Тот, кто хочет выжить (сборник)

– …и вернемся к вашему редактору. Прошло две недели. Кончалось лето. Ваш редактор, конечно, не удержался и несколько раз «развязывал», хотя в целом ему удавалось сохранять респектабельность. Дни шли своим чередом. На мысе Кеннеди готовились отправить человека на Луну. Вышел свежий номер «Логанса» с Джоном Линдсеем на обложке и, как всегда, разошелся плохо. Я сдал на оформление заказ на рассказ «Баллада о гибкой пуле»: автор – Рег Торп, право первой публикации, предполагаемая дата публикации – январь 1970 года, предполагаемый гонорар – 800 долларов, что в те времена было стандартом для основного произведения в номерах «Логанса».

Потом позвонил мой начальник, Джим Доуган. Не могу ли я заглянуть к нему? Я поднялся в кабинет к десяти утра, чувствуя себя в лучшем виде и всем своим видом это демонстрируя. Только позже до меня дошло, что Дженни Моррисон, его секретарша, выглядела в то утро так, словно еще не проснулась.

Я сел и спросил, чем могу быть ему полезен. Не буду говорить, что имя Рега Торпа не приходило мне в голову: то, что мы заполучили его рассказ, было для «Логанса» огромной удачей, и кое-кому полагались поздравления. Поэтому можете себе представить, как я был ошарашен, когда он продвинул мне через стол два бланка заказов на приобретение произведений. Рассказ Торпа и повесть Апдайка, которую мы планировали на февраль 1970-го. На обоих стоял штамп «ВОЗВРАТ».

Я взглянул на возвращенные заказы, потом на Джимми. Я ничего не понимал. В полном смысле слова не мог собраться с мыслями и сообразить, в чем тут дело. Что-то мешало. Я оглянулся и увидел маленькую электроплитку. Дженни приносила ее каждое утро и включала в сеть, чтобы Джим всегда, когда захочет, мог пить свежий кофе. Эта процедура вошла в правило уже года три или четыре назад. Но в то утро у меня в голове вертелась только одна мысль: «Если эту штуку выключить, я смогу думать. Я знаю, что, если выключить эту штуку, я во всем разберусь».

– Что это, Джим? – спросил я.

– Мне чертовски жаль, Генри, что именно мне приходится тебе об этом сообщать, – сказал он, – но с января 1970 года «Логанс» больше не печатает беллетристику.

Редактор умолк, ища сигарету, но его портсигар оказался пуст.

– У кого-нибудь есть курить?

Жена писателя протянула ему пачку «Салема».

– Спасибо, Мег.

Он закурил, погасил спичку взмахом руки и глубоко затянулся. В темноте засветился кончик сигареты.

– Короче, – продолжил он, – я уверен, что Джимми решил, будто я рехнулся. Я спросил его: «Не возражаешь?», потом, не дожидаясь ответа, протянул руку и выдернул из розетки шнур электроплитки.

У Джима отвисла челюсть.

– Какого черта, Генри?

– Мне трудно думать, когда эта штука работает. Интерференция, – объяснил я, и мне показалось, что это действительно так, поскольку с выключенной плиткой я смог вникнуть в ситуацию гораздо лучше. – Означает ли это, что меня вышибут?

– Я не знаю, – сказал он. – Это будут решать Сэм и совет директоров. Я просто не знаю, Генри.

Я мог бы много чего сказать. Джим, наверно, ожидал, что я буду умолять оставить меня. Знаете, есть поговорка: «С голым задом на ветру…»? Смысл ее трудно понять до тех пор, пока вы не испытаете на себе, что значит быть руководителем внезапно прекратившего свое существование отдела.

Но я не стал просить ни за себя, ни за судьбу беллетристики в «Логансе». Я просил за рассказ Рега Торпа. Сначала я сказал, что мы можем ускорить это дело и втиснуть его в декабрьский номер.

– Но, Генри, – сказал Джимми, – декабрьский уже полностью подготовлен. Ты сам знаешь. И потом, разговор идет о десяти тысячах слов.

– Девять восемьсот, – сказал я.

– И иллюстрация на страницу, – сказал он. – Забудь.

– Ну давай выбросим картинку, – предложил я. – Послушай, Джимми, это блестящий рассказ, может быть, самый лучший из того, что мы печатали за последние пять лет.

– Я читал его, Генри, – сказал Джимми. – И я знаю, что это отличный рассказ. Но мы просто не можем этого сделать. Рождество, а ты, черт побери, хочешь подбросить под рождественские елки Америки рассказ о человеке, который убивает жену и ребенка! Ты, должно быть, совсем… – Тут он умолк, и я перехватил его взгляд в сторону электроплитки. С таким же успехом он мог бы сказать то, что собирался, вслух.

Писатель медленно кивнул, не отрывая глаз от темного овала лица редактора.

– У меня началась головная боль. Сначала совсем несильная, и я вспомнил, что у Дженни Моррисон на столе стоит электрическая точилка для карандашей. Потом все эти флуоресцентные лампы в кабинете Джима… Обогреватели. Торговые автоматы в конце коридора. Если вдуматься, все здание целиком работало на электричестве. Я с удивлением задался вопросом, как тут вообще что-то удавалось сделать… И, наверно, в этот момент мне в голову заползла новая мысль. О том, что «Логанс» идет ко дну, потому что никто здесь не может думать в полную силу. А причина этого в том, что редакция размещается в высотном здании, которое работает на электричестве. Все наши мыслительные процессы совершенно искажены. Я еще, помню, подумал, что, если сюда пригласить медика с машиной для снятия электроэнцефалограмм, она бы выдала совершенно дикие кривые, сплошь состоящие из этих больших пиковых альфа-ритмов, характерных для злокачественных опухолей в мозгу.

От таких мыслей голова у меня совсем разболелась. Но я сделал еще одну попытку. Я попросил его по крайней мере поговорить с Сэмом Вадаром, главным редактором журнала, чтобы тот разрешил оставить рассказ в январском номере. Хотя бы как символ прощания с беллетристикой в «Логансе». Последний рассказ журнала.

Джимми поигрывал карандашом и кивал. Потом сказал:

– Я попробую, но, знаешь, я не думаю, что из этого что-то получится. У нас есть рассказ автора всего одного романа и рассказ Джона Апдайка, который ничуть не хуже. Может быть, даже лучше, и…

– Рассказ Апдайка не лучше! – не выдержал я.

– Бога ради, Генри, вовсе не обязательно кричать.

– А Я И НЕ КРИЧУ! – заорал я.

Он долго не сводил с меня взгляда. Голова у меня уже просто раскалывалась. Я слышал жужжание флуоресцентных ламп, похожее на звук, который получится, если посадить десяток мух в бутылку. И мне казалось, что я слышу, как Дженни включила точилку. «Они это специально делают, – подумал я. – Они хотят совсем меня с ума свести. Они знают, что я не смогу найти правильный ответ, пока эти штуки работают, и…»

Джим продолжал говорить что-то о целесообразности поднять на следующем редакционном совещании вопрос о том, что, может быть, стоит опубликовать те рассказы, относительно которых у меня есть с авторами по крайней мере устная договоренность, вместо того чтобы обрубать все публикации с определенного числа, хотя…

Я встал, прошел через комнату и выключил свет.

– Зачем ты это сделал? – спросил Джим.

– Ты знаешь зачем, – сказал я. – Тебе тоже следует смываться отсюда, Джимми, пока у тебя в голове еще хоть что-то осталось.

Он встал и подошел ко мне.

– Я думаю, тебе надо пойти отдохнуть, Генри, – сказал он. – Иди домой. Полежи. Я знаю, что последнее время тебе пришлось нелегко. Можешь быть уверен, я сделаю все, что в моих силах. По поводу рассказа я придерживаюсь такого же мнения, что и ты… Почти такого же. Но сейчас тебе следует пойти домой, закинуть ноги на столик и просто посмотреть телевизор.

– Телевизор, – сказал я и рассмеялся. Смешнее этого я, казалось, ничего никогда не слышал. – Джимми. Передай от меня кое-что Сэму Вадару, ладно?