Торговец забвением

— В обычном патроне триста дробинок, — спокойно и нравоучительно произнес Риджер. — В отчете, который мы получили из больницы, сказано, что из вашей правой руки извлекли одиннадцать.

Я еще раз взглянул на смертоносную россыпь мелких черных горошин и вспомнил свой истерический рывок к двери. Подставил им локоть, на какую-то долю секунды…

Наибольшее скопление дробинок в дереве находилось примерно на уровне моей груди.

Глава 11

Миссис Пейлисси с Брайаном явились вовремя и принялись всячески выражать свое возмущение и ужас случившимся. Ничего не попишешь. Я попросил миссис Пейлисси открыть магазин, а Брайану приказал заняться уборкой. Сам же отправился во двор с одной-единственной целью — отсрочить неизбежные ответы на их встревоженные и назойливые расспросы.

Риджер все еще расхаживал там, что-то измерял и записывал в блокнот. И в конце концов наткнулся на темно-красное пятно на грязном бетоне.

И, нахмурившись, спросил:

— Это что? Кровь?

— Нет. Красное вино. Воры уронили здесь коробку с бутылками. Несколько разбилось, вино вылилось и просочилось сквозь картон.

Он огляделся по сторонам.

— А где сейчас эта коробка?

— В ванной, в раковине. Вчера вечером полицейский занес ее в дом.

Он сделал пометку в блокноте.

— Сержант?..

— Да? — Он поднял от блокнота глаза, голова оставалась опущенной.

— А вы… э-э… будете держать меня в курсе событий?

— Каких именно событий?

— Ну, к примеру, нашли вы фургон или нет. Обнаружили ли следы Пола Янга.

Он сумрачно оглядел меня с головы до пят, не решаясь отказать бесповоротно и сразу. Я почти физически ощущал терзавшие его сомнения и понимал их причину. Ответ же был типичным для него, уклончивым.

— Возможно, дадим вам знать позже, когда вы понадобитесь для процедуры опознания.

— Спасибо, — сказал я.

— Я ничего не обещаю, помните, — добавил он и снова уткнулся в блокнот.

— Естественно.

Закончив, он ушел, и тут миссис Пейлисси дала волю эмоциям, всем своим ахам и охам. Следует признать, миссис Пейлисси не была склонна к рыданиям и стенаниям и не нуждалась в нюхательных солях для успокоения. Глаза ее возбужденно и радостно блестели при одной мысли о том, какой потрясающей информацией она теперь располагает и каким захватывающим будет сегодня ее ленч с другом, дорожным патрульным, расцвеченный всеми этими бесконечными: «Ну разве это не ужасно?»

Лицо же Брайана сохраняло обычное озабоченное выражение, с которым он подметал, чистил и тер. А затем осведомился у меня, что делать с коробкой в ванной.

— Вынь целые бутылки, поставь просушиться, — распорядился я, и вскоре он пришел и сообщил, что все выполнено. Я пошел в ванную проверить и увидел их там, все восемь уцелевших бутылок «Сент Эмильона», взятых грабителями из-под стола.

Брайан сжимал в руке клочок бумаги и, похоже, не знал, что с ним делать.

— Что это у тебя? — спросил я.

— Не знаю. Нашел в коробке, — он протянул мне листок. Страничка, вырванная из блокнота, сложенная в центре пополам, довольно затертая и влажная, вся в пятнах от красного вина. Я прочел — сперва с некоторым недоумением, затем со все нарастающим интересом.

На бумаге твердым угловатым почерком было выведено следующее:

«ПЕРВОЕ

Все открытые бутылки вина.

ВТОРОЕ

Все бутылки с названиями:

«Сент Эмильон».

«Сент Эстеф».

«Волней».

«Нюи Сент Жорж».

«Вальполиселла».

«Макон».

ЕСЛИ БУДЕТ ВРЕМЯ

Крепкие спиртные и т. д. Любые.

ТЕМНЕЕТ В 6.30. СВЕТА НЕ ЗАЖИГАТЬ».

— Выбросить ее, мистер Бич? — услужливо осведомился Брайан.

— Можешь взять шесть батончиков «Марса», — сказал я.

Он так и расплылся в широкой ухмылке, так странно искривлявшей его большой рот, и потопал за мной в лавку в предвкушении вознаграждения.

Миссис Пейлисси, все еще пребывающая в радостном возбуждении, уверила, что она вполне справится, если я отлучусь минут на десять, пусть даже покупатель просто валом валит, а на полках, как всегда в понедельник, почти пусто. Я в свою очередь рассыпался в уверениях, сколь высоко ценю ее и прочее, и направился через дорогу к конторе одного знакомого юрисконсульта примерно моего возраста, который частенько покупал у меня вино по вечерам.

Ну конечно, я могу воспользоваться его ксероксом, сказал он. В любое время, сколько угодно.

Я сделал три четкие копии воровского списка, обнаруженного Брайаном, и вернулся в свою маленькую берлогу, размышляя по дороге о том, следует ли позвонить Риджеру немедленно или обождать. И в конце концов решил не звонить вовсе.

Брайан таскал коробки и ящики с виски, джином и шерри из кладовой в магазин, всякий раз на ходу сообщая, что именно несет, и всякий раз попадая в точку. Широкая его физиономия так и светилась гордостью и осознанием собственной значимости. Радость труда в чистом виде. Миссис Пейлисси, не переставая болтать, заполняла полки и стеллажи товаром, пять человек сделали заказы по телефону.

Держать авторучку оказалось неожиданно больно. Пальцы немели, мышцы предплечья ныли. Только тут до меня дошло, что почти все в эти дни я Делал левой рукой, включая поедание цыплят Санг Ли, но вот писать левой оказалось свыше моих сил. Пришлось, тихо чертыхаясь под нос, записывать заказы правой, а когда дело дошло до длиннющего списка для оптовиков, я напечатал его левой рукой На машинке. Никто не говорил мне, сколько понадобится времени на заживление ран. Сколько бы ни понадобилось — все будет долго.

Тем не менее утро мы пережили благополучно, и миссис Пейлисси с видом праведной страдалицы, согласилась объехать оптовиков с Брайаном.

Когда они удалились, я еще раз обошел свои поруганные владения, думая, что смогу настроиться на нужный лад и найти в себе силы позвонить поставщикам, восстановить запасы вина, восстановить окно… восстановить самоуважение, наконец. Ведь угодил я под выстрел только по своей собственной глупости. От этого никуда не деться. И все же в той ситуации мне казалось неестественным удалиться на цыпочках и позволить грабителям дальше заниматься своим черным делом. Так было бы мудрее, конечно. Особенно если оценивать ситуацию сейчас. Но тогда, в тот момент…