Тонкая темная линия

Фуркейд отклонился назад, Анни отступила на шаг, как будто они оба почувствовали это странное притяжение. Он стянул майку и бросил на пол. Его широкую грудь с рельефными мышцами покрывали густые темные волосы, узкой дорожкой спускавшиеся по плоскому животу и пропадавшие за поясом джинсов.

Анни тяжело сглотнула и отошла к раковине.

– Я жду объяснений, – напомнила она, подождала еще немного, пока раковина наполнилась водой, и намочила губку.

– Я поехал повидаться с Маркотом. Его друг неверно воспринял мой визит.

– Могу себе представить. – Анни осторожно смыла кровь со ссадины на щеке Ника. – Я уверена, что ты, как всегда, был просто очарователен – с упорством параноика обвинил его во всех смертных грехах и назвал дьяволом во плоти. Что вообще ты там делал? Ты нашел что-то в телефонных счетах Донни?

– Нет, но мне не понравилось, что вокруг этого дела как будто витает запах Маркота. Я хотел проверить его клетку.

– И вместо этого получил по морде. Неосторожно с твоей стороны.

Так оно и было. Фуркейд тысячу раз повторил это себе во время дороги домой, показавшейся ему бесконечной. Он был упрям и к тому же просто переставал соображать, когда речь заходила о Дювале Маркоте.

– Итак, кто тебя так разукрасил?

– Парочка костоломов из свиты Вика Ди Монти.

– Вик Ди Монти… Тот самый мафиозо?

– Верно. Ты попала в точку, ангелочек. Не думала, что такой уважаемый гражданин, как Маркот, водит дружбу с подобными парнями, так? Да, на светском рауте ты их вместе не увидишь, черт побери.

Пока Анни смывала кровь с губки, Ник отпил немного виски. Огненная жидкость обожгла порезы на губах, оставленные осколками зубов, словно кислота впилась в пустой желудок, а потом наступило блаженное отупляющее ощущение тепла. Он сделал еще глоток.

– Здесь нужно наложить швы. – Анни озабоченно разглядывала его левую бровь.

Когда Фуркейд впервые заговорил о Маркоте, ей показалось, что он не в своем уме. Анни решила, что это всего лишь персонаж из прошлого, с которым Фуркейд не может расстаться и никому не показывает. Но если именно Маркот был тем покупателем, которого нашел Донни Бишон, и этот бизнесмен был связан с мафией… Возможно, Фуркейд совсем даже не псих.

– И что же сказал Маркот?

– Ничего. Но мне не понравилось его молчание.

– Но если Донни не общался с ним до убийства, то сделка между ними не может быть мотивом. А то, что Донни делает сейчас со своей долей, это его личное дело.

Ник схватил Анни за запястье и отвел ее руку в сторону от своего разбитого подбородка.

– Когда дьявол стучится в твою дверь, Туанетта, не поворачивайся к нему спиной только потому, что он опоздал на первый танец.

У Анни перехватило дыхание от его крепкой хватки, от бушевавшего в его глазах темного пламени.

– Я влезла в это дело, чтобы разобраться с убийством Памелы, – напомнила она. – Маркот – это твой демон, а не мой. Я даже не знаю, что он сделал, чтобы занять такое место в твоем сердце.

Она ведь только что сказала себе, что не хочет этого знать, и вот, пожалуйста, затаив дыхание ждет объяснений.

– Если мы партнеры… – прошептала она.

Наступила странно осязаемая напряженная тишина, прозрачная, словно вода. В воздухе повисло ожидание, и сразу стало тяжелее дышать, как будто в ванной комнате проскакивали электрические разряды. Нику хотелось бы знать, чувствует ли Анни то же, что и он. Тяжело вздохнув, он начал рассказывать:

– Я добивался справедливости. Маркот обрушил ее мне на голову, как чугунный утюг. Он показал мне систему правосудия с той стороны, где она запутанная и скользкая, как внутренности змеи.

– Ты считаешь, что это Маркот убил ту проститутку?

– Конечно, нет. Кенди Пармантэл убил Аллен Зандер. Маркот просто сделал так, что убийцу не наказали. И заодно разрушил мою карьеру.

– Почему он так поступил?

– Зандер женат на двоюродной сестре Маркота. Он сам по себе никто, пустое место, обычный белый воротничок. Этого парня бесила его работа, он разочаровался в браке и хотел выместить это на ком-нибудь. Четырнадцатилетнюю проститутку, продававшую себя за кусок хлеба, он бросил мертвой на улице, словно отбросы. А Дюваль Маркогвсе это прикрыл.

– Ты уверен в этом? – осторожно поинтересовалась Анни. – Или только предполагаешь?

– Я знаю, но не могу этого доказать. Я пытался, но каждая моя попытка оборачивалась против меня. Теперь я не подкладывал улики и не терял отчеты экспертов.

– Никому не показалось странным такое количество ошибок в одном деле?

– Всем было плевать. Что такое еще одна убитая шлюха? И потом все не выглядело таким уж нарочитым. Просто кое-какая мелочь пропала здесь, чего-то не досчитались там.

– Но ты же не один расследовал это дело? А как же твой напарник?

– У него ребенок болен лейкемией. Как ты думаешь, что его волновало больше – его сын или какая-то мертвая потаскуха? Я оказался один на один с Маркотом, и он сломал меня, будто былинку, а я не смог ничего доказать. Чем больше я поднимал шума, тем большим кретином выглядел.

Фуркейд поморщился, протянул руку и достал из кармана куртки сигареты и зажигалку.

– Дюваль Маркот сделал такое ради какого-то хмыря вроде Зандера. Как ты думаешь, на что он способен ради Вика Ди Монти?

Анни присела на край ванны и опустила глаза. Фуркейд не рассказал ей ничего особенного. Просочившиеся из Нового Орлеана слухи утверждали, что он параноик, сумасшедший, пьяница, грубиян.

– Ты веришь мне, Туанетта? – спросил Ник.

Какое-то мгновение было слышно только жужжание мухи, бившейся о лампу дневного света рядом с аптечкой. Ника уже давно не волновало, верят ли ему. Не фактам и уликам, а лично ему.Он забыл об этой потребности, а тут вдруг странная надежда затеплилась у него в груди. Чужие, пальцы прикоснулись к нему, и это стало вмешательством и соблазном. Эта ситуация совершенно сбивала его с толку.

– Впрочем, это неважно. – Он затушил окурок о край раковины.

– Нет, важно, – не согласилась с ним Анни. – Конечно же, это имеет значение. – Она провела рукой по волосам, откинула их назад, вздохнула: – Ты должен был пройти через ад. Могу себе представить, что это такое. Теперь и я на собственной шкуре испытала, каково это – оказаться не на той стороне.

– И это все по моей вине? – Фуркейд протянул руку, чтобы коснуться ее подбородка. Улыбка у него вышла горькая и печальная. – Да, хорошенькая из нас с тобой парочка, верно?