Торговый дом Домби и сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт

На основании таких замечаний можно заключить, что уважение капитана Катля к запасу инструментов было глубоко и что он не улавливал или почти не улавливал разницы между торговлей ими и их изобретением.

– Ах, – сказал он со вздохом, – прекрасная это штука иметь понятие о них. А впрочем, прекрасная штука – и ничего в них не понимать. Право же, я не знаю, что лучше. Так приятно сидеть здесь и чувствовать, что тебя могут взвесить, измерить, показать в увеличительном стекле, электризовать, поляризовать, черт знает что с тобой сделать, а каким образом – тебе неизвестно.

Ничто, кроме чудесной мадеры в соединении с благоприятным моментом (которым надлежало воспользоваться для усовершенствования и развития ума Уолтера), не могло бы развязать ему язык для произнесения этой удивительной речи. Казалось, он и сам был изумлен тем, как искусно его речь вскрыла источники молчаливого наслаждения, которое он испытывал вот уже десять лет, обедая по воскресеньям в этой гостиной. Затем он обрел рассудительность, взгрустнул, задумался и притих.

– Послушайте! – входя, воскликнул предмет его восхищения. – Прежде чем вы получите свой стакан грога, Нэд, мы должны покончить с этой бутылкой.

– Держись крепче! – сказал Нэд, наполняя свою рюмку. – Налейте-ка еще мальчику.

– Больше не надо, благодарю вас, дядя!

– Нет, нет, – сказал Соль, – еще немножко. Мы допьем, Нэд, эту бутылку в честь фирмы – фирмы Уолтера. Что ж, быть может, когда-нибудь он будет хозяином фирмы, одним из хозяев. Кто знает. Ричард Виттингтон женился на дочери своего хозяина.

– «Вернись, Виттингтон, лондонский лорд-мэр, и когда ты состаришься, то не покинешь его» [11] , – вставил капитан. – Уольр! Перелистай книгу, мой мальчик.

11

Капитан Катль объединяет в одной фразе упоминание о легенде, связанной с именем Ричарда (Дика) Виттингтона, и цитату из Библии.

– И хотя у мистера Домби нет дочери… – начал Соль.

– Нет, есть, дядя, – сказал мальчик, краснея и смеясь.

– Есть? – воскликнул старик. – Да, кажется, и в самом деле есть.

– Я знаю, что есть, – сказал мальчик. – Об этом говорили сегодня в конторе. И знаете ли, дядя и капитан Катль, – понизил он голос, – говорят, что он невзлюбил ее, и она живет без присмотра среди слуг, а он до такой степени поглощен мыслями о своем сыне, как компаньоне фирмы, что, хотя сын еще малютка, он хочет, чтобы баланс сводили чаще, чем раньше, и книги вели аккуратнее, чем это делалось прежде; видели даже (когда он думал, что никто его не видит), как он прогуливался в доках и смотрел на свои корабли, склады и все прочее, как будто радуясь тому, что всем этим он будет владеть вместе с сыном. Вот о чем говорят. Я-то, конечно, ничего не знаю.

– Как видите, он уже все о ней знает, – сказал мастер судовых инструментов.

– Вздор, дядя! – воскликнул мальчик, снова по-мальчишески краснея и смеясь. – Не могу же я не слушать того, что мне говорят!

– Боюсь, Нэд, что в настоящее время сын немного мешает нам, – сказал старик, поддерживая шутку.

– Изрядно мешает, – сказал капитан.

– А все-таки выпьем за его здоровье, – продолжал Соль. – Итак, пью за Домби и Сына.

– Отлично, дядя, – весело сказал мальчик. – Раз уж вы о ней упомянули и связали меня с нею и сказали, что я все о ней знаю, то я беру на себя смелость изменить тост. Итак, пью за Домби – и Сына – и Дочь!

Глава V Рост и крестины Поля

Маленький Поль, не потерпев никакого ущерба от млека и плоти Тудлей, с каждым днем набирался здоровья и сил. И с каждым днем все с большим рвением лелеяла его мисс Токс, чья преданность была столь высоко оценена мистером Домби, что он начал почитать ее женщиной с большим запасом здравого смысла, чьи чувства делают ей честь и заслуживают поощрения. Он простер свою благосклонность до таких пределов, что не только кланялся ей не раз с особым вниманием, но даже величественно доверил своей сестре поблагодарить ее в такой форме: «Пожалуйста, передайте вашей приятельнице, Луиза, что она очень добра», или: «Сообщите мисс Токс, Луиза, что я ей признателен», каковые знаки внимания произвели глубокое впечатление на леди, их удостоившуюся.

Мисс Токс частенько уверяла миссис Чик, что «ничто не может сравниться с ее интересом ко всему, связанному с развитием этого прелестного ребенка»; и человек, наблюдающий за поведением мисс Токс, мог прийти к такому же выводу, не нуждаясь в красноречивых подтверждениях. Она надзирала за невинной трапезой юного наследника с неизменным удовольствием, чуть ли не с таким видом, словно участвовала в его кормлении на равных правах с Ричардс. При маленьких церемониях купанья и туалета она помогала с энтузиазмом. Принятие некоторых лекарств, требуемых младенческим возрастом, возбуждало в ней горячее сочувствие, свойственное ее натуре; а спрятавшись однажды в шкафу (куда она забилась из скромности), когда сестра привела мистера Домби в детскую посмотреть на сына, который в легкой полотняной распашонке совершал короткую прогулку перед сном, карабкаясь вверх по платью Ричардс, мисс Токс, за спиной не ведающего о ней посетителя, пришла в такой восторг, что не могла удержаться, чтоб не воскликнуть: «Ну, не красавчик ли он, мистер Домби? Не купидон ли он, сэр?», после чего едва не сгорела от стыда и смущения за дверцей шкафа.

– Луиза, – сказал однажды мистер Домби сестре, – право, мне кажется, что я должен сделать вашей приятельнице какой-нибудь маленький подарок по случаю крестин Поля. С самого начала она так тепло заботилась о ребенке и, по-видимому, так хорошо понимает свое положение (добродетель, к сожалению, весьма редкая в этом мире), что, право же, мне доставило бы удовольствие оказать ей внимание.

Отнюдь не умаляя добродетелей мисс Токс, следует упомянуть, что в глазах мистера Домби – как и некоторых других, которые лишь при случае прозревают, – только те обрели великое уменье понимать свое место, кто с подобающим почтением относится к занимаемому им положению. Добродетель таких людей заключалась не столько в том, что они знали самих себя, сколько в том, что они знали его и низко перед ним склонялись.

– Дорогой мой Поль, – сказала его сестра, – вы лишь воздаете должное мисс Токс; я знала, что именно так поступит человек, обладающий вашей проницательностью. Мне кажется, если есть в нашем языке три слова, к которым она питает уважение, граничащее с благоговением, то слова эти – Домби и Сын.

– Да, – сказал мистер Домби, – я этому верю. Это делает честь мисс Токс.

– Что же касается какого-нибудь подарка, дорогой мой Поль, – продолжала сестра, – я могу сказать одно: все, что бы вы ни подарили мисс Токс, она – в этом я уверена – будет беречь и ценить как реликвию. Но есть более лестный и приятный способ, дорогой мой Поль, выразить вашу признательность мисс Токс, если вы согласитесь.

– Какой именно? – спросил мистер Домби.

– Конечно, выбор крестного отца, – продолжала миссис Чик, – имеет значение с точки зрения связей и влияния.

– Не знаю, какое это может иметь значение для моего сына, – холодно сказал мистер Домби.

– Совершенно справедливо, дорогой мой Поль, – отвечала миссис Чик с необычайным оживлением, имевшим целью скрыть неожиданную перемену в ее намерениях, – именно так вы и должны были сказать. Ничего другого я и не ждала от вас. Следовало бы мне знать, что таково будет ваше мнение. Быть может, – тут миссис Чик снова ему польстила, неуверенно нащупывая правильный путь, – быть может, потому-то вы тем менее стали бы возражать против того, чтобы мисс Токс была крестной матерью дорогого малютки, хотя бы в качестве представительницы и заместительницы какого-нибудь другого лица. Незачем говорить, Поль, что это было бы принято как великая честь и отличие.

– Луиза, – помолчав, сказал мистер Домби, – трудно допустить…

– Конечно! – воскликнула миссис Чик, спеша предупредить отказ. – Я никогда этого не думала.

Мистер Домби с досадой посмотрел на нее.

– Не волнуйте меня, дорогой мой Поль, – сказала сестра, – я прихожу в расстройство! У меня мало сил. Я еще не опомнилась с тех пор, как скончалась Фанни.

Мистер Домби взглянул на носовой платок, который сестра поднесла к глазам, и продолжал:

– Трудно допустить, говорю я…