Тонкая Стена:Крушение

В доме было тихо. Некоторое время я собирал по уголкам мозгов обрывки вчерашних мыслей и впечатлений и подсознательно ждал некоего просветления. Я не знал, что за мысль должна была меня посетить, но мне казалось, что в этой снежной тишине она обязательно найдет дорогу в мою непутевую голову.

И вдруг меня озарило. Несмотря на все обилие приключений, случившихся с нами до сих пор, наша поездка не складывалась. Не мог я увязать все выспренние разговоры Сента и Велимира о судьбах нашего мира с парой скромных пулек, найденных в схроне. Да и для наших досужих разговоров в Бремене совсем не обязательно было собирать такую бригаду.

Я понимал, что у нас была какая-то скрытая миссия, что нас послали сюда, чтобы мы сделали нечто большее, чем просто собирали доказательства и искали схроны. Интересно, знали ли нашу сверхзадачу Зигфрид и Мойша? Нет. Мойша - вряд ли. А вот Зигфрид - мог бы. Мог бы…Лестница натужно заскрипела под чьими-то тяжелыми шагами. Вот так вот. "Не буди лихо, пока оно тихо". В кухню вошел наш командир.

–  Не спится, практикант?
– прямо с порога бросил он.

–  Я выспался, Зигфрид.
– робко ответил я.

–  И чего сидишь?
– задал он вопрос, посмотрел в окно и сам себе ответил - Первый снег…Думаешь?

–  Думаю, - с некоторым облегчением ответил я.

–  От русинских тихих зим на мысли здорово тянет. Я поэтому к ним ездить и не люблю. Я - человек действия. А с годами думать тяжелее становится. Как начнешь наворачивать - хоть в петлю лезь.
– признался Зигфрид.
– И все-таки - чего надумал-то?

–  Вопрос у меня один есть. О наших путешествиях…

–  Хочешь спросить, зачем нас Хранители по всем этим городам и весям гоняют?

–  Д…д…да… - пораженно вымолвил я.
– Неужели вы не знаете?

–  Я не знаю, зачем здесь я. Вот этого я точно не знаю. Если исходить из того, что я зачем-то нужен, значит, мы будем не только следствие вести. Но для карательной операции группа у нас жидковата. Вот я и гадаю. Не вяжется ведь все, практикант?
– поднял на меня глаза Зигфрид.

–  Не вяжется, командир. Вообще, нас тут собрали каждой твари по паре. И на случай боя, и на случай механизм какой разобрать, и на случай зубы больные заговорить. Выходит, Хранители сами не знают, чего ожидать, да?
– спросил я.

–  Выходит, да. Вообще на такие поручения посылают, если либо изничтожить хотят, либо прославить немеряно. Ты как насчет того, чтобы умереть за Фатерлянд?
– ехидно поинтересовался Зигфрид.

–  Да не очень как-то впечатляет, - ответил я, размышляя, чем мне обернется моя честность.

–  Вот и я не очень. А вот насчет прославиться - всегда пожалуйста. Но пока я с русинами только позорился. Я потерпел от них единственное в своей жизни поражение на поле боя.

–  Я знаю. От Изъяслава.

–  Вот видишь, практикант. И ты уже знаешь. Я даже не спрашиваю, откуда. Поэтому для меня здесь, как говорится, край. Отсюда мне либо, как папеньке, великому воину, дорога в берлинские кабаки, либо к славе. Поэтому требовать с вас буду нещадно.
– по ходу фразы голос у Зигфрида наливался металлом.

–  Я и сам понимаю, - пробормотал я.

–  Ничего ты не понимаешь, Шамтор. У меня приказ - для нашей миссии мелочей нет.

–  Зигфрид, но…- попытался возразить я.

–  Я не понимаю, что там происходит наверху, но знаю, что мы здесь не просто так. Каждая деталь, каждая, Шамтор, важна. И не надо тут киснуть. Иди, умывайся. Я пошел будить остальных, - поставил Зигфрид точку в нашей нечаянной беседе у очага.

Когда я вернулся из сеней, в доме уже царило немного бестолковая утренняя суета. Среди этого бедлама Зигфрид излучал спокойствие и уверенность. Лицо у него дернулось только один раз, когда мимо него, величаво поводя бедрами, проплыла в сторону выхода Хельга в короткой холщовой рубашке. Он некоторое время провожал ее глазами, а потом изрек:

–  Хельга, давай побыстрее. А то мы до Городища совсем не доедем.

–  А нам туда сильно надо?
– хихикнула из-за двери наша связистка.

–  Сильно. Очень сильно. Короче, у всех пять минут на сборы.

Через пять минут все сидели за столом. Не было только Любавы. Вдруг откуда-то потянуло вкусным запахом яичницы. Сначала в комнату вплыл огромный противень на длинной деревянной ручке, а за ним - и наша хозяйка.

–  Яйки… - она поставила на стол аппетитно шкворчащую еду.

–  Млеко - она на секунду снова скрылась за дверью и вытащила на свет божий четвертьведерный жбан молока.

–  Хлеб, масло - закончила она и тоже уселась на стол.

Я с изумлением осмотрел стол. Они, что, после этого работают? Таким обилием еды можно было накормить полкурса в Академии.

Тут вмешалась Хельга.

–  Кушай, Шамтор, кушай. Ты когда-нибудь ездил целый день по русинскому первопутку?

–  По чему?
– спросил я. Вот, собрались тут на мою голову!

–  По первому снегу.

–  Нет. А что в этом такого?

–  А то, что зарекаться в такие дни ни о чем нельзя. Можно самое простое дело полдня делать. Еще оголодаешь.

–  Правильно, Хельга,- поддержал Зигфрид.
– Я как раз хотел о делах поговорить. Значит так, сегодня мы осматриваем Муром. Завтра выезжаем в Городище. Путь это неблизкий, но там Федор испытывал свое таинственное оружие. Из этих посещений нам надо понять, есть ли у Федора еще тайные схроны или все оружие здесь, в Муроме. Потом докладываемся и…

–  И что?
– спросила Любава.

–  И ждем указаний.

–  А в Муроме как работаем? Как в Бремене?
– не стала Любава развивать критическую тему.

–  Да. Только у нас меньше времени.
– немного нервно ответил Зигфрид.

–  Командир, я не понимаю Куда мы так гоним? Мы ведь ничего не успеваем толком разузнать. Ползаем по заброшенным схронам, толком не раскручиваем подозреваемых. Мы куда-то спешим? Есть какое-то место, о котором ты знаешь и куда мы должны попасть к какому-то сроку?
– с напором заговорила Любава.

–  Нет.
– отрывисто бросил Зигфрид - Есть срок, в течение которого мы еще можем хоть что-то сделать. Хранители и сами знают, что мы уже опаздываем. Это как горная лавина. Если она пройдет самые узкие горловины, где ее еще можно задержать и вырвется на простор, все. Лагенвельту конец. Все, что мы узнаем в наших странствиях, используется для того, чтобы в один прекрасный день у войск Ганса не осталось ни одной пули, а у Федора - ни одного "небесного огня". И тогда история выправит сама себя.