Торфъ
Шрифт:
Точно так же, как и Фёдор Иннокентьевич, Жан Яковлевич всем сердцем был предан литературе, но, с написанием стихотворных форм у него клеилось ещё меньше чем у Фёдора Иннокентьевича, посему Жан Яковлевич с упоением придавался прозе.
– Здрассссьте Вам! Проходите, любезнейший мой, прошу!
– Благодарю Жан Яковлевич, но я скорее всего, лишь на минутку заглянул. У нашего горячо любимого Порфирия Александровича сегодня совершенно внезапно приключилось оказия под названием – День Рождение. Представляете?
– Дык эта оказия уже пятый раз на моей памяти! И это лишь в этом году! Я уж молчу про прошлый!
– Но вы ведь понимаете дорогой мой
– Да неужели?
– Представьте себе, да!
– Снова пьянка?
– Ну что вы, Жан Яковлевич! Право! Ну какая пьянка? С коих пор творческие вечера стали называть пьянками?
– Ах.... творческие вечера… не дурно, не дурно вы все это завуалировали, в новой постановке – звучит весьма заманчиво! Почему же мы раньше их так не называли? Вы и впрямь считаете, что Порфирий Александрович устраивает свои дни рождения не ради хорошенько закинуть за воротник, а подразумевая под ними термин – « Творческий вечер»?
– Мне кажется, что это именно так, Жан Яковлевич! Так вы придёте? У меня кстати заготовлено несколько новых, весьма недурственных стихотворения!
– А вы умеете настоять! – Жан Яковлевич слегка прикрыл дверь, начав слегка подмерзать. Из одежды на нем были лишь валенки, растянутые временем семейные трусы и весьма замызганный цветастый халат очень отдалённо напоминающий классический Буряад дэгэл ( Традиционный Бурятский национальный костюм). – Кстати, а кто ещё будет присутствовать на этом творческом вечере? Марфа Ильинична? Владлен Аристархович?
– Разумеется! Я очень хотел что бы присутствовала ещё и Нина Александровна, но у неё приболела Машенька и они выбыли из нормальной жизни, как минимум на неделю…
– Как жаль! – В голосе Жана Яковлевича появились нотки сарказма. – Ведь Нина Александровна такая милая женщина, прям душка! А вот Машенька шумновата! Да и с воспитаем по моему немного промашка вышло, но это все из-за того что без участия отца растёт… Дикая совсем, бывало идёшь мимо, а она личико воротит, али вообще в сторону шагается, будто от нечистого!
– Да уж… тут вы правы отчасти....
– Да? – Жан Яковлевич подозрительно глянул на Фёдора Иннокентьевича поверх очков, но, не уловив подвоха в его лице, вопросил. – Так и во сколько начнётся ваш творческий вечер?
– А как темнеть начнёт, ровно в пять!
– О, уже скоро, однако! Тогда смею отклонятся, как вы видите, я пока в домашнем!
Козырнув на прощание, Жан Яковлевич скрылся за дверью, оставляя Фёдора Иннокентьевича в одиночестве.
Прекрасно. Культурная программа на вечер обеспечена, теперь самое время позаботиться о душе компании и главном её украшении – Женщине. Женщин в посёлке было две. Точнее три, но Машеньке было всего шестнадцать и претендовать на роль умудрённой жизнью дамы она пока ну никак не могла.
Посему в посёлке правили балом пышногрудая, румяная и обладавшая низким грудным голосом Марфа Ильинична, и её антагонист практически во всех вопросах – Нина Александровна. Сухощавая, с остро отточенными скулами, тонкими бледными пальцами и сутулая, словно дворовая собака. Голос у неё был визглив, слова выговаривались с запинкой и неприятным присвистом.
Кстати, характер у них был под стать внешности.
Марфа Ильинична – душа на распашку, заботушка, веселуша, певица! Со своим низким, густым, практически – Контральто, она с первых же нот вышибала слезы умиления у собравшейся мужской половины. «Бежит река», «Надежда», «Где-то на белом свете», как же она исполняла эти славные
песни, заслушаешься, не женщина – Богиня! Воинственная Валькирия спустившаяся прямиком с Вальхаллы на своём извергающем пламя коне.А вот Нина Александровна – грымза, зануда, скандалистка, и как её называли лишь жители посёлка – человек – «Ой». Из её «Ой» можно было составить целый цитатник самых пессимистичных фразочек. Ой – как же все надоело. Ой – как же дальше жить. Ой – что же будет завтра?
С какого боку не взгляни, веяло от Нины Александровны Вселенской тоской, и печалью, да так, что учуять их можно было аж за версту.
А ещё она была очень совестливая, к другим естественно. Как вам не совестно так поступать. Как вам не совестно так говорить? Да и вообще есть у вас совесть или нет, в конце-то концов?!
Именно поэтому Фёдор Иннокентьевич дюже не любил Нину Александровну, да и доченьку её – Машеньку, что была под стать мамаше, откровенно говоря так же недолюбливал. Может оно и к лучшему, что они не придут! Грешно конечно так говорить, неправильно, но, вовремя дочка у неё приболела.... Глянув издалека в сторону Нинкиной избы, Фёдор Иннокентьевич зачем-то перекрестился и двинулся в противоположную сторону. Следовало ещё заглянуть к Владлену Аристарховичу и вышеупомянутой Богине – Марфе Ильиничне.
«Владлен Аристархович»
Самое сладкое Фёдор Иннокентьевич решил оставить на последок, поэтому для начала решил заглянуть к Владлену Аристарховичу.
Прошмыгнув мимо засыпанной снегом поленницы Фёдор Иннокентьевич очутился у засыпанного снегом крыльца Владлена Аристарховичи. Несмотря на такое аристократическое имя, Владлен был что называется «Алкоголик – обыкновенный». Только не путайте пожалуйста этот термин с «Забулдыгой – запойным» или упаси Вас Господь «Пьянью – подзаборной». Начнём с того, что в Каменеостровске заборов не водилось в принципе, а что самое главное, не было столько спирту в наличии, что бы заработать статус Забулдыги и тем более Пьяни. Ну а Алкоголиком может каждый стать, тут и стараться-то сильно не нужно! Главное правило- пей с самого утра! В смысле – напейся с самого утра! Вот если перед приёмом пищи рюмочку – другую – это уже привычки из высшего общество! У них так принято – « для аппетита»! А у нас рюмка – другая может и за место обеда зайти!
Тут, тук,тук!
– Владлен Аристархович! Владлен Аристарховииииич! Ау, душа моя, вы дома, али на прогулке? Хотя какая к черту прогулка? Когда это Владлен Аристархович, здоровья ему богатырского, на прогулки хаживал?
Тук, тук, тук!!!
В избе послышалось старческое кашлянье, и после весьма продолжительной паузы дверь медленно отворилась, являя взору Фёдора Иннокентьевича весьма удручающую картину.
Небритая физиономия Владлена Аристарховича была красной словно варёная брюква и имела выражение такого горя и сострадания к самому себе, что перепуганный этим зрелищем Фёдор Иннокентьевич сам схватился за сердце.
– Что произошло голубчик?! На вас лица прямо нет!
Владлен Аристархович вперил взгляд своих маслянистых, подслеповатых глаз куда-то в район живота Фёдора Иннокентьевича и горестно выпалил.
– Все!
– Что, все? Давление? Сердце?
– Все! Абздец! – горестно махнув рукой, Владлен Аристархович ухватил корявыми пальцами Фёдора Иннокентьевича за лацкан телогрейки и потянул за собой внутрь дома. – Абздец! Тю-тю! Ай-ля-ля! Sie ist nicht mehr!!! ( Её больше нет! Немецкий)