Торговец пушками

Марокканская полиция – это средоточие государства. Представьте, что государство – это здоровенный детина в каком-нибудь баре, а население – плюгавенький мужичонка в том же самом баре. Представьте, что детина закатывает рукав футболки, оголяет татуированный бицепс и угрожающе рычит на плюгавенького: «Это ты разлил мое пиво?!»

Так вот, марокканская полиция и есть эта татуировка.

И для нас полиция бесспорно являлась проблемой. Уж чересчур много разновидностей, чересчур многочисленна каждая разновидность, и все они чересчур хорошо вооружены. В общем, одно сплошное чересчур.

Возможно, поэтому мы и нервничали. Возможно, поэтому пять дней назад Бенджамин – тихоня Бенджамин, обожавший шахматы и когда-то даже мечтавший стать раввином, – обозвал меня «вонючим козлом».

Мы сидели за большим столом, сооруженным на деревянных козлах, в школьной столовой, и дружно пережевывали таджин из баранины, приготовленный Сайрусом с Латифой. Настроения разговаривать ни у кого не было. «Светлые» весь день мастерили макет фасада консульства в натуральную величину, так что все вымотались и пахли лесопилкой.

Сейчас макет стоял сзади, словно декорация к школьному спектаклю, и кто-нибудь то и дело отрывался от еды и разглядывал его, прикидывая, удастся ли когда-нибудь увидеть оригинал. А если да, то удастся ли потом увидеть хоть что-то еще.

– Козел вонючий! – неожиданно рявкнул Бенджамин, вскакивая из-за стола.

Он выпрямился во весь рост, кулаки его то сжимались, то разжимались.

В столовой повисла гробовая тишина. Мы даже не сразу сообразили, на кого он смотрит.

– Как ты назвал меня? – переспросил Рикки, слегка выпрямляясь на стуле, – человек, которого не так-то просто завести, но страшный противник, если это удалось.

– Ты слышал.

Первое мгновение я даже не был уверен, то ли он хочет меня ударить, то ли вот-вот расплачется.

Я перевел взгляд на Франциско, надеясь, что тот велит Бенджамину сесть на место, или проваливать отсюда ко всем чертям, или сделать что-то еще, но Франциско просто смотрел на меня, продолжая усердно работать челюстями.

– Какого хрена?! Чего я тебе сделал?! – воскликнул Рикки, поворачиваясь к Бенджамину.

Но тот молча вращал глазами и сжимал кулаки, пока тишину не нарушил Хьюго, заметивший, что рагу получилось отменное. Все с благодарностью ухватились за брошенную приманку и наперебой зашумели, мол, да, точно, просто пальчики оближешь, и совсем даже не пересоленное. То есть все, кроме нас с Бенджамином. Он таращился на меня, я таращился на него, но, похоже, лишь он один знал, в чем тут дело.

Затем он развернулся кругом и демонстративно вышел из зала. Вскоре послышался металлический скрежет открываемых ворот и рычание ожившего мотора «лендровера».

Франциско не сводил с меня пристального взгляда.

С тех пор минуло пять дней. За это время Бенджамин даже выдавил пару улыбок в моем присутствии.

Подгтовка к операции близилась к завершению.

Мы разобрали макет, упаковали сумки, сожгли за собой мосты и прочли молитвы. Скорей бы уж!

Завтра утром, ровно в девять тридцать пять, Латифа обратится в американское консульство за визовой анкетой. В девять сорок туда же явимся мы с Бернардом – на прием к мистеру Роджеру Бучанану, торговому атташе. В девять сорок семь Франциско и Хьюго прикатят в консульство тележку с четырьмя большими пластиковыми бутылями минеральной воды и счетом, выписанным на имя Сильвии Хорват из консульского отдела.

Сильвия действительно заказывала воду – правда, без шести картонных коробок, на которых будут покоиться бутыли.

В девять пятьдесят пять – плюс-минус секунда – Сайрус и Бенджамин врежутся на «лендровере» в западную стену консульства.

– А это зачем? – спросил Соломон.

– Зачем – что?

– «Лендровер». – Соломон вынул изо рта карандаш и указал на чертежи: – Через стену все равно не прорваться. Там два фута толщины, железобетон и потом еще эти тумбы по всей длине. Я покачал головой:

– Это только для шума. Они врежутся в стену, заклинят сигнал, Бенджамин вывалится из водительской дверцы, вся рубашка в крови, а Сайрус начнет орать и звать на помощь. Чтобы как можно больше людей примчалось в западную часть здания, посмотреть, что там и как.

– А в консульстве есть медпункт?

– На первом этаже. Рядом с лестницей.

– Кто-нибудь умеет оказывать первую помощь?

– Весь американский персонал прошел курсы, но, вероятнее всего, это будет Джек.

– Джек?

– Веббер. Джек Веббер. Охранник консульства. Восемнадцать лет в морской пехоте США. «Беретта», девять миллиметров, на правом бедре.

Я замолчал. Я знал, о чем Соломон сейчас думает.

– И? – спросил он.

– Латифа принесет баллончик с нервно-паралитическим газом.

Соломон что-то пометил в блокноте – не торопясь, словно знал, что толку от его пометок все равно немного.

Я тоже знал это. И добавил:

– В сумочке у нее также будет «Микро-Узи».

Мы сидели во взятом напрокат «пежо» Соломона, припаркованном на какой-то возвышенности неподалеку от Ля-Сквала – осыпающегося сооружения восемнадцатого века, где когда-то размещался главный артиллерийский бастион, господствовавший над портом. Вид отсюда был чудный – настолько чудный, насколько можно найти в Касабланке, – но нам с Соломоном сейчас было не до видов.

– Ладно. А что там у вас? – спросил я, зажигая сигарету от Соломоновой панели. Я говорю «от панели», потому что большая ее часть вывалилась вместе с прикуривателем, так что пришлось собирать всю эту штуку обратно. Закончив сборку, я затянулся и попытался – без особого успеха – выпустить дым через открытое окошко.

Соломон продолжал изучать свои записи.

– Ну, вероятно, – начал подсказывать я, – в вентиляционных шахтах спрячется целая бригада марокканской полиции вместе с парнями из ЦРУ. Вероятно, стоит нам войти, как все они посыплются нам на голову и сообщат, что мы арестованы. Вероятно, вскоре после этого «Меч правосудия» и все, кто так или иначе с ним связан, окажутся в суде, здание которого, кстати, находится всего в паре сотен ярдов от кинотеатра. И вероятно, все пройдет без сучка без задоринки и без единой царапины.

Соломон сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. А затем начал тереть живот – картина, которой я не видел уже лет десять. Язва двенадцатиперстной кишки была единственным, что могло заставить Соломона перестать думать о работе.

Он посмотрел на меня:

– Меня отсылают домой.

Какое-то время мы смотрели друг на друга. А затем я рассмеялся. Нет, ситуация была вовсе не смешной – просто так получилось, что изо рта у меня вырвался именно смех.

– Ну еще бы, – сказал я, отсмеявшись. – Конечно же, тебя отсылают. Все очень даже логично.

– Томас. – По выражению его лица было заметно, как неприятен ему этот разговор.

– «Спасибо за отличную работу, мистер Соломон», – продолжал я, подражая голосу Рассела Барнса. – «Разумеется, мы хотели бы поблагодарить вас за ваш профессионализм и приверженность делу, но, надеюсь, вы не будете возражать, если с этого момента мы возьмем дело в свои руки». О, это просто изумительно!

– Томас, послушайте. – За последние тридцать секунд он уже дважды назвал меня Томасом. – Бегите отсюда. Бросайте все и бегите. Пожалуйста.