Торжествующий разум

Отчужденные отношения, в век которых нам все еще приходится жить, господствуют над людьми с той властной силой, уклониться от которой кажется почти невозможным. Они лишают труженика результатов его труда, отлучая творца от его творения и отнимая у него, порой, даже химеру славы. Наш мир дарит незаслуженное тем, кто волей закономерностей истории и случая фортуны вознесен наверх. Тем, чьей власти принадлежат не просто судьбы других людей, но их помыслы и стремления. Однако этими людьми руководят не их собственные, возникшие из них самих желания. Они дети своего времени, и послушны ему. Люди эти, принадлежи они к классу рабовладельцев или феодалов, относись они к чиновникам, или буржуазии, являются той силой вековых событий, которая, воплощая не собственную волю, а закон борьбы противоположного, ведет их. Толкает на множество поступков, будит одни чувства и заставляет засыпать другие. Носители силы и власти, представители общественных классов-господ совершают то, что история умами других людей объявит потом позором. В непрерывной схватке идей и действий сходятся разные силы. Победа в этом сражении не всегда обеспечена тем, кто стоит за прогресс. Но даже если здоровые и передовые силы терпят поражение, то в этом временном триумфе старого уже скрыта его грядущая гибель. Возможно, обуреваемое этими мыслями солнце вчерашнего дня покинуло небо, открыв промежуток ночи тем, кто завтра должен был стать не тем, чем он был многие века, а новым, сильным и здоровым, стать будущим.

Раскинув ноги, уродливое, со связанными руками и искривленным лицом висело тело. Дерево, которое приняло эту смерть, было безмятежно. Его широкие ветви, устремив свои листья к дарующему свет, а значит жизнь небу, казалось, не тяготились своей ролью помощников палача. Сейчас по воле безжалостных, своекорыстных, безразличных к жизни других людей, существ это большое и гордое растение видело смерть на своих ветвях. На дереве не было за это вины.

Глава 9. Сражайтесь!

–  Я знал, - произнес Эвил Эви, отрывая глаз от подзорной трубы и обращаясь к своей свите.
– Именно так все и происходит.

Гром барабанов, яркие имперские знамена, грохот надвигающейся атаки заключенный в плотные трехтысячные колонны уже будили утро начавшегося сражения.

История создается людьми. И возможно именно в битвах она обретает ту романтическую сладость, которой пропитаны мечты потомков и слава современников. Но это плод разума и силы победителей, а не просто случайность. Хотя, если верить истории, эта дивная птица или, если хотите, заяц играет в войне, как и в жизни, немаловажную роль. И все же разум, даже если он обращен к уничтожению живого и есть, то главное без чего невозможно победить.

Едва только стало светло, как герцог Телгоре начал атаку. План его был прост: обрушить пехоту на центр неприятеля расположившегося между двумя укрепленными холмами, одновременно выслать в обход всю кавалерию и атаковать вражеские редуты на флангах. Имея почти двойное превосходство, осуществить этот план казалось делом простым и разумным.

–  Знаете, что я думаю?
– поинтересовался Эвил Эви у командира его кавалерии генерала Нецино.

–  Могу предположить.

–  Отведите всю нашу кавалерию с флангов и разместите между первой и второй линией пехоты. В свою очередь, мы направим все части нашей милиции на фланговые укрепления. Пусть попробуют их взять! А вам Гокер, я поручаю наши резервы, отправьте их также в центр, между первой и второй линией. И… ждите моих приказаний.

Спустя час, в течение которого командующий Эви переместил свой центр наблюдения с высоты Кулусского холма на склон Мине, началось сражение.

Построившись в терции, то есть, расположив в больших колоннах плотную массу пикинеров, и рассыпав в их окружении мушкетеров, имперская армия, дав несколько пушечных залпов, развернула атаку под непрерывным огнем повстанческих орудий расположенных на высотах. По три тысячи вооруженных огнестрельным и холодным оружием городских ополченцев, вместе почти со всей артиллерией армии защищали свои укрепления на расположенных по флангам холмах. Под жестокий огонь попала и имперская кавалерия, которой было поручено, смести фланги союзной армии и, обрушившись на ее тылы, вместе с атакой во фронт других сил уничтожить противника.

Еще не произошло первое столкновение, еще ни одной пики не вонзилось в живое тело человеческой жизни, и ни одна пуля еще не сразила храбрости тех, кто был в этот день впереди. Еще противники только готовились скрестить свои шпаги и палаши, но уже сейчас под ядрами и бомбами сыпались на землю первые мертвые и искалеченные тела.

Небо, чистое и голубое, трава, зеленая и пушистая после сытно впитанной землей воды нескольких пасмурных дней, все это было лишь пейзажем, декораций того события, которое готовилось столько времени, и должно было пролить столько крови.

Пороховой дым рассеялся. Плотные шеренги облаченных в железо пехотинцев, одетых в ярких красках бертейской и тюронской пехоты, с гордо устремленными ввысь длинными пиками предстали перед ровной линией построенных в шесть шеренг мушкетеров. Орудия сделавшие уже первый залп были вновь заряжены. Без лишней суеты канониры готовились поднести запалы к большим неповоротливым чудовищам.

Раздалось несколько резких команд. Мушкетеры с точностью машин стали выполнять их, готовясь дать первый залп. Каждые две роты вооруженных фитильными мушкетами солдат обрамлялись двумя ротами пикинеров. Весь этот строй сотканный из четырехротных полков и составлял первую линию обороны мятежников.

Когда легкий ветер совсем разогнал облако пыли и порохового дыма, то обороняющимся стали видны жидкие, рассыпавшиеся линии неприятельских мушкетеров. Держа в руках свои орудия смерти и сошки [4] к ним, они медленно шли впереди плотной массы тяжелых пехотинцев, которая больше походила на странного рода лес. И снова грянул залп, оставив искореженные тела раненных и убитых. Прямо по своим павшим товарищам пехота продолжала шествие. Не теряя уверенность, имперские пехотинцы медленно продвигались на встречу своей, быть может смерти, быть может, победе.

–  Огонь!

–  Два залпа в минуту, - бормотал Эвил.
– Только бы они смогли дать два залпа. Только бы смогли.

Эвил Эви, окруженный пышной, разряженной, словно на встречу к богине мертвых, свитой внимательно следил за тем, как развивалась вражеская атака. Он был доволен. Из уже поступивших донесений он знал: неприятельская кавалерия понеся под огнем его батарей заметные потери обогнула фланги, так и не найдя тех, кто своим живым телом, а не огненным потоком был бы готов ее встретить. Предпринятые за минувший час две атаки имперской пехоты на фланговые укрепления были отбиты и оставили в мягкой траве склонов жизни тех, кто посягнул бросить жребий судьбе.

На противоположной стороне фельдмаршал Телгоре, также был доволен. Его кавалерия, пускай и с потерями, но через четверть часа или пусть час должна была обрушить свой неукротимый удар в тыл повстанцам. И с этим моментом, когда пики волн жандармов разорвут живое тело вражеского тыла, а лучшие части пехоты обрушатся и сметут центр, должен был пробить роковой удар последнего мига мятежа. Сомкнув клещи, смяв и разорвав, растоптав и уничтожив армию восставших провинций, герцог собственной рукой нанесет на знамена своей доблестной армии слова: «Слава любит непобедимых!»

–  Я жду от вас только победы, только вражеских знамен у моих ног, - говорил Телгоре своим генералам.

Пятьдесят метров. Новый орудийный залп. Разящая смертельным дожем картечь. Страшная в своем величии, красивая в своей силе и великолепная в своей славе армия империи вот-вот уже нанесет свой смертоносный удар.

Сражение началось, и первые души грешников начали свой путь к небу. Тактика Эви принесла свои плоды. Шеренга за шеренгой пехота повстанцев сыпала свой огненный поток свинца на надвигающегося неприятеля. Ответный огонь был слабым. Приученная делать ставку больше на мощь своей тяжелой пехоты, чем на огонь своих стрелков, армия герцога не могла достойно ответить методично орошавшим ее смертью шеренгам. И в те минуты, когда до сокрушительности ее удара было всего ничего, она потеряла строй. Вместо того чтобы слаженно и жестко смести неприятеля, она смялась, рассыпалась как черствый пирог и под ударом контратакующей повстанческой пехоты не сокрушила врага.