Тонкий слой лжи. Человек в дверном проеме

Прошло лет пять, может и больше. Однажды в баре облысевший Бакстер увидел, как в вертящуюся дверь вошел человек.

Не может быть!

Маленькие семенящие ножки. Жгучие глаза и стремительность.

Не может быть!

–  Билли!

Человек вздрогнул. Поискал глазами.

–  Билли!
– помог ему Бакстер.

–  О!
– Только и вымолвил Манчини и бросился к стойке.

Возникла неловкая пауза. Что делать? Расцеловаться? Глупо. Похлопать друг друга по плечу? Не те отношения.

–  Рад тебя видеть, Билли, - просто сказал Хаймен.

–  И я рад…

Сквозь матовую витрину улица казалась сумеречной, хотя солнце шпарило вовсю. Они долго говорили сначала ни о чем, потом подобрались к тому, что еще интересовало Бакстера. Он давно понял, что Билли и жена играли против него по крупному, понял, что похищение подстроили с одной лишь целью - выманить его деньги. Одного не мог понять Бакстер. Почему бы сразу не инсценировать похищение? Зачем понадобилась путаница с пляжем, шприцами, поездками? Из-за грошевой фермы?

–  Почему?
– Хаймен сжал худое плечо Манчини, по нездоровой коже, потертой одежде, по запаху безразличия, который исходил от Билли, чувствовалось, что и его жизнь не сложилась.

Манчини произносил слова с трудом, звуки едва теплились, как робко колеблется язычок пламени на выгоревшем фитиле, когда на дне спиртовки осталось всего две-три капли.

Вот уж Бакстер не думал, что все было так, как рассказал Манчини. Оказалось, друг и жена обманывали Бакстера давно. Ничего особенного. Такие вещи случаются сплошь и рядом, хотя Бакстер всегда считал, что жена друга неприкосновенна.

Манчини предложил Салли разыграть похищение и заполучить деньги Бакстера. Тут шло самое интересное. Оказалось, на первых парах Салли жалела мужа. Надо же! Бакстер даже вспотел.

Манчини гнул свое, он уговорил Салли, что Бакстер прожженный негодяй и, если она хочет знать, не остановится даже перед тем, чтобы угробить Салли. Она не верила, требовала доказательств.

Билли стал плести сети, подводить Бакстера к мысли расправиться с женой. Дело зашло слишком далеко. Оба увлеклись. Появились шприцы и средство, парализующее сердце…

Манчини вцепился в стойку, посмотрел на бывшего друга слезящимися глазами:

–  Когда мы предусмотрели совещание и то, что ты уйдешь через запасной выход и все другое, я достал средство. Помнишь? Ты еще колебался, и я подошел к окну, вроде хотел выбросить. Тогда, Хай, ты был другим, только казался мягким, я неплохо тебя знал, у тебя в те годы хваточка водилась о-го-го. Думал вначале достать тебе безобидное средство: глюкозу или просто дистиллированную воду. Потом встревожился. Вдруг проверишь препарат на зверюшках? Только не после, как сделал ты, а до… До поездки в Си-Кейп. Понимаешь? Вдруг схватишь меня за руку? Пришлось достать настоящее средство. Тут я сам себе затянул петлю. Сразу возник вопрос: на самом деле погубить Салли? Ужас. Дать задний ход? Не получалось. Ты уже разлетелся, как паровоз под парами…

Бакстер поежился, не без дрожи представил, в окружении каких людей прожил лучшие годы, ослабил узел галстука, любил эти бесполезные тряпичные хомуты по старой памяти. Снова всплыло воспоминание, сменившееся смятением: неужели он убил Салли? С кем же бежал Билли? С кем жил в его доме?

–  Дальше! Дальше что?
– Бакстер приподнялся на локтях.

–  Дальше?
– Манчини начал грызть ногти, такого раньше за ним не водилось.
– Меня надоумил один человек. Подменить Салли…

–  То есть как?
– Бакстер замотал головой.
– Кем подменить?

–  Другой женщиной.

Бакстер охнул. Значит он убил ни в чем не повинного человека. Но почему безымянная жертва согласилась сыграть роль Салли? Не знала, что ей грозит? Вынудили? Запугали? И когда они успели это провернуть? Как все было? Он отыскал Салли на пляже, потом полез в воду (Салли предложила!) и… Бакстер вспомнил нелепые носилки на пляже в ярде от шезлонга Салли. Получалось, пока он купался, они пересадили в шезлонг другую женщину, а Салли утащили.

–  Значит я убил человека?
– выдавил Бакстер.
– Все-таки убил?

Манчини стряхнул перхоть с плеча:

–  Никого ты не убил. Дослушай. Один тип, когда я ему вес рассказал, надоумил меня. Договориться в морге. Я кое-кого попросил. Сторожа-пьянчужку. Не одолжит ли он нам труп. Подходящий. Конечно, на время. Заплатили несколько монет. Подбирали тело, похожее на Салли. Пришлось подождать. Жара в те дни стояла страшная. Помнишь? Все рассчитали по секундам, тело прогрели на солнышке, чтобы тебя не отпугнул холод. У объекта (так между собой называли тело) давно наступило трупное окоченение, но я считал: ты будешь на таком взводе, что вряд ли на что обратишь внимание. Получилось сложнее. Мы репетировали каждое движение, каждый шаг. Помнишь, я отлучался в командировку? Мы не рассчитали. Труп на пляже - видно за версту, доска доской, ничего не гнется, страх да и только. Пришлось изготовить куклу. Вылитая Салли. Особенно под панамой. Сейчас это пара пустяков. Ты сразу хотел лететь, а я сказал: не к спеху. Делали муляж. Как только куклу получили, я тут же притащил тебе билет на самолет. Ты купался, куклу из носилок пересадили в шезлонг, а Салли в носилки. Ты ничего не заметил, действовал как заведенный. А вечером и труп пригодился, им заменили куклу. Я хотел, чтобы на пляже обнаружили мертвую женщину и напечатали о случившемся в газете. Зачем? Чтобы ошеломить тебя, сломать. Все так и вышло. Ты обезумел, когда услышал голос Салли. Пришлось повозиться. Деньги за так не заработаешь…

Бакстер вспомнил нелепую позу Салли на пляже, прикусил губу от омерзения.

–  А что с Салли?

Манчини пожал плечами, полез в карманы, потом словно что-то вспомнил - махнул рукой.

–  Года три таскал с собой копию медицинского заключения. Ей конец. Наркотики. Не перенесла увядания: постарела, подурнела. Помнишь, я предвидел… Помочь ничем нельзя. Поздно. Ее консультировал Роберт Миллер. Шишка из миннесотского университета. Дока по наркотикам. Подтвердил: конец.

Бакстер сразу смекнул, что Билли врет. Про Салли. Утешает себя. И его Салли использовала, как Хаймена, выжала до капли и вышвырнула, как банановую кожуру. Бакстер сразу догадался. Он словно в футе от себя увидел Салли, худенькую, подтянутую, в окружении галдящих поклонников.

Манчини нащупал в кармане бумагу, протянул Бакстеру.

–  Что это?
– Бакстер вертел бумагу с гербовыми печатями и грифами.

Манчини облизнул пересохшие губы, заерзал на стуле, и Бакстер успел подумать, что Билли проиграл еще больше, чем он, проиграл все, скатился на самое дно и теперь ему осталось последнее - сыграть в благородство. Бакстер даже порадовался собственной проницательности, когда все так и оказалось. Билли искал тихую гавань, покровительство и знал, что Бакстер, если не выплыл, то стоит на ногах.

Бакстер широко улыбнулся:

–  Что это?

–  Письменное признание под присягой с моей подписью. Тут все, что тогда произошло с нами, в подробностях. Крючкотворы называют аффидевит. Я здесь не случайно. Искал тебя, чтобы отдать. Это бумага отмоет тебя до бела. Ничего и не произошло по существу… так дурацкие шутки…

Манчини отколупнул кусок грязи от засаленных, вечность не глаженных брюк.

Бакстер пробежал бумагу. Отер лоб салфеткой. Бог мой! Все, как и рассказал Билли, слово в слово: подмена, укол, кукла, кража из морга… С такой бумагой он поднимется вновь. Даже, если только продаст право на описание своей жизни газете или кому из писак. Правда Манчини крышка. Лет на…