Тор
Шрифт:
– Надо было его удержать, – сказал Вольштагг. Его обычное буйное настроение сменилось унынием.
– Его было не остановить, – сказала Сиф.
Фандрал согласился.
– Хорошо, что он только изгнан, а не мертв. А нас бы перебили, если бы охранник не донес Одину, где мы.
– Откуда охранник вообще узнал? – спросил Вольштагг.
Последовала пауза. Тогда Локи произнес: – Я сказал ему.
– Что? – Фандрал был потрясен.
– После нашего ухода он должен был идти к Одину, – сказал Локи. – Причем быстро, чтобы мы не успели дойти до Йотунхейма.
Вольштагг рассердился.
–
– Я спас наши жизни! – сказал Локи. – И жизнь Тора. Я даже представить не мог, что отец прогонит его за то, что он сделал.
Сиф, как всегда, уже нашла решение проблемы.
– Локи, теперь ты единственный, кто может помочь Тору, – сказала она. – Ты должен пойти к Всеотцу и убедить его изменить свое решение!
– А если мне это удастся, что тогда? – спросил Локи. – Я люблю Тора больше, чем каждый из вас, но вы же его знаете. Он опасен. Он безрассуден и заносчив. Видели, что он натворил сегодня? Этого ждет Асгард от своего царя?
Никто из них не хотел этого признавать, но Локи был прав. Он ждал, что они что-нибудь ему скажут. Когда они этого не сделали, он вышел из комнаты. Сиф и трое воинов смотрели ему вслед.
– Хоть он и говорит о благе Асгарда, сам же все время завидовал Тору, – сказала Сиф.
– Верно, но я все равно ему благодарен. Он спас наши жизни, – заметил Вольштагг.
Тогда заговорил Огун, который говорил крайне редко.
– Лафей сказал, что в чертоге Одина есть предатели.
– Почему каждый раз, когда ты решаешь заговорить, это должно быть что-то темное и зловещее? – пожаловался Фандрал.
– Повелитель магии мог легко провести трех Йотунов в Асгард, – продолжал Огун.
Остальные трое посмотрели на него, понимая, что он имеет в виду. Локи без проблем мог это сделать. У кого еще в Асгарде было больше причин? Но эта мысль была невыносима.
– Нет, конечно же нет, – мотал головой Вольштагг.
– Локи всегда был озорником, но сейчас ты говоришь совсем о другом, – добавил Фандрал.
Сиф была склонна согласиться с Огуном.
– Кто еще мог ускользнуть от взгляда Хеймдалля с помощью магии света и теней?
Вольштагг подумал о другом.
– Церемония была прервана как раз перед тем, как Тор был назван царем. Это было подозрительно вовремя.
– Мы должны пойти к Всеотцу, – решилась Сиф.
– И что мы ему скажем? – поинтересовался Фандрал. – Что его сын предал трон? Да, и кстати, Вы должны вернуть из изгнания Тора только потому, что мы этого хотим?
– Это наш долг, – настаивала Сиф. – Если наши подозрения верны, то весь Асгард в опасности.
Внизу, в подземелье, Локи начал понимать, о чем говорили Сиф и троица воинов. Они давно уже заподозрили его. Они никогда не доверяли ему. Мало кто из Асгардцев верил, что Локи заботится о благе царства, но они его не знали. Он всегда хотел угодить только Одину и доказать, что достоин трона.
Ледяной ларец стоял на пьедестале перед стальными воротами, за которыми скрывался Разрушитель. Локи
подошел к пьедесталу и обхватил его обеими руками.Когда он это сделал, синий цвет, который он впервые увидел в Йотунхейме, распростерся по его руке. Он ощутил глубокий холодок в своем теле, как будто что-то внутри него проснулось от прикосновения к ларцу.
Ворота, скрывающие Разрушителя, начали приоткрываться. Разрушитель выступил вперед, его пламя силы Одина начало пылать. Локи не обратил на это внимания. Он почувствовал, как холод распространяется по всему телу, вместе с синим цветом кожи. Он дошел до его лица, и Локи почувствовал, как что-то изменилось в нем, его глаза вспыхнули.
– Стой! – раздался повелительный голос из дальнего конца комнаты.
Локи обернулся и увидел отца. Позади себя он услышал, как Разрушитель остановился и отступил за ворота. Он снова появился перед воротами, прячась за ними. В глазах Одина была боль и сожаление.
– Я проклят? – спросил Локи. Ему нужны были ответы. Что с ним происходит?
– Нет, – ответил Один. – Поставь ларец на место.
Локи так и сделал, водрузив его назад на пьедестал. Когда он отпустил его, то почувствовал, как тепло снова разлилось по его телу. Он увидел, как синева исчезает с его кожи.
– Кто я такой? – спросил он.
– Ты мой сын, – ответил Один.
– А кто еще я кроме этого? – требовал ответа Локи. Он думал, что знает правду, но ему хотелось услышать ее от Одина. Но Один не мог ответить. Локи должен был сделать это за него.
– В тот день ты забрал из Йотунхейма не только ларец, не так ли?
Один посмотрел Локи прямо в глаза.
– Нет, – ответил он. Один вздохнул, понимая, что ему придется рассказать всю историю. Опираясь на Гунгнира для поддержки, он начал:
– Когда битва закончилась, я вошел в храм и нашел там ребенка. Маленького для отпрыска великанов. Покинутого, страдающего, брошенного умирать. Это был сын Лафея.
Локи был ошеломлен этим открытием. Он был не просто Йотуном, а сыном царя Йотунов. Того самого царя, с которым он торговался за жизнь своих друзей?
– Сын Лафея. – повторил он, как будто, произнеся это вслух, он мог начать понимать смысл сказанного. – Зачем? Ты был по колено в Йотунской крови. Ты победил на войне. Зачем ты забрал меня с собой?
– Ты был невинным ребенком – сказал Один, но Локи, столь искусный в искусстве убеждения и лжи, знал, что это еще не все.
– Нет, ты взял меня с определенной целью, – сказал он. – С какой именно?
Один не ответил.
– Скажи мне! – Закричал Локи, умоляя узнать правду. Все, что, как ему казалось, он знал о себе и Всеотце, рушилось.
– Я думал, что однажды мы сможем объединить наши царства, создать союз, установить вечный мир с твоей помощью, – сказал Один. – Но эти планы больше не имеют значения.
– Значит, я всего лишь еще одна украденная реликвия, – с горечью произнес Локи. – Запертый здесь до тех пор, пока я тебе не понадоблюсь?
Один покачал головой.
– Почему ты искажаешь мои слова?
– Ты мог бы с самого начала сказать мне, кто я такой. Почему ты этого не сделал? – спросил Локи.
– Ты мой сын. Моя кровь. Я хотел всего лишь уберечь тебя от правды.