мне обратиться, милости просим. Но с другой стороны, поскольку я буду занят семейными делами, по пустякам прошу не беспокоить. Можете к матери обращаться. Это все! За исключением, пожалуй, вот еще чего… Сейчас у нас идет боевая подготовка. Это вам всем известно. Но я хочу добавить, что постараюсь сделать эту подготовку такой напряженной, как только можно, насколько мне это удастся. Будем все работать до седьмого пота. В том числе и я, разумеется. И все будет так, как на самом деле может случиться, как в бою. Не вам говорить, как там бывает. Так что прошу иметь в виду. Теперь все… За исключением еще одного… Хочу сказать, парни, будете вы за меня, я за вас горой буду. Всегда и везде. Перед любым и всяким. Кто бы там ни был… Японцы, американцы — все едино. Можете рассчитывать… — Он еще раз сделал паузу, потом бросил: — Вот теперь действительно все.

На протяжении всей речи этот невысокий и резкий человек ни разу не улыбнулся. Даже собственным шуточкам. Всем он вроде бы понравился. Даже Уэлшу. Может быть, не то чтобы понравился, но уважение вызвал. А для Уэлша и этого было не мало. Во всяком случае, он показался всем получше «охотника за славой» Бонда или его бледной тени — Криоу.

Так вот, стало быть, что за человек поведет их в бой на островах Нью-Джорджия.

Одному Беллу, стоявшему в задних рядах, новый ротный почему-то не пришелся по душе. Он даже вызвал у него какие-то смутные подозрения, причину которых Белл не мог понять. В конце концов, что можно требовать от человека? Ясно, что никак не больше того, что он может дать. А если при этом он окажется еще и хозяином своего слова, выполнит обещанное, так и совсем хорошо. И все же Беллу почему-то захотелось громко засмеяться и крикнуть: «Что вы все-таки имеете в виду?» Ему удалось подавить в себе это желание. За последние три недели Белл получил от жены семнадцать писем, и все они были теплые, сердечные, любящие. Тем не менее ему казалось, что все они написаны ею в один день, под воздействием неясного ему духовного импульса, написаны, заклеены в конверты и потом уложены в стопочку на столе, чтобы можно было не спеша отправлять по одному через пару дней. У него самого был такой случай в жизни — когда он еще учился в колледже, то написал вот так сразу несколько писем родителям, чтобы потом себя не затруднять. Что же касается речи Боша, то, во всяком случае, она была гораздо лучше другой, которую им пришлось выслушать несколько дней спустя.

Через два дня после того, как капитан Бош вступил в командование третьей ротой, бои на Гуадалканале были полностью закончены. Последние группы сопротивлявшихся японцев были перебиты или захвачены американцами, немногих вывезли сами японцы. Гуадалканал оказался полностью захваченным американцами. Этот день случайно совпал с днем производства командира полка в бригадные генералы, и, скорее по случаю именно этого события, а не окончания боев на острове, солдатам был предоставлен день отдыха. Предполагалось, что для них будет устроен даже праздничный обед с пивом за счет командира полка. Но потом, к сожалению, оказалось, что, во-первых, пиво было очень теплым, а во-вторых, его пришлось едва по банке на человека. Не исключено, что это оказало определенное влияние на то, как была выслушана речь бывшего полковника, а теперь новоиспеченного генерала.

Он был, конечно, здорово на взводе. Да и все старшие офицеры, сидевшие полукругом возле него на специальном помосте, сколоченном из досок, тоже. Отметили, видно, повышение. А ведь командир полка, теперь ставший генералом, даже когда был трезвым, не отличался способностью произносить речи. Когда ему предоставили слово, он медленно поднялся на ноги, постоял, покачиваясь и оглядывая всех вокруг (лицо у него было малиновое), и вдруг рявкнул, будто на плацу:

— Считаю, что звезду генеральскую добыли мне вы! Вот эт-то, — он осторожно дотронулся до погона, облизнув при этом нижнюю губу, — эт-то ваша заслуга, точ-чно… А теперь, нар-род, марш вперед! И добудьте такую же для полковника Граббе. — Сказав это, он плюхнулся на стул. Полк стоял молча, никто не аплодировал.

Полковник Граббе, новый командир полка, был чертовски схож с Джонни Криоу — такой же длинноносый, занудный и мерзкий тип. Он ограничился только тем, что выразил надежду оказаться не хуже своего предшественника, да еще предложил крикнуть здравицу в честь нового генерала. Здравица не получилась, хотя кто-то и попытался что-то крикнуть, вроде бы ироническое. Белл заявил, добавив, правда, что это его личное мнение, что ему от всего этого балагана только душу выворачивает, так он возмущен, и потихоньку выбрался из строя. Но возможно, что это просто сказалось теплое пиво. Несмотря на такую выходку, на следующий день Бош назначил его взводным сержантом.

Назначения вообще посыпались, словно листовки, которые сбрасывает японская авиация. Будто только и дожидались, когда Боша назначат. Сразу же были заполнены все вакансии, образовавшиеся после недавних боев. Надо сказать, что Бош не всегда делал то, что ему самому заблагорассудится, а иногда и советовался со взводными сержантами. Вакансий на этот раз было меньше, чем после боя за высоту «Танцующий слон». Если не считать тех двенадцати человек, что погибли в засаде, организованной «охотником за славой», рота потеряла убитыми только семь человек. Всего, значит, девятнадцать. Да и раненых тоже было немного — человек восемнадцать. Из этого числа сержантов было семь человек. Почему-то в бою за Була-Була и потом в кокосовых рощах оказался необычно высокий процент ранений в ноги. Специалисты пришли к выводу, что причиной этого явилось, скорее всего, крайнее истощение японских солдат, которые к этому времени были настолько измучены боями и слабы, что не могли даже винтовку поднять как следует. Так это или нет, но в третьей роте около половины всех раненых получили ранения в ноги. Одним из них оказался взводный сержант третьего взвода Фокс. Его-то место капитан Бош и отдал Джону Беллу. Что касается второй такой же вакансии, то она образовалась не в результате боевых потерь, а по иной причине, которая для всех явилась настоящим сюрпризом. По приказу, подписанному лично командиром дивизии (но подготовленному, разумеется, в штабе полка), сержант Калн был произведен во вторые лейтенанты. Для всей роты, может быть, за исключением только Джона Белла, это был первый в жизни случай, когда они явились свидетелями такого явного нарушения офицерской кастовой системы. Да, их «старая армия», судя по всему, начала давать трещины, коль скоро ее офицерские кадры стали пополняться таким способом. Калн был приведен к офицерской присяге и тут же убыл куда-то в другой полк. Его должность Бош отдал Чарли Дейлу, бывшему второму повару, у которого среди личного барахла хранилась глиняная кубышка, а в ней весело позвякивали золотые зубы и коронки, содранные им с мертвых японцев и являющиеся первым вкладом в его будущее благосостояние.

Взводным сержантом второго взвода остался Бек, но его помощник был ранен в бою за Була-Була, и эту должность Бош отдал Доллу, произведя его в штаб-сержанты. Были заполнены по цепочке и все другие вакансии.

А потом снова бесконечной чередой пошли занятия. На остров начало прибывать пополнение, прибыло оно и в роту, все это были зеленые юнцы, необученные новички, и впервые за долгое время третья рота оказалась укомплектованной полностью по штату. Новичков распихали по взводам и отделениям, стали гонять на стрельбище, обучать основам тактики, особенно в десантной операции. Их всех чохом окрестили «пушечным мясом» — так, как в свое время называли саму роту, и они с завистью глазели на ветеранов — Бека, Долла или Файфа, точь-в-точь, как когда-то Бек, Долл и Файф смотрели на берегу на бородатых морских пехотинцев. Но увы, им самим не суждено было долго оставаться бородатыми.