Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
По обыкновению, колодец в зимнее время был накрыт деревянной крышкой. Судя по снежной шапке, его не открывали с утра. Крышку они подняли и убрали в сторону вдвоем с матерью. Тангай присматривал за Гийсом. Велла на всякий случай обшарила внутреннюю стенку и извлекла подвешенное там ведро.
— Крюк крепкий? — спросил Хейзит.
— Вроде да, — ответила она, подергав железный крюк, к которому обычно крепилась веревка или цепь, а на ночь или зимой вешалось ведро.
— Я тебя руками спущу, — заверил Тангай, изобразив, будто закатывает рукава своей куцей шубейки.
— Побереги силы, дед. Тебе их всех спускать, — кивнул Хейзит на женщин и пленника. — Ведро, прежде чем самому лезть, повесь обратно. Чтобы никто раньше времени не заметил вторую веревку.
— Ладно-ладно, как-нибудь разберусь, — отмахнулся Тангай. — Ты мне еще расскажи, кого за кем спускать, чтобы не устать раньше времени. Лезешь, так лезь.
«А мальчишка-то толковый, — подумал он, на всякий случай придерживая Хейзита за шиворот. — Хоть и с норовом. Не зря, видать, его беглый сынок Ракли начальником над нами поставил. Голова у мальца работает. Ишь ты: я там был и знаю! Все-то он знает. Знать-то, может, и знает, а без меня, деда старого, сейчас бы лежал вместе с сестренкой и мамашкой в холодном подвале, тихий и мертвый, как те, что остались в амбаре. Если б не почуял я недоброе, если б пошел сразу к себе, как собирался, а не на поиски этой их таверны, если б не повстречал по пути сестренку, много бы он сейчас тут накомандовал. Мне-то что, я не гордый. Гордый, конечно, но не по мелочам».
— Ты давай руками посильнее держись! — добавил он вслух, наклоняясь над краем колодца. — Рукавицы снял бы, а?
Хейзит молча спускался в ледяную темноту.
«Эх, не то он затеял, явно не то, — продолжал думать Тангай, принимаясь связывать веревкой ноги пленника. Парень послушно сидел в снегу и помалкивал. — С виду на врага как будто и непохож. Обычный. Вроде как бы даже симпатичный. Это если с женской точки зрения поглядеть. А так белобрысый, глаза голубые, не стеклянные, как иногда бывает, а именно голубые. Лицо открытое. По нему видно, что не боится. Спокоен. Ни на кого, правда, старается не смотреть. Ну да и понятно, если виноват. Наверняка сам ищеек на таверну натравил. Лишь бы теперь какой фортель не выкинул. Затяну-ка потуже, чтобы знал, с кем дело имеет».
— Ну что там у тебя? — Сделав дело, Тангай снова заглянул в колодец.
— Подвинь-ка меня, — долетело снизу.
Свою веревку Хейзит привязал к крюку, чтобы никого лишний раз не заботить. Положился на силу рук. Видать, малость не рассчитал.
— Куда тебя двигать?
— Проход вижу, но не достаю.
— Двигать куда, скажи!
«Вот еще орать тут на всю улицу. Того и гляди люд нагрянет любопытный. Что он там копается?»
— Правее давай. Не, постой, от тебя левее. Погоди, сейчас пониже спущусь. Ногой бы только дотянуться…
Тангай изо всех сил потянул вбок и без того натянутую под весом тела веревку. Мысленно он представил себе, как Хейзит висит на руках и пытается поставить ногу на край прохода, уходящего в стену колодца. Интересно, там в рост стоять можно или на четвереньках ползти придется? Подземные ходы не были для Тангая тайной, однако он только слышал о них, как и большинство вабонов. Собственно, в их существование он никогда толком не верил, да и ни к чему ему было. Мало ли что люди говорят. Ну ходят обитатели замка под землей аж до самой Обители Матерей, и что с того, пусть себе ходят. И вот теперь ему самому нежданно-негаданно представилась возможность на опыте проверить правдивость этих побасенок. Как он сказал? Каморка там есть? Что ж, можно и в каморке посидеть. Особенно если там окажется потеплее, нежели здесь.
Натяжение резко ослабло.
— Залез, что ли?
— Да, все хорошо. Давай Гийса.
На всякий случай Тангай привязал конец веревки, которой связал ноги пленника, к крюку. Мало ли, не ровен час — сорвется, так хоть будет за что вытянуть. Свободную веревку он проворно поднял из колодца и велел не подающей вида, что боится, Велле как следует обвязать себе кисть руки. У нее ведь руки спуска точно не выдержат, хоть в рукавицах, хоть без. Их с матерью, как и пленника, придется своей силой спускать. Хорошо, что он ни дня топора из
рук не выпускал, силу поддерживал, силу, которой от рождения обделен не был. Вот сейчас и проверим, на что она сгодится.— Ну, приятель, бывай, — сказал он, обращаясь к пленнику, уже лежащему на боку поперек колодца. — Постараюсь тебя целым спустить, а там всякое бывает. Ты уж не обессудь.
Гийс из-за кляпа изобразил нечто вроде улыбки.
Тангай взял веревку голыми руками. Так оно все-таки понадежнее будет. Да и отпускать в крайнем случае не захочется: иначе всю кожу в кровь сотрешь. Женщины осторожно помогли перевалить тело юноши через край. Велла взялась было помогать, но Тангай ее тихо выругал и велел не лезть. Он стоял с той стороны, в которую оттягивал Хейзита, понимая, что так оно будет ближе к проходу. Обеими ногами уперся в каменную кладку колодца, откинулся назад и молил богов и героев, чтобы веревка не перетерлась раньше времени. Гверна наклонилась над колодцем и ждала сигнала снизу. Тангаю было тяжело, но он сдерживал рвущийся из груди рык. Наконец Гверна взметнула руку вверх и сама ухватилась за веревку. Тут как тут оказалась и Велла. Нужно было дать Хейзиту время, чтобы втянуть пленника в проход и отвязать ноги. Или не стоило этого делать?
— Крикните ему там, чтобы не развязывал веревку. Если паренек захочет убежать, он один может не справиться. Потом развяжем.
Гверна передала слова Тангая сыну. Тот, кажись, согласился. Веревка потеряла натяжение, но обратно не вытягивалась. Ничего, полежит пленничек на камушках. Авось не простудится.
Настала очередь Веллы. Гверна поцеловала дочь в щеку и цепко ухватилась за веревку, которую потихоньку травил Тангай. Помешать ей он уже не решился. Спуск прошел на удивление быстро и спокойно.
— Справишься? — с некоторым вызовом в голосе поинтересовалась Гверна, наматывая конец веревки на кисть.
Тангай огляделся по сторонам. Подступил поближе. Заговорил полушепотом:
— Слушай, пока мы тут вдвоем… Как считаешь, не будет вам там без меня спокойнее? Может, мне не лезть? Отсидитесь, отогреетесь.
— На труса ты непохож, — заметила Гверна вместо ответа.
— Я просто подумал, что иначе мы там все можем без помощи остаться. Представь сама, как кто-нибудь приходит за водой, видит вторую веревку и либо вытягивает ее, либо, если мы ее там внизу закрепим, отвязывает от крюка. По-любому, мы остаемся без возможности выбраться наружу. А я бы или тут где-нибудь залег, или наведывался бы почаще, проверял. Согласна?
— Согласна-то согласна, но об этом договоренности не было. Ты нам, думаю, там нужнее будешь. Не забывай, что у нас пленник.
— А еды нам хватит?
— А ты рот особо не разевай, тогда хватит. Ну, ладно, спускай меня. А потом можешь нас бросить, если хочешь. Потому что мы уж остановить тебя не сможем даже при желании.
Как он и предполагал, с Гверной пришлось попыжиться. В одиночку спускать довольно дородную женщину, да еще после двух не самых легких тел, стало для него настоящим испытанием на прочность. Особенно напряженно пришлось держать ее, пока внизу дети в четыре руки втягивали мать в проход. Но, как водится, и все хорошее, и все плохое когда-нибудь заканчивается. И вот снова в его распоряжении свободный конец веревки и возможность принять роковое решение.
Тангай никаких решений принимать не стал. Деловито подтащил крышку к колодцу, накрыл до половины, обвязался веревкой вокруг пояса, забрался в колодец, повис, держась за крюк одной рукой, второй не без труда почти до конца задвинул над собой крышку, отдышался и стал неторопливо, сберегая силы, спускаться вниз. Одну рукавицу он предварительно снял и сунул за пояс, другую оставил и именно через нее пропустил веревку. Теперь он висел над невидимой пропастью на одной руке, другой придерживал веревку, пропущенную между ног, у пояса, слегка разжимал рукавицу, веревка туго змеилась вокруг вытянутой вверх руки, а сам он медленно съезжал вниз, туда, где слышались подбадривающие голоса да весело плясало на заиндевевших стенах пламя невесть откуда взявшихся факелов.