Тонкий тающий след
Шрифт:
Изначально в квартире, где все три одинаковые прямоугольные комнаты выходили в длинный коридор, ближайшее к входу помещение было маминым. Марина не очень интересовалась кухней, хозяйством и не вникала в дела дочери, зато была человеком легким и удобным в быту. Когда Надя привела в дом приятеля по художественной школе и объявила об его новом статусе жениха, мать без лишних вопросов согласилась, чтобы он жил в комнате Нади, а среднюю отдали ему под мастерскую: до вступления в Союз художников отдельного помещения Вадиму не полагалось, а уж потом он, конечно, куда-то переедет с работами, и в средней комнате, наверно, будет детская.
О том, что комната для малыша молодой семье понадобится достаточно скоро, Марина узнать не успела. Пока Надя готовилась сделать матери важное заявление, та внезапно сама огорошила молодых: выхожу замуж, уезжаю, чтобы вам, ребята, не мешать. Смертельная обида на то, что все это было проделано так быстро, решительно и «без учета мнения семьи», застыла в груди Нади холодным камнем, похожим на тот, над которым хлопочут
Надя тогда запретила отвечать на междугородние звонки. Проболталась бабушка, Галина Дмитриевна – для нее никогда не было проблемой указать непутевой дочери на ее очередную непоправимую ошибку. От новости о рожденном тайком от нее внуке Марина чуть не сошла с ума. Мгновенно примчалась из своей Чехии, но замки на Плющихе уже заменили, на телефон никто не отвечал, а молодые родители и новенький малыш были по причине дачного времени неизвестно где. И родная мать непутевой Марины, она же Надина бабушка и Лешина прабабушка, наотрез отказалась говорить своей дочери, где они прячутся. Принципиальность – это у нас генетическое, говорила она с горькой гордостью. Помыкавшись пару недель, Марина уехала. Никто из семьи даже не знал, где она ночевала в тот приезд в Москву.
Потом Марина бывала в Москве еще несколько раз, и постепенно даже какой-то контакт наладился: Галина Дмитриевна отвозила правнука на свидания с ней в парке или кафе-мороженом, иногда к Лешке присоединялся Вадим, и так вот, через посредников, мать и дочь узнавали друг о друге. Общаться с матерью Надя не хотела ни за что. И подарки принимать запретила.
Она даже ремонт сделала так, чтобы в доме не оставалось следов Марины: только темные полы из натурального дерева, белые стены, метлахская плитка с геометрическим узором, серая и белая мебель. При матери здесь все было иначе. Она обожала яркие краски, мастерски с ними обращалась, и все помещения в старой квартире были похожи на декорации к театральному спектаклю вроде «Принцессы Турандот»: экзотично и пестро выкрашенные, забитые бесконечными безделушками, привезенными друзьями и знакомыми из дальних странствий, подушками и пледами, статуэтками и книгами, огромной коллекцией разноцветных необычных бутылок. Надя вычистила все. Ну, почти все – некоторые вещи попали под защиту Вадима, который до поры до времени сдержанно симпатизировал Марине, и упокоились на антресолях, потому что могли служить реквизитом для учебных натюрмортов.
Шкатулка, которая сейчас стояла на узком белом столике, была частью той, прежней жизни и смотрелась в Надиной комнате чуждо и странно, как клоун в больнице. Про шкатулку когда-то говорили, что ее привез Марине из Марокко Надин отец, о котором она больше, можно сказать, не знала ничего. Мать говорила, что он «был невероятно красив», а бабушка уверяла, что ничего не помнит об этом мерзавце, потому что Марина их едва познакомила, прежде чем он исчез. Фамилия у Нади была по матери, и отчество тоже: обе Юрьевны. Лишь по косвенным признакам можно было догадаться, что, видимо, он был блондин: иначе сложно понять, как у огненно-черноволосой Марины появилась девочка такого сдержанного, тонкого колорита, как Надя. Фигурой она тоже была не в мать: присущая Наде хрупкость, по-видимому, тоже была подарком загадочного мерзавца.
Так, надо заняться делом. Ленка же не отстанет, пока я не посмотрю этот вебинар. Ленку нужно слушаться, иначе на споры с ней уйдет все время, которого и так нет.
Надя сдвинула шкатулку вглубь стола, уселась на простой стульчик и открыла крышку ноутбука. Платформа для прохождения онлайн-курсов узнала ее сразу: Надя училась постоянно, самому разному, прилежно доводила каждый курс до финала и получала сертификаты, некоторые из которых даже распечатывала и вешала на стенку. Риторика, навыки самопрезентации, методики ведения переговоров, улучшение памяти, скорочтение и конечно, неизменный и совершенно не нужный в ее жизни английский – который она учила просто потому, что его незнание занозой сидело в мозгу со школьных лет. Ленка тоже любила учиться, но ее направления были другими: она интересовалась психологией, модой, кулинарией, методиками соблазнения разной степени целомудренности, а в последнее время внезапно увлеклась дизайном. Тебе, говорила она Наде, сам бог велел все это изучать, у тебя ж два курса Суриковского! Все основы знаешь. Надя отказывалась даже говорить на эти темы: это все было давно и неправда. И вообще, у меня муж художник, он ничего такого дизайнерского с курсов дома не потерпит, у нас, думаешь, почему все стены белые? Борьба с излишествами.
Но в последнее время Надя начала больше прислушиваться к институтской подруге, которая была хоть и любимая, самая близкая, но все же совершенно иная по привычкам, целям, внешности, всему. Их объединяла давнишняя дружба, настолько тесная, что Ленка иногда называла Надю своей сестрой. И в качестве такой вот самой близкой на свете женщины она в какой-то момент начала потихоньку, исподволь, но достаточно настойчиво интересоваться семейной жизнью
Нади. И делиться женскими хитростями, потому что некоторые проблемы у Невельских действительно были. Даже не проблемы, так, проблески. Какой-то холодок, то ли от усталости, то ли просто слишком привыкли друг к другу… Обмен опытом выглядел странновато: Ленка была хронически одинокая и страстно мечтала завести себе мужчину (она даже это нейтральное, в принципе, слово выговаривала с некоторым нажимом). А у Нади был один на всю жизнь Вадим, с которым познакомились в двенадцать, поженились в двадцать один, и с тех пор еще двадцать лет прожили, и еще дважды по столько проживут. С другой стороны, именно из-за этой стабильности Надя могла потерять нюх, хватку и что там еще надо, чтобы муж пореже ночевал на диване? А у Ленки – постоянная практика: если не роман на работе, так флирт на сайтах знакомств или кастинг в брачном агентстве.Тренинг, который подруга подарила Наде на день рождения, назывался «Достигая невозможного» и включал в себя вебинары «по всем важнейшим аспектам успеха современной женщины». Первый вебинар был посвящен раскрытию потенциала женственности: «Я как это увидела, – ласково ворковала Ленка, – сразу о тебе подумала, моя радость. И решила тебе подарить этот курс».
Запустив видео, Надя приготовилась к долгому вступлению, но видимо, из-за того, что курс был платный, лектор почти сразу перешла к делу. У современных женщин, часто вынужденных выполнять мужские функции, не остается времени на себя. Надя кивнула. Женственность, которая дает нам истинную силу, в наши дни нужно культивировать сознательно и раскрывать через ежедневные ритуалы и смену привычек. Эту часть можно было даже не записывать: ну куда ж без ритуалов и привычек, это теперь во всех курсах, как под копирку, повторяется. Лектор давала материал щедро: показывала слайды с типами внешности, рассказывала о длине юбок и высоте каблуков. Понятно, что настоящая женщина без этого всего просто не бывает – но революционность данного тренинга была в том, что здесь разрешали, пусть изредка и по очень уважительной причине, иногда отказываться от каблуков. И даже юбку или платье можно было изредка заменить штанами – только чур, широкими, которые собирают энергию Матери-земли и направляют ее в половую чакру Садхистану. От чего совсем никак нельзя отказываться – это от украшений, длинных волос и их окрашивания.
Волосы, мысленно застонала Надя. Ее волосы были темой вечных препирательств между подругами. Ленка была убеждена, что сила женщины – в волосах, и много лет уговаривала Надю отрастить хотя бы каре. Но короткая стрижка, открывавшая уши и шею, была такой привычной, удобной, такой безупречно никакой, что Наде и думать было муторно о завивках и укладках. «Я же не мифический герой Самсон, Лен, ну в самом деле. Ты прямо как моя бабушка с этими волосами. Ну не люблю я длинные, не идут они мне», – отбивалась Надя. Единственное, в чем она уступила Ленке – начала красить волосы. Даже не красить, а тонировать в разные насыщенные и темные цвета типа красного дерева, махагона или бронзы. Нельзя сказать, что с такими волосами Надя себе больше нравилась – но в ней появлялась яркость, которой нельзя было добиться с природным «мышиным» оттенком, и эта яркость отлично сочеталась с деловыми костюмами по фигуре, которые она любила носить на работу: и удобно, и представительно. В деловой среде женщины должны выглядеть энергичными, напоминала себе Надя, и когда выбирала раз в пару недель оттенок шеллака на маникюре: что-то классическое и броское, типа «русского красного».
«Молодость – время максимального контраста во внешности. С возрастом контрастность уменьшается, поэтому ее надо воссоздавать, – объясняла лектор. – Украшения не только повышают контрастность, но и помогают обратить внимание окружающих на те детали внешности, которые вы хотите подчеркнуть. Используйте украшения, чтобы направить взгляды мужчин в правильном направлении и помочь раскрыться потенциалу вашей внутренней Венеры».
Ох, мамочки. Внутренняя Венера. Ну кто в здравом уме может во все это верить? Хотя, может, я поэтому и не верю, что моя Венера крепко спит? Надо хотя бы попробовать. Надя придвинула к себе шкатулку и открыла крышку.
Длинные подвижные серьги в виде металлических павлиньих перьев. Золотистые в виде округлых палитр, из которых торчат кисточки – что это, латунь? Эмалевые серьги, похожие на кометы с переливающимися розовато-зелеными головками и хвостами. Длинные проволочные капли с матовыми металлическими шариками в нижних петлях. Еще одни, из какого-то прозрачного стекла русалочьего серо-зеленого оттенка: на металлической цепочке шарик, ниже шарик побольше и внизу капля. Надя подошла к шкафу, достала шейный платок и вернувшись, постелила его на столик. Лектор перешла к советам о подборе украшений по типу лица, и Надя, слушая вполуха, вынимала предметы один за другим и выкладывала на платок. Серьги. Еще серьги. Браслет. Цепь с подвесками – надо же, какая необычная. Еще браслет. Мама носила их парами, вспомнила Надя, совсем как у Лермонтова в «Маскараде». Заколки с камушками – у матери была буйная шевелюра, и хотя она всегда стриглась довольно коротко, заколки в черных волосах мелькали часто. Бисерный чокер с бахромой – очень тонкая работа, кажется, его привезли из Венгрии. Плетеный поясок из очень тонкой, потемневшей от времени золотистой проволоки с пряжкой в виде змеиной головы, два зеленых каменных глазка. Она машинально примерила поясок на себя – сошелся, даже с запасом. Колье из самоцветов: диски из камней отполированы и нанизаны группами, перемежающимися резными металлическими бусинами.