Тот ещё подарочек
Шрифт:
Когда я открыла глаза, то встретилась с очень решительным взглядом Стемпа. Между нами был лишь угол журнального столика, а казалось, что мы вообще словно висим в вакууме, до того я от натянутых нервов уже оглохла.
Мартан кивнул, а я очередной раз протяжно вздохнула и призналась:
— Я хочу стереть воспоминание о первом поцелуе. Мне нельзя быть зависимой от этих романтических бредней, понимаете? Они сводят с ума. Я злюсь на себя, что ничего не могу с собой поделать.
— Он поцеловал вас?! — Стемп выглядел потрясённо. — Когда?
— Эх, — выдохнула, осознавая свою очередную ошибку. Кто он и дураку было ясно — Бурель. Опять выдала себя с потрохами! — Всё, забудьте о просьбе и приказываю
— Постойте. — Мартан упал на колени передо мной и схватил за руки, не давая встать с кресла. — Я клянусь, никому ничего не скажу. Я помогу.
Замерев, я сглотнула, ощущая себя совсем глупо. Но телохранитель не дал сдать назад, с таким нежным трепетом обхватил моё лицо рукам, с таким обожанием смотрел прямо в глаза, что стало жарко и неуютно. Я думала, это будет без чувств. Как-то по-другому, не столь приятно. Губы у Стемпа лёгкими крылышками бабочки порхали, едва касаясь моих. Прикрыла глаза, чтобы не смущаться, а просто сконцентрироваться на ощущениях. Я должна была забыть о поцелуе Буреля, даже приоткрыла губы, чтобы поцелуй был более цельным. Вздрогнула, когда Мартан принял приглашение и его язык проник внутрь. Вцепилась руками в запястья Стемпа, не понимая, что не так. Приятная волна растекалась по телу, но не приносила наслаждение, не было расслабленности, наоборот, меня словно всё больше сковывало до болезненной тяги в груди. Я хотела остановить телохранителя, пока не вспомнила слова Буреля. Все последующие поцелуи лишь сравнения. Обидно стало до слёз. Неужели для меня всё кончено? И нет никакого спасения? Я что теперь буду зависима от дворецкого? Мои земные гены взяли надо мной верх? Что вообще происходит? Почему такая несправедливость?
Мартан отстранился, но не убрал рук, ласково гладил по мокрым щекам, а мне было стыдно открыть глаза. Я вся словно горела в пламени своего позора. Как можно было так оступиться, ещё и втянула в это Стемпа.
— Прости, — прошептала, так и не открыв глаз.
— Это вы простите, моя янара. Я не справился. Я смертельно виноват перед вами.
Я, открыв глаза, прижала руку к его губам, не в силах слушать этот пафос с привкусом боли.
— Стемп, давай не будем. Лучше забыть, чем причинять друг другу эту боль.
Встав, прошлась до кухонной зоны и налила себе и Стемпу воды.
— Всё равно так просто я не сдамся. А поцелуй — это всего лишь поцелуй. Не конец света.
Хотя кого я обманывала! От поцелуя Буреля я плавилась и таяла, а со Стемпом было неловко, словно делала что-то запрещённое. Не те эмоции.
Стыдливо поглядывала на Мартана, пытаясь понять, насколько ему было противно? Он выглядел очень подавленно. Очередной раз я совершила глупость. Как теперь её исправить ума не приложу. Извиняться точно не стоило. Все акценты были сразу расставлены, но легче не становилось. Я чувствовала что на грани.
— А вы не думали о настоящем побеге? О настоящей свободе от всего этого? — Стемп обвёл рукой мои апартаменты, намекая на моё происхождение и статус.
— И куда? Я везде буду чувствовать себя в клетке. Не хочу вечно прятаться.
Стемп кивнул и, поставив нетронутый стакан на стол, вышел в коридор. Я же перевела дыхание. Ощущение, что я сорвалась со скалы и неслась по наклонной, тяготело надо мной. Ведь на долю секунды удариться в бега мне показалось чудесной идеей. Вот только моя золотая клетка на самом деле самое безопасное место во всей Галактике. Под крылом у папы я чувствовал себя как у Бога за пазухой. К нему и пошла, подавленная и униженная.
Всё сложно и непонятно с этими чувствами. Я уже полчаса сидела в отцовском кабинете совершенно одна, наслаждаясь его тишиной и проникаясь особенным запахом этого места. Забравшись с ногами на широкий стол, пила его коллекционный
коньяк совсем не как положено янаре. Мне нравилось раскачивать в руках пузатый бокал, наблюдая, как плещется по стенкам пахучая янтарная жидкость, в мыслях жалеть себя. Слёз не было. В душе словно выжженное поле. Я не понимала себя и своего состояния. Я поцеловалась уже с двумя мужчинами, а не любила ни одного. Я словно испачкалась и злилась на себя за это. И кто бы мне объяснил, когда всё понеслось куда-то не туда. Почему моя размеренная жизнь вдруг сделала головокружительный кульбит.Дверь наконец открылась и явила мне отца, за его спиной заметила лицо ненавистного Буреля, которого отец остановил одним мановением руки, а сам заблокировал дверь и позвонил маме, не отрывая от меня глаз. Наверное, я выгляжу ужасно, но мне было безразлично. Выпила залпом коньяк, чуть поморщилась от терпкого вкуса.
— Да, пирожок, — ласково заговорил папа, не глядя на маму, которой меня не было видно, — нашлась наша девочка у меня в кабинете. И знаешь, ты не могла бы нам принести закуски? Да и сама присоединиться?
Папа достался бокал для себя, сам налил мне коньяка.
— Чувствую себя обманутой. Пью и не пьянею, — показала я бокал отцу, грустно улыбаясь. Обманутой я чувствовала себя не только из-за напитка. Вся моя жизнь кажется сплошной липой. Искусственный мирок, как тот ботанический сад на "Астрее".
— Отчего же обманутой? Вкус ты чувствуешь настоящий, так же, как и все остальные расы. Твои рецепторы работают как надо, просто алкоголь не всасывается в кровь и только.
Как странно. Поцелуи я тоже чувствую как все остальные расы? Просто любовь не всасывается в кровь? Может, Дашка права, и любовь это яд, на который у нас есть противоядие — наша иммунная система. Я горько рассмеялась своим мыслям. Как же мне хотелось испить этого яда, чтобы почувствовать себя любимой и счастливой, но ничего кроме разочарования в моей душе не было.
— Машунь, ты можешь объяснить что с тобой? — тихо спросил отец, присаживаясь прямо на стол. — Мама говорит, ты странно себя ведёшь. Ты не влюбилась часом?
— Если бы, — буркнула расстроенно и глотнула горький, но по-своему вкусный напиток. Затем подняла на отца взгляд и прямо спросила: — Скажи, у меня вообще есть выбор кем быть?
— Почему ты сомневаешься? — удивлённо приподнял брови отец, но глаза оставались серьёзными.
— Что, если я не хочу быть шияматой, что, если я хочу жить простой жизнью обычного обывателя.
— Живи, — отозвался отец без каких-либо пререканий.
— И кто мне даст? — усмехнулась, прекрасно понимая, что этому никогда не бывать.
— Если ты хочешь что-то поменять в своей жизни, то прежде ты должна что-то поменять в себе. Ты хочешь жить как простой обыватель, но, Маша, посмотри правде в глаза, сможешь? Обыватели, по большей своей части, подчиняются правилам, которые, по секрету скажу тебе, устанавливаем мы. Я так точно, — подняв бокал, папа отпил из него, коварно этак улыбаясь, а у меня в голове что-то щёлкнуло и лампочка зажглась.
— Вот как живут обыватели, Маш, — в привычной для себя ехидной манере стал разъяснять мне папа, а я ловить каждое его слово. — Встают утром, идут на работу, потом обед по расписанию, потом опять поработать до конца смены и домой. По дороге заскочить в магазин, купить что-то для своих родных и подопечных. Всё строго по режиму, отдых в строго отведённые дни. Порой, конечно, срываются обыватели, так как сложно выдержать психологически монотонность серых будней. Они устраивают себе внеплановые отпуска, вечеринки, а кто-то просто уходит в отрыв, чтобы потом опять вернуться в рамки обыденной жизни. Если хотят изменений, то должны изучить правила, добиться успехов в работе, подняться по карьерной лестнице и так всю жизнь.