Тоскин

На конференции отчитывался Силянняхов. Как обычно, упомянул и о недостатках в работе райсовета.

Ну, сперва обсудили доклад, как всегда, поговорили о выполнении планов… Вдруг берёт слово делегат от совхоза «Алаас», парнишка-тракторист. Этот стервец прямиком прошёл к президиуму и без всяких вступительных слов как пошёл трепать моё имя!

— Кто он, этот гражданин Тоскин: председатель райсовета или старорежимный улусный голова? Товарищи, объясните мне это!

Зал взорвался шумом и смехом. Растерявшись от такого шутовского вопроса, я тоже улыбнулся. Но парень продолжал говорить, всячески понося и черня меня:

— Это настоящий тойон — лучше не подходи. Когда он приезжает на центральную усадьбу совхоза или на участки, люди ходят тихонько, говорят между собой только шёпотом. А он сразу проходит в контору, разговаривает только с директором или управляющим. В первые годы его работы, когда он приезжал в село, собиралось много народу: кто посоветоваться, кто с жалобой, кто уточнить размер пенсии, кто с просьбой устроить школьника в интернат. А у него для всех один ответ: «Я такими мелкими делами не занимаюсь. Обращайтесь в отделы исполкома». Прежний председатель был настоящим человеком, советовал, помогал. Все радовались его приезду. Сейчас в наслеге председателя райсовета никто не ждёт. Вот такой у нас гражданин Тоскин.

Меня очень обозлило это его «гражданин», оно показалось мне хуже самого скверного ругательства. Делая вид, что мне всё это смешно, зашептал председательствующему на конференции второму секретарю райкома:

— Очень уж перегибает, обратите внимание на слово «гражданин».

Секретарь вскочил, прервав оратора, сказал:

— Все присутствующие на партийной конференции — коммунисты. Поэтому каждого из нас надо называть «товарищ».

Тракторист — низкорослый парень с загорелым чёрным лицом, тонкой шеей, упрямо торчащими взъерошенными волосами, — когда заговорил председательствующий, сразу закрутился, как деревянный волчок:

— Так он мне не товарищ! И он меня не считает товарищем! Как же он будет товарищем простому трактористу, как я. Он ещё обидится на меня, если я его назову товарищем!

Зал опять грохнул хохотом.

— Чем плохо слово «гражданин»? Почему Маяковский сказал: «Я — гражданин…»

— Ну, ну, ладно, продолжай! — поторопил председательствующий, решив, что всё равно его не переубедишь.

— Так, теперь вот о чём. Эх, назову я его «товарищ Тоскин» — пусть сердится! Этот товарищ Тоскин нет-нет да и примчится на легковой к нам в поле во время посевной или уборочной: «Давайте! Нажимайте! Поторапливайтесь!» Никогда не спросит: «Как здесь живёте?», «В чём нуждаетесь?» А если отстаём от графика или не выполнен план, ругается так, что слушать тошно. Этот товарищ Тоскин… Сказать, что он совсем рта не открывает для разговора с простыми людьми, пожалуй, будет несправедливо. Например, когда попадаюсь ему на глаза, кричит: «Сколько вспахал, нохоо?» Однажды, когда он обратился ко мне таким вот образом, я сказал:

— Товарищ Тоскин, я, как и вы, имею фамилию — Туйаров. А звать Сергей. Даже и отчество имею — Иванович.

Думаете, что после этого Тоскин стал звать меня по имени? Нет! Приезжает к нам и опять: «нохоо» да «нохоо». Разве таким должен быть председатель райсовета? Мне вот дед рассказывал: в старину их улусный голова ни одного человека — ни старца, ни молодого — не называл по имени, всех подряд звал «нохоо» да «нохоо». Этот гражданин Тоскин точь-в-точь тот голова. Поэтому я спрашиваю вас: он председатель райсовета или улусный голова? У меня, товарищи, всё.

Тракторист спрыгнул со сцены в зал.

Я посмотрел на Силянняхова, сидящего через два человека от меня. Я-то думал, что на таком серьёзном собрании, как районная партийная конференция, он непременно встанет с места и объяснит недопустимость безответственного выступления с оскорбительными выпадами в адрес руководящих работников, затем нацелит собрание на деловое обсуждение недостатков и успехов в работе. Но ему, как видно, даже понравилось выступление тракториста, он наклонил голову и что-то отмечал в блокноте.

После тракториста, вцепившись в свои бумажки, рапортовал заведующий сберкассой. Затем на трибуну поднялся секретарь парткома совхоза «Сыырдаах» Бястинов. У нас с ним постоянно были стычки, и я однажды предложил на бюро снять его с работы. Как увидел этого здоровяка, наклонившего, как разъярённый бык, голову, по спине побежали мурашки. Все говорят, что он добрейший человек, но я что-то не помню, чтобы когда-нибудь сказал он мне хоть одно доброе слово. Оказалось, верно почуял неладное: собачий сын, даже и не упомянул о работе совхоза, с самого начала набросился на меня.

— Судя по аплодисментам, вы одобрили выступление тракториста из совхоза «Алаас» Туйарова Сергея Ивановича. Разговор, который начал Сергей Иванович, нужно было вести намного раньше, ещё в прошлом или позапрошлом году. Есть руководители — я говорю о нашем районе, — которые, хотя и сознают, что поступают неправильно, более того, скверно, не считаются с тем, что думают об этом люди. Что греха таить, такие имеются и среди нас, руководителей совхозов и колхозов…

Тут я отослал записку Силянняхову: «Надо прекратить неделовое, склочническое выступление, разговор следует направить на нашу общую работу, на предстоящие задачи». Силянняхов бегло просмотрел мою записку, — по-моему, даже не прочёл как следует, — сунул её в блокнот, а сам ещё с большим вниманием стал слушать, уставившись на Бястинова, мол, давай, продолжай в таком же духе.

Ну что ж, дал ему волю, вот он и продолжал.

Тоскин тяжело перевёл дыхание, достал папиросу, закурил. Даже при тусклом свете свечи было заметно, как дрожат его руки.

— Вот послушай, что сказал этот демагог:

«Если бы Тоскина своевременно критиковали, то, может быть, и этого разговора сейчас не было. Но замалчивать его недостатки и дальше нельзя. Их вы все хорошо знаете. Я приведу лишь один пример, чтобы вы поняли, как он пренебрежительно относится к людям, как принижает их человеческое достоинство. Прошлой осенью он был на нашей ферме «Урасалаах». Тогда на ферме надои молока были ещё не высоки. Об этом у нас с Тоскиным был разговор, говорили мы о причинах таких надоев, говорили об условиях труда доярок. Не хотелось мне, чтобы ненароком наш председатель что-нибудь резкое, обидное дояркам сказал. Приехали во время дойки, заходим в хотон. Доярка сидит к нам спиной, доит корову. И что же вы думаете? Тоскин, даже не поздоровавшись с женщиной, стал ей выговаривать: «Наверное, некогда тебе о коровах думать, мужики у тебя в голове!» Доярка поставила ведро на пол и не торопясь повернулась к нам. Это была самая пожилая доярка совхоза, шестидесятилетняя Харытыай Канаева. Женщина посмотрела на меня с укором: мол, какого ещё дурака привёл сюда — и ответила ему: «Тукаам, думать про мужчин — боже упаси, уже десять лет прошло, как я перестала нести яйца».

В зале загремел смех. Я посмотрел на Силянняхова, он старался выглядеть серьёзным, но в последнюю минуту и он не удержался от улыбки. У меня в груди всё клокотало от злобы, но, собрав все свои силы, я держался спокойно, даже попытался улыбнуться.

«В последние годы в нашем районе даже у людей с небольшой должностью появилась дурная привычка ходить задирая голову, — продолжал Бястинов. — Почему они не смотрят под ноги? Почему не боятся, что могут споткнуться? Новое партийное руководство района должно покончить с таким положением».

Тоскин шумно отхлебнул чай.

— Оболгал, оклеветал. Мало того, вспомнил о старом. Руководители, говорит, должны не только заботиться о выполнении плана, но и быть примером высокой сознательности. Если бы Тоскин был таким руководителем, строго придерживающимся государственной дисциплины и требующим этого от других, тогда врачи не взяли бы санитарный вездеход, тогда хирург не поехал бы охотиться на зайцев, тогда девочку из «Дабана» вовремя оперировали бы… Выходит, в смерти девочки повинен и он.