Тонкая линия

"Любезный Ползиков, поздравляю тебя с наградой храбрых. С самого детства ты был стоек, помню я, как ты с особенным искусством умел стоять на голове. Очень обрадовался я, узнав, что ты умеешь так же твердо стоять головою за Государя и Отечество. Посылаю тебе орден Св. Георгия. Спасибо Ползиков. Александр 16 февраля 1856 г." Нет конечно спору нет инженер-полковник Владимир Петрович Ползиков свой георгиевский крест заработал честно, но выходит чтобы заслужить внимание верховной власти требуется и еще кое-что специфическое. Посмеялись они тогда в своем кругу инженерной братии, когда Ползиков зачитал им это послание наследника престола, но горький осадок остался.

– Нет братцы мои, не быть мне генералом, я в акробатике не силен и на голове стоять не умею, не обучен таким фокусам…

"Странный человек!" – подумали в одно и то же время оба посетителя. Разговор их были неожиданно прерван появлением сапера-телеграфиста, который влетел в подземельный кабинет Романова и, запыхавшись, отрапортовал:

– Ваше высокоблагородие, снова идет француз контрминою, с третьего нумера доложили по связи, слышно работает!

Услышав слово "идет", Лев вообразил, что "враг идет на приступ", и хотел было бежать наверх, чтоб принять участие в схватке, но Романов его остановил:

– Куда вы спешите? Давайте послушаем сперва новую работу французов.

На удивление гостей, потянувшихся было к вешалке за саблями, подполковник никуда уходить не торопился. Прислонив к уху что-то вроде небольшой чашки, соединенной проводом с телеграфным аппаратом, он долго и внимательно прислушивался, одновременно манипулируя свободной рукой рычажками странного устройства, извлеченного по такому случаю из под стола.

– Далеко, еще саженей 40 до них будет, можно не торопиться… Вы что так на меня уставились господа офицеры? 19 век на дворе давно! Это станция дистанционного прослушивания. – поспешил с объяснениями гостеприимный хозяин подземелья, – Я немного изменил для своих нужд конструкцию "звукового телеграфа" или "телефона" – так кажеться называет сию вещицу ее изобретатель. Полезнейшая штука получилась, теперь нет необходимости ползти каждый раз в мину, едва там шум вражеских работ заслышат. Для предварительной оценки вполне подходит, а точную мои молодцы на месте проделают.

Остаток дня Толстой вместе с приятелем провели у Романова, пока вновь попили чай, да поговорили на разные темы уже стемнело. Поднявшись на бастион и посмотрев на скрывающуюся в вечерней дымке панораму крепости он вспомнил наконец, что не все намеченное на сегодня исполнил, а завтра надо принимать полубатарею. Следовательно надо обязательно отыскать того нижнего чина телеграфиста, чье имя упоминалось в газетной заметке, на центральный телеграф возвращаться уже не хотелось, да и далеко… Лев решил еще раз заглянуть в штаб, может быть получиться там застать нужного человека. Проблуждав некоторое время в лабиринте траншей и ходов сообщений граф наконец с сумел добраться до штаба. Днем он уже побывал в этом просторном блиндаже, напоминавшем большую многокомнатную городскую квартиру поэтому сразу уверенно направился на узел связи, помещавшийся в одном из многочисленных закутков. От аппарата ему навстречу поднялся человек в солдатской шинели с погонами фельдфебеля. Чем то он напоминал Толстому его самого, сразу видна та же порода людей, как говаривал покойный дед: "крепких на кулак".

– Здравствуйте ваше благородие, Лев Николаевич, – приветствовал телеграфист гостя, – Турчанинов меня оповестил еще в обед, но только сейчас удалось вырваться, сегодня было слишком много дел.

– Зачем так официально? Меня пока только по имени величают, годами еще не вышел. – несколько опешил будущий великий русский писатель.

– Сам не знаю… так получилось, – и в самом деле Толстой для нашего современника, это Лев Николаевич, а не Лева.

Разговор у них вышел донельзя печальный, корнет о судьбе которого хотел разузнать граф, уже давно похоронен на городском кладбище, где обычно погребали погибших офицеров. Александр ничего не скрывая рассказал собеседнику о всех деталях той ночной драмы. Умолчал он только о том, что не сумел выполнить последнюю просьбу Петра, не смог написать ни строчки его родителям, пришлось доверить это дело штабным писарям, а те привычно напортачили…

– Так я и думал. Жаль мальчика, он даже за девицами еще не бегал кажется.

– Судьба Лев Николаевич, все под ней ходим, вы надолго к нам?

– Дают вылазочную полубатарею трехфунтовок, не знаю будет ли толк от столь малого калибра. Вы лучше поведайте, как тут дела обстоят, чай к штабу близки, а то мне как приезжему разобраться пока трудно.

– Как дела… как дела, хреново у нас дела… – Александр подошел к смотровой амбразуре где очередная ракета прочерчивала в вечернем небе огненный трек по направлению к Севастополю, – Смотрите сами, видите французы новые осадные батареи строят? Наполеон обещал прислать сюда триста крупнокалиберных мортир, вероятно первые уже прибыли на место.

– Но ведь штурмы, сколько их уже было, до сих пор удавалось отбить?

– Все верно ваше благородие, только вот последнего у нас почти не осталось пороха, слава богу, что погода испортилась и вышла передышка. Вот опять запустили ракету, в начале года они бросали на город десять в сутки, а теперь не меньше сотни. Пленные утверждают, что в Балаклаве построен целый завод по производству этой пакости и железная дорога проложена прямо до осадных позиций, чтобы боеприпасы подвозить.

– Полагаете не выдержим? Но как же так? В 1812 мы смогли отбить нашествие двунадеси языков, а тут придеться отступать?

– Они ученые теперь и вглубь полуострова за нами не пойдут. Уничтожат флот и Севастополь, собьют и все остальные укрепления по побережью и разорят города. Им что, военные припасы и пополнения подвозят морем, это намного быстрее чем на волах как у нас.

Лев ничего не возразил, неприятно конечно, фельдфебель прав – подвоз припасов по нашим дорогам на гужевой тяге уже давно превратился в головную боль военного ведомства. И никаких улучшений тут не предвиделось, железные дороги в России пока представлены в совершенно недостаточном количестве. Но обдумав последнюю фразу он все же решил возразить, слишком обидная перспектива вырисовывалась в итоге.

– Поговаривают, что накопим сил и тогда дело решиться в генеральном сражении? У нас в Бахчисарае по крайней мере с прошлого года ходят такие слухи.

– "Мильен штыков"? Забудьте ваше благородие, этот миллион тонким слоем размазан по всей России, значительную часть войск приходиться держать против Австрии и для защиты Петербурга. Их стронуть оттуда нельзя, иначе у наших "доброжелателей" могут появиться разные нехорошие прожекты, особенно насчет Питера.

– Разве к вам пополнения не присылают?

– А как же, недавно пришло ополчение, дедушки с бородами до пояса и топорами. Велика Россия, а людей похоже уже не осталось. А что до планов сражений, так вы же сами пишете: "Гладко было на бумаге…".

– Не ожидал, что до Севастополя так быстро доберется сие стихотворение, – Толстой даже обрадовался, что появилась возможность сменить тему разговора, – Я ведь только на прошлой неделе показал сослуживцам…

– Нам текст по телеграфу передали, ночью все равно линия свободна, – Сашка махнул рукой в сторону аппарата Морзе на столе, – Лишняя тренировка для телеграфистов, пусть повышают мастерство. Английские корреспонденты статьи для газет пересылают телеграфом, вот пусть и наши привыкают.

– Удивительно все же, так боюсь скоро и музыку будут передавать по медной проволоке?

– Может по проводам, может без оных, а может не только музыку, но и изображение. – Сашка порылся в ящике стола и извлек тоненькую самодельную тетрадочку, всего три тонких листика, кое-как склеенных по краю, – Вот посмотрите пожалуйста ваше благородие, один мой покойный приятель сочинил, слог у него правда своеобразный.

Уж сотый день врезаются гранаты В Малахов окровавленный курган, И рыжие британские солдаты Идут на штурм под хриплый барабан. … Холодная казенная бумага, Нелепая любимая земля…