Тот, кто называл себя О.Генри

— Да скажите же, для чего вам это?

— Эль, я хотел бы поговорить с человеком, который идет в Ничто и понимает это. Мне очень нужно знать, что он чувствует.

— Вы пишете новый рассказ?

— Да, Эль. И мне нужна реальность.

— Вы очень удачно завели этот разговор, Билл. У нас есть один парнишка, которого должны казнить через неделю.

— Кто он такой?

— Не знаю. В списках канцелярии он числится под именем Кида. Несколько месяцев назад он утопил своего приятеля, но, как все мы, разумеется, утверждает, что чист, как голубь.

— Эль, мне хочется повидать его.

— Я попытаюсь это устроить.

Обычно обитатели тюрьмы за несколько недель узнавали, кому предстоит сесть на электрический стул, «подвергнуться электрокутированию», как это называлось в официальных отчетах канцелярии. Арестанты наблюдали, как смертник гуляет по двору под особой охраной. Они даже подшучивали над смертью.

— Я бы с удовольствием поменялся с ним местами, только бы вволю нажраться бифштексов и налакаться вина, — говорили они.

По закону арестанту, приговоренному к электрокутированию, полагалось лучшее в тюрьме меню. Три раза в день сытные, отлично приготовленные мясные блюда, а к обеду бутылка хорошего портвейна. Этот закон свято соблюдался. Последние дни жизни самого отъявленного негодяя должны быть приятными, хотя бы в отношении желудка. Так считало государство.

По мере того как срок казни приближался, на тюрьму словно наплывало грозовое облако. Почти никто не просил добавки во время обедов. Лица становились задумчивыми. В камерах воцарялась тишина. Некоторые вспоминали бога и начинали усердно посещать церковь. Каялись и просили тюремного капеллана отпустить грехи. Учащались нервные припадки. Иногда среди ночи спящих будил протяжный, полный тоски и страха крик. Тогда в коридоры из камер летели ругань и требования навести порядок.

В день казни Кида Эль пригласил Портера на внутренний специальный дворик.

— Вот он… Вон тот парень, который гуляет с надзирателем, видите? Идите, поговорите с ним. Надзиратель позволит, я договорился.

Портер подошел к Киду. Все трое пошли рядом и в течение нескольких минут прогуливались взад и вперед по двору. Осужденный положил свою руку на руку Билла и, видимо, обрадовался возможности поговорить.

Когда Портер вернулся к Дженнингсу, лицо его было покрыто болезненной желтизной, а короткие пухлые руки так сильно стиснуты, что ногти впивались в ладони.

— Эль, это черт знает что! Это гнусно. Я думал, что он мужчина, но ведь это ребенок. Он не боится. Он как будто не понимает, что его собираются убить. Он, кажется, не знает, что такое смерть. Вы видели, как он положил свою руку на мою? Ведь это просто невежественный мальчик. Ему семнадцать лет. Он говорит, что он невиновен. Он уверен, что в последнюю минуту произойдет что-нибудь неожиданное и он будет спасен. Эль, расскажите мне, в чем его вина?

Дженнингс был знаком с обстоятельствами этого дела.

Против Кида имелись тяжелые улики. Раз в воскресенье он отправился с товарищами купаться на реку Сойото. Домой он вернулся один. Он не мог сказать, куда пропал его товарищ. Три недели спустя далеко в низовьях реки, в тине, нашли тело. Опознать труп не представлялось возможным. Все лицо было съедено рыбами.

Родители пропавшего явились в морг. Они осмотрели останки, нашли на разложившемся теле родимое пятно и заявили, что это и есть их сын. Кида арестовали. На суд вызвали свидетелей. Те показали, что видели в день исчезновения на берегу Сойото двух мальчиков — и один из них был Кид. Мальчики якобы ссорились. Кид схватил своего приятеля за руку и потащил к реке с криком: «Вот погоди, я тебя брошу в воду!» Эти слова слышали двое мужчин и женщина. Кид был осужден на основании косвенных улик.

— Я достал для вас пропуск на казнь Кида, — сказал Эль Портеру накануне.

Билл посмотрел на Дженнингса.

— Неужели это случится, Эль?

— Конечно. И я должен присутствовать при казни и составить акт. Это одна из обязанностей секретаря начальника тюрьмы.

Билл долго раздумывал. Потом покачал головой.

— Простите, полковник. Благодарю 'вас за ваши старания, но я не могу пойти на казнь. Я скоро освобожусь. Для меня достаточно и того, чего я насмотрелся раньше.

… Эль отправился в отделение смертников один.

Кида привели в камеру, где совершалось электрокутирование, два стражника. За ними шел священник, читая нараспев по открытой библии. Лицо Кида было словно вылеплено из глины. Веснушчатый нос торчал как-то неестественно. Глаза были широко раскрыты. Подбородок трясся так, что отчетливо было слышно, как стучали зубы. Стражник налил стакан виски и протянул его Киду. Это было принято — подбодрить человека перед последней встряской.

Кид оттолкнул стакан.

— Мне ничего не надо, спасибо.

Он наклонил голову, и Эль увидел большое, круглое, чисто выбритое пятно на макушке. Его подвели к стулу, усадили, притянули руки ремнями к подлокотникам, а к голым икрам ног и к голове приложили медные электроды.

Начальник тюрьмы подошел к Киду и назвал его по имени.

— Сознайтесь, Кид, — сказал начальник.

Кид долго смотрел на него, словно не понимая вопроса. Наконец пробормотал:

— Я не виновен. Я не убивал его.

— Хорошо, — сказал Дэрби, прошел за перегородку и повернул рубильник. Синеватое пламя метнулось вокруг головы Кида, опалив ему волосы. Тело дернулось, выгнулось дугой и, обмякнув, упало в кресло.

Дэрби повернул рычаг обратно и, не глядя на окружающих, вышел из камеры.

«… Хорошо, что Портер вскоре освободился, — вспоминал позднее Эль. — Когда истина выплыла наружу, Портера уже не было в тюрьме.

Газета «Спешная почта» опять вернулась к этой истории, изложив все обстоятельства дела. Мальчик Боб Уайтни, тело которого, как предполагали, выбросила Сойото, нашелся в Портсмуте. Он попросту в тот день сбежал из дому и уехал к своей двоюродной тетке. Он написал оттуда своей матери. Он ничего не знал о казни Кида».

Последний день предпоследней недели был вычеркнут из самодельного календаря. Биллу Портеру оставалось пробыть в тюрьме семь дней.

Когда он приходил в почтовую контору, Дженнингс и Рэйдлер уже поджидали его. Ему пододвигали единственный удобный стул и ставили под ноги скамеечку. Они собрали для Билла целую кучу памятных вещиц. Фотографии некоторых арестантов, стальную цепочку для часов, сделанную в механических мастерских, деревянный портсигар и еще кое—какую мелочь.

— Спасибо, друзья! — сказал Билл, разглядывая подарки. — Я всегда буду помнить, что за этими стенами бьются два добрых сердца. Я выразился тривиально, но, право, в эту минуту я не мог выдумать ничего подходящего. Простите меня.