Торговый дом Гердлстон

Моряк замолчал, хотя логика патрона его не убедила.

– Ведь, вам было бы весьма приятно, – наконец, сказал он, – если бы мы затонули по дороге сюда.

– Почему?

– Потому что, когда мы отправлялись в плавание, груз был застрахован дороже стоимости, и, случись с нами несчастье, вы положили бы себе в карман несколько тысяч фунтов стерлингов.

– Мы зависим от случая, – с достоинством отвечал купец.

– Ну, прощайте, хозяин, – сказал внезапно капитан Гамилтон Миггс. – Когда я вам буду нужен, вы найдете меня, как всегда, в трактире.

Когда он вышел, Эзра зашел к отцу.

– Забавный субъект, – заметил он, кивнув головой в сторону уходящего Миггса. – Я издали услышал, что он ревет, как бык, и решил, что не лишнее послушать, в чем дело. И все же он полезный слуга.

– Он сам наполовину дикарь, – сказал отец, – и между дикарями он свой человек. Вот почему ему так хорошо удаются все сделки с ними. Ну, вернемся к делу. Поговори с подрядчиками и заплати за «Черного Орла» страховую премию. Застрахуй его в возможно большей сумме, но сделай это поосторожнее. Он выйдет в море ко времени экваториальных бурь. Если что-нибудь случится с ним, к нам нельзя будет придраться.

Глава III Современные афиняне

Томас Димсдэл, студент Эдинбургского университета, проводил дни своей жизни в квартире на третьем этаже, состоявшей из маленькой спальни и большой гостиной, служившей, как принято у студентов, в то же время и столовой и рабочим кабинетом. Над камином было вделано засиженное мухами зеркало, по обеим сторонам которого стояли две подставки для трубок. На средней полке шкафа были в порядке расставлены серьезные книги: «Остеология» Голдена, «Анатомия» Квена, «Физиология» Кирка и «Беспозвоночные» Гексли. Все эти книги отличались подозрительной чистотою, которая показывала, что их редко брали в руки. На другой полке помещался небольшой запас книг для легкого чтения, гораздо более засаленных, чем медицинские трактаты. Над шкафом висела фотографическая группа, изображавшая футбольную команду Эдинбургского университета. Вот какой вид имела эта студенческая келья в то утро, о котором идет здесь речь. Мы не упомянули только об одном: а именно, что, развалясь в большом кресле, положив ноги на стол, сидел сам молодой джентльмен с коротенькой деревянной трубкой во рту.

Трудно было бы найти лучшего представителя британской молодежи, чем этот сероглазый молодой человек, белокурый, с широкой грудью и тонкой талией, обладавший силою быка, грацией и проворством оленя. У него было типичнейшее англосаксонское лицо, открытое, с широкой переносицей, с едва пробивающимися усами, которые были светлее его загорелых щек. Застенчивый и сильный, он был из тех людей, которые говорят очень мало, да и то, что говорят, выражают плохо, но делают больше, чем все ораторы и писатели, взятые вместе.

– Неужели Джэк Гаррауэй еще не готов? – пробормотал он, поглядывая на потолок: – уже одиннадцатый час.

Он зевнул, взял кочергу, встал на стул и трижды ударил ею в потолок. Из верхней комнаты послышались три ответных удара. Димсдэл слез со стула и неторопливо снял пиджак и жилет. На лестнице раздались торопливые шаги, в комнату вошел худощавый мускулистый молодой человек среднего роста. Он тоже снял пиджак и жилет и надел боксерские перчатки. Димсдэл также надел перчатки и, красивый и мужественный, стал посреди комнаты.

– Наноси первый удар, Джэк. Вот сюда, – и рукою в толстой перчатке он коснулся своего лба.

Джэк стал в позицию и, размахнувшись, нанес удар в указанное место. Димсдэл ласково улыбнулся и покачал головой.

– Так не годится, – сказал он.

– Я бил изо всех сил, – оправдываясь, говорил тот.

– Не годится. Попробуй еще раз.

Гость понатужился и из последних сил ударил еще раз.

Димсдэл опять печально покачал головой.

– Ты не понимаешь, как нужно бить, – сказал он. – Надо вот как.

Он ринулся вперед, послышался резкий звук, и гость, пролетев через всю комнату, чуть не вышиб дверь своим черепом.

– Вот как нужно бить, – совершенно спокойно сказал Димсдэл.

– Да, так надо бить, – повторил гость, потирая голову. – Все это было дьявольски интересно, но я думаю, что я лучше понял бы, если бы ты показал мне на ком-нибудь другом. Такой удар – нечто среднее между взрывом порохового погреба и землетрясением.

Его наставник мрачно улыбнулся.

– Только так и можно научиться, – сказал он.

В то время, как в комнате у студента разыгрывалась эта сцена, пожилой, среднего роста толстяк медленно шел по Гау-Стрит, следя за номерами домов. На его большом красном лице сияли черные проницательные глаза, не лишенные скептической иронии. Но при этом в нем проглядывала не утраченная с годами мальчишеская веселость.

Дойдя до тринадцатого номера, он остановился и постучал в дверь набалдашником трости.

– Миссис Мак-Гэвиш? – спросил он вышедшую на его стук женщину.

– Да, это я, сэр.

Если я не ошибаюсь, у вас живет мистер Димсдэл?

– На третьем этаже, сэр.

– Что, он дома?

Женщина подозрительно посмотрела на него.

– Вы хотите получить с него по счету? – спросила она.

– По счету, добрая женщина? Нисколько. Меня зовут доктор Димсдэл. Я отец этого молодого человека, и приехал из Лондона, чтобы повидаться с ним. Я надеюсь, он не переутомляется от занятий науками.

Легкая улыбка заиграла на губах у женщины.

– Не думаю, сэр, – ответила она.

– Ну, хорошо, хорошо. Третий этаж, вы говорите? Он не ждет меня так рано. Я застану милого мальчишку за работой.

Бодрый маленький человечек, тяжело ступая, поднялся по лестнице до первой площадки и остановился.

– Боже мой! – пробормотал он, – кто-то выбивает ковры. Неужели они думают, что мой бедный Том может заниматься при таком шуме?

На второй площадке шум удвоился.

– Да здесь, должно быть, танцкласс, – решил доктор.

Дойдя до двери комнаты, где жил его сын, он уже не сомневался, откуда шел этот шум. Раздавались топот, шарканье, пыхтение, а по временам и глухие удары, будто кто-то бился головой о мешок, набитый мягкой шерстью.

– Это припадок падучей болезни, – с ужасом прошептал доктор и, повернув дверную ручку, ворвался в комнату.

Он сразу понял, что здесь происходила борьба. Не было времени входить в подробности. Какой-то сумасшедший напал на его Тома. Доктор бросился на этого злодея, оттащил в сторону, повалил и сел на него.

– Вяжи ему руки, – сказал он сыну, очень довольный собой.

Прошло не мало времени, прежде чем сын, задохшийся от смеха, объяснил энергичному доктору, что джентльмен, на котором он сидит, отнюдь не опасный лунатик, а, напротив, безобиднейший, ни в чем неповинный человек. Когда, наконец, доктору стало все ясно, он освободил своего пленника и начал рассыпаться перед ним в извинениях.