Тонкий лед

— Бедненький, ма-аленький, ну и что, что этот гнусный жадина тебя подобрал, это же не значит, что ты всю жизнь должен жить у него. Пойдем жить к Мэгги, песик. Мэгги давно нужен такой большой, сильный сторож, совсем как ты. — Она положила Ромашку рядом с матерью и взяла другого щенка. — И ты тоже. Малыш, ты тоже пойдешь со мной.

— Хмм, Мэгги, опомнись, они еще слишком малы, их нельзя переносить с места на место. И потом, у них блохи. Ты же не хочешь, чтобы твой дом кишел насекомыми? Вот что: можешь выбрать одного, пока я не уехал.

Мэгги потянулась за третьим щенком, который был полностью поглощен едой.

— Если ты не успел дать ему имя, он будет Генри.

— Как скажешь. С этой минуты ее так и будут звать.

— Ты хочешь сказать, что Ромашка — мальчик?

— Он вообще похож на картинку из комикса. А по-твоему, он девочка?

Мэгги на миг со смехом прижалась к нему. На самый краткий миг, только чтобы разделить с ним радость. Сэм вздохнул, и его вздох пронзил ее горячим, плавящим лучом.

— Он будет носить платьица. По-моему, я ему понравилась, правда. Генри?

— У Генри хороший вкус.

Слеша скрыть смущение, Мэгги затараторила:

— Сэм, их нельзя разлучать с матерью, они слишком малы; с другой стороны, их нужно перенести туда, где тепло и сухо. Почему не ко мне? Во-первых, я завтра же отвезу их к ветеринару. Зачем тебе мучиться с оравой бездомных собак?

— Если бы я считал это мучением, я бы оставил их под дождем.

Не совсем, конечно, под дождем, а под «ровером», но это не имело значения.

— У меня гораздо теплее. Им необходимо тепло.

— Там дождь идет. Они вымокнут по дороге. Что бы он ни чувствовал к Мэгги, но чем больше она спорила, тем сильнее он утверждался в решимости оставить собак у себя. Ведь это он их нашел. Он и должен о них заботиться. И никто, даже Мэгги Дункан, не имеет права врываться и отнимать у него весь выводок.

Лампочка мигнула, угрожая в любой момент снова погаснуть. Сэм поднялся с колен, Мэгги за ним. Между ними снова возникла напряженность, и дело было не в ящике со щенками. Сэм понимал это. Мэгги — тоже. Стоило темно-карим глазам встретить теплый свет янтарных, как и Принцесса, и ее детеныши были тут же забыты.

Никогда еще Мэгги так глубоко не сознавала разницу между мужчиной и женщиной. Между этим мужчиной и всеми прочими, кого она когда-либо знала. И не то главное, что его непослушные седые кудри так странно контрастируют с загорелым лицом, что его черты так характерно жестки и слегка не правильны. Не то главное, что он высок, строен и широкоплеч. Главное, что он мужчина по самой сути своей. Мужчина, упрямый до крайности, отчаянно скрывающий тонкость и чувствительность души. Мужчина, по велению инстинкта устремляющийся на защиту слабых и неудачников. Даже Мэгги, хотя он едва был с ней знаком.

Мужчина, которого нельзя не полюбить, поняла Мэгги с упавшим сердцем.

— Ты нашел собак на моей земле, — продолжала она настаивать. — Значит, мне за них и отвечать.

— Оставь. Ты сама сказала, что твой здесь только дом, в котором ты живешь. И я, как арендатор…

— Арендатор! Никакого договора ты не подписывал, ты просто снял дом на месяц.

— Как лицо, проживающее на законных основаниях на территории, где были обнаружены данные беспородные особи, с полной ответственностью заявляю…

— Скажите пожалуйста, он заявляет! — Мэгги « склонилась в картинном поклоне, осознав свою ошибку только тогда, когда аромат его туалетной воды, смешанный с мускусным запахом щенков, достиг ее носа. — Ты даже согреть их не можешь. И чем их кормить — тоже не знаешь.

— Велика мудрость! А если ты такая умная, что все знаешь и все умеешь, почему сидишь в этой дыре с четырьмя спущенными шинами, без электричества и с кучей мусора во дворе? Ну, что скажешь?

Мэгги вскинула голову. И она считала его чувствительным? У него понимания не больше, чем у носорога.

— Мои шины в порядке…

— Это потому, что я их заменил!

— Сама бы справилась, — сердито парировала она. — И потом, электричество у меня есть, и во дворе чисто!

— Чисто? А этот тип, что испоганил твою дверь, а нынче утром звонил тебе и напугал до полусмерти?

— Не твое дело. Мои проблемы, сама решу.

— Ничего ты сама не решишь…

И вдруг он опомнился. Вот она стоит перед ним, уперев руки в бока, сверкая глазами… Сэм застонал.

— Мэгги, Мэгги, что мне с тобой делать? Не успела она ответить, как он обнял ее и прижал к себе, заглушая ее протесты поцелуем, в котором соединились гнев, жалость и желание. Она так ладно помещалась в его объятиях, хотя ее тело было напряжено и жестко, словно деревяшка… А он чувствовал себя так, будто пролежал в глубокой заморозке все три года. И сейчас лед начал таять, подспудные течения набирали силу, бесследно вымывая из его души боль, пустоту, отчаяние.

— Мэгги, ты нужна мне… Боже, как я тебя хочу, — хрипло шептал он.

Ее желание было не меньшим. Она застыла в ожидании, чувствуя напряжение каждого его мускула, его нетерпение. И свое нетерпение, столь же сильное. Его губы сладострастно скользили по ее губам, кончик языка вкушал их форму и полноту. Она чувствовала, как бьется и трепещет что-то в самой глубине его существа, разжигая в ней ответный трепет.

— Сэм, как это не вовремя… — слабо сопротивлялась она.

— Может быть, но это неизбежно. Неизбежно с того самого дня, как я тебя встретил. С того дня, как один парень посоветовал мне поехать на Дунканский перешеек на речке Аллигатор и я подумал, что именно там я найду то, что мне нужно. — Его рука скользнула по ее спине и сжала бедра. — Только я тогда не знал, что именно мне нужно. И лишь найдя, понял.

Мэгги неловко рванулась, пытаясь освободиться, но он не отпустил ее. Вместо этого он повел ее в гостиную, где было еще холоднее и бесприютнее, чем на кухне, если такое только возможно. Дешевая аляповатая мебель сиротливо жалась вокруг холодной печки, но ни Сэм, ни Мэгги этого не замечали. Они видели лишь друг друга, слышали только неумолчный шум дождя и свое частое, прерывистое дыхание.

Сэм опустил ее «на скрипучую пружинную кровать и накрыл своим телом. Оно было твердым и горячим, и Мэгги позабыла о холоде.