ТОП сериал 1978

— В таком деле бы обязательно одобрил, — крякнул Лебедев, а затем убеждённо, словно бы выступал на партсобрании, заговорил: — Сейчас, товарищ Васин, на тебе слишком много завязано. Ты сам этого хотел. И нужно отдать тебе должное — ты этого добился! Так что помни — на тебе теперь лежит огромная ответственность! А значит, ты должен сделать всё, чтобы немка была довольна.

— Бред какой-то, — прошептал я и невольно обречённо добавил, словно отвечал не мидовцу, а учительнице-экзаменаторше, которая так любила Анну Каренину: — Пишется через дефис...

— И никакой не бред, — начал было говорить Лебедев, но закончить свою мысль не успел.

Открылась дверь и посольский секретарь сказал, что связь с ФРГ установлена.

— Не подведи, — прошептал мидовец, снял трубку, и вероятно, мысленно перекрестившись, предал её мне. — Говори.

— Алло, — сказал я, морщась от вполне закономерного потрескивания в трубке.

— Саша, это ты? — прошуршали в ответ.

— Привет, Марта.

— Привет. Саша, я так хотела с тобой поговорить. Как у тебя дела?

— Нормально. Ты как? — проявил участие я под одобрительный взгляд мидовца.

— Плохо. Почему ты не звонишь? — хлюпнула носом собеседница.

— Может быть, потому, что я нахожусь на другом краю Земли? Как думаешь, это уважительная причина?

— Васин! Помягче! Ты чего творишь-то?! — мгновенно зашипел Лебедев.

— Да ничего я не творю, — отодвинул я трубку от уха и раздражительно прошептал мидовцу ответ: — Нормально разговариваю. Не лезьте! Не нравится? Разговаривайте сами!!

— Поласковее! Нежно!!

— Да и так норм, — буркнул я, сморщился от негодования, а затем, состроив улыбку на лице, нарочито елейным голосом перебив что-то говорившую девушку, поднёс трубку к уху и произнёс: — Дорогая, как там поживает уважаемый герр Вебер?

— Кто? Папа? Папа хорошо! Но я хотела бы поговорить с тобой о нас.

— Я тоже. Но о нашем дорогом и уважаемом папе не спросить я не имел права! — решил не запутывать я немчуру, и, удовлетворённо посмотрев на схватившегося за голову Лебедева, продолжил: — Кстати, я тебе песни записал. Ты уже в курсе?

— Да. Спасибо большое. Мне сказали, что скоро мне их покажут. Я верю, что они замечательные, как и все твои песни, — лестно отозвалась девушка.

— Я тоже, — выразил питающий надежду юноша и на этой замечательной ноте решил заканчивать разговор: — Ладно, Марта, пока. Буду на гастролях в ваших краях, обязательно забегу.

— Васин, ты чего! — зашипел Лебедев. — Говори с ней! Скажи ей что-нибудь хорошее!

— Саша, ты что? — словно услышав мидовца, вторила ему девица. — Мы же ещё не поговорили.

— Н-да? — хмыкнул я. — А я думал, что поговорили.

— Конечно же нет! Мы не поговорили о ребёнке!

— Ну да, ребёнок, — согласился я, прикидывая, что по этому поводу можно сказать. С другой стороны, девочка была беременна и лишняя нервотрепки ни ей, ни будущему малышу были абсолютно не нужны. Поэтому:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо! Только плачу постоянно.

— Зачем ты плачешь?

— Затем, что я в смятении…

— Ты выпиваешь? — поинтересовался я, пытаясь понять, трезва она или нет.

— Уже нет. Мне сказали, что нельзя.

— Правильно тебе сказали — нельзя! А то это плохо отразится на ребёнке.

— Я знаю! Я уже неделю как держусь. Хотя нервы на пределе.

— У всех так, но тебе сейчас нужно крепиться.

— Я креплюсь. Но очень сложно. Я не знаю что делать.

— Аборт? — негромко брякнул я по-русски и, увидев в мгновение ока сделавшиеся безумными глаза Лебедева, тут же поправился: — Я говорю — хорошо.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Марта.

— Ничего. Говорю, что ты молодец, что взяла себя в руки. Так держать.

— Саша, я словно в мышеловке. Столько мыслей…. Мне нужно с кем-нибудь их обсудить.

— А разве ты их не обсудила с папой? — напомнил я.

— Обсудила, но это другое, — вновь хлюпнула носом собеседница. — Ты не можешь ко мне прилететь?

— Нет. Это исключено!

— Тогда я прилечу к тебе!

— Это тоже исключено. Тут нигде нет аэродрома, — наврал я, не моргнув глазом.

— Тогда я прилечу в США, а оттуда….

— Не надо! Я занят! — рявкнул я, боясь, что все мои планы пойдут коту под хвост, если эта «сантабарбара» не закончится в самое ближайшее время.

— Но я не знаю, что мне делать! Помоги мне!! — закричала немчура и зарыдала самыми горькими слезами.

Я ощутил, что ей действительно сложно, и, чтобы хоть как-то успокоить Марту, стал нести нежную белиберду, что, мол, всё будет хорошо, что, мол, я её одну не брошу, и что, мол, ни она, ни ребенок никогда ни в чём не будут нуждаться.

Эти незатейливые слова словно бы послужили спусковым механизмом, открывшим бездну девичьих переживаний.

В мгновение ока собеседница не выдержала и стала рыдать ещё сильнее. Бурный эмоциональный поток, невзирая на расстояние и постоянное шуршание, полился на меня как из ведра.

В тысячный раз клятвенно пообещав, что всё будет даже не отлично, а просто великолепно и намного лучше, чем было до этого, и, добавив, что обязательно позвоню на следующей неделе, наконец, повесил трубку и, полностью опустошённый, сел на стоящий рядом стул.

Лебедев протянул стакан воды, тяжело вздохнул, и сочувственно посмотрев на меня, произнёс:

— Вот так, брат Васин, любишь кататься, люби и саночки возить.

— Да ладно вам, — махнул я рукой, отчётливо понимая, что настроение у меня буквально на нуле.

— Ты в Санта-Крус-дель-Норте поедешь или тут останешься?

— Поеду домой, — тяжело поднялся я со стула. — Работать надо.

— Это ты правильно сказал. Это тебя отвлечёт, — согласился со мной Лебедев. — Сегодня я не приеду. Буду завтра утром. У меня тут переговоры срочные намечались с местными товарищами. Так что ты поезжай, а плёнки, что сегодня отсняли, отдашь Минаеву. Он их сюда привезёт.