Тот первый поцелуй

А жену считал сварливой придирой.

Элизабет смотрела на свое отражение в зеркале. Густые тяжелые пряди волос рассыпались по плечам, зеленые глаза были ярче нефрита, лицо же выглядело несколько бледноватым. Она казалась себе еще живым, но увядающим цветком. Нахмурившись, она взяла щетку и принялась расчесывать волосы и тут заметила, что забыла снять жемчужное ожерелье. Непослушными пальцами она все же сумела расстегнуть замочек и положила кучку жемчуга на туалетный столик. Элизабет слишком устала, чтобы убрать ожерелье в футляр, она сделает это завтра.

Легкий шум раздался в коридоре, Элизабет повернула голову и прислушалась. Что это — стук в дверь? Это не Морган, тот бы не стал стучаться. Снова раздался тихий приглушенный стук.

Элизабет уже приготовилась откликнуться, когда дверь широко растворилась и в комнату вошел Натаниель.

С возгласом удивления Элизабет поднялась, запахнув пеньюар на груди.

— Натаниель! — воскликнула она. — Что вы здесь делаете? Вам нельзя здесь быть!

— Я должен был с вами увидеться, Элизабет, — торопливо произнес он. — Вы вернулись домой без Моргана, и я понял, что сейчас самый подходящий момент. Я вошел через кухню.

Элизабет покачала головой.

— Если это насчет места, Натаниель, то я должна вас огорчить. Я говорила с Морганом, и он отказал…

— Речь совсем не об этом, — замахал он руками. Элизабет ощутила неловкость. Шляпа Натаниеля съехала набок, он волновался и тяжело дышал, как будто кто-то за ним гнался.

— Тогда о чем? Что случилось? Натаниель сдернул с головы шляпу и принялся комкать ее в руках, при этом он нервно ходил по комнате.

— Элизабет, мне нужны деньги. Много денег. Я не могу попросить у Моргана. Я знаю, что он откажет. Поэтому я решил обратиться к вам.

— Деньги? — Элизабет была потрясена. — Зачем вам деньги, Натаниель?

— Мне некогда сейчас объяснять. Клянусь, я расскажу вам завтра. Элизабет, пожалуйста, помогите мне! Дайте мне все, что у вас есть.

Чувство неловкости сменилось страхом.

— У вас неприятности? — спросила она. Натаниель коротко и резко рассмеялся.

— Да. Можно назвать это неприятностями.

— Какие неприятности?

Он нервно провел пальцами по волосам.

— Элизабет, умоляю, у меня нет времени. Даю слово, я все расскажу в следующий раз. Сейчас мне нужны деньги, все, что у вас есть.

Он был вне себя, Элизабет чувствовала глубину его отчаяния. Она беспомощно пожала плечами.

— Сомневаюсь, что сумею вам помочь. Морган открыл мне счет в банке, я никогда им не пользовалась и не знаю, сколько там денег, но банк закрыт до понедельника.

— Господи! — простонал Натаниель. — Если я не достану хоть что-нибудь…

— Постойте! — перебила Элизабет. — В кабинете у Моргана есть деньги на домашние расходы. Не знаю, какая там сумма…

— Все пригодится, Элизабет. Сколько бы ни было. Она кивнула.

— Ждите меня здесь. Я пойду за ними.

Элизабет бегом спустилась с лестницы. В кабинете Моргана она быстро достала ключ из вазы на каминной полке. Торопливо выдвинула ящик стола, вытащила из глубины небольшую металлическую шкатулку и отперла ее. Схватила пачку банкнот, захлопнула и заперла крышку. Трясущимися руками она засунула ключ обратно в вазу.

Натаниель стоял у окна и повернулся, когда Элизабет вошла в комнату. Она молча показала ему пачку денег. Он засмеялся от радости.

— Благодарю, мне послал вас Всевышний.

Он взял деньги и засунул пачку во внутренний карман сюртука. Затем на секунду остановился и посмотрел на Элизабет. Непонятное выражение промелькнуло на его лице, что-то похожее на сожаление.

Элизабет взглянула на дверь.

— Натаниель, торопитесь, — умоляюще попросила она, — Морган вот-вот вернется.

В его глазах вспыхнули озорные огоньки. —

— Подарите мне поцелуй, — объявил он с чарующей непринужденностью, некогда покорившей ее в Лондоне. — Один последний поцелуй, Элизабет, и меня как не бывало.

— Нет, Натаниель! Это неприлично!

Он расхохотался громким веселым смехом.

— Разве я когда-нибудь следовал приличиям? Боже мой, Элизабет, всего-навсего один поцелуй. Я не уйду, пока вы не согласитесь.

Элизабет открыла рот, чтобы протестовать, но было поздно. Схватив за плечи, он привлек ее к себе, его рот прижался к ее губам.

Странно, но она ничего не почувствовала: ни волнения, ни жара, ни проникновенной дрожи, как это было с Морганом. Прежнее волшебство исчезло без следа. Элизабет, пожалуй, несколько дольше, чем следовало, задержала поцелуй, но она хотела точно убедиться, что Натаниель ей безразличен.

Теперь в этом не было сомнения.

Она высвободилась из его объятий.

— Торопитесь, Натаниель, — вновь повторила она.

Кивнув головой и помахав на прощание, он исчез за дверью в темноте коридора. Только уверившись, что его никто не заметил, Элизабет с облегчением вздохнула. Если бы Морган знал, что здесь побывал Натаниель, он пришел бы в неописуемую ярость.

Морган знал.

И он действительно был в неописуемой ярости, потому что через тонкие кружевные занавески увидел силуэты мужчины и женщины, слившиеся в долгом страстном объятии.

Морган не спускал глаз с окна спальни Элизабет. Вскоре за углом он услыхал шелест раздвигаемых кустов и глухие шаги.

Это определенно был Натаниель. Морган сжал кулаки, но не пошел за ним. Он не решился. Притронься он к брату хоть пальцем, он разорвал бы его на куски.

Войдя в дом, Морган направился прямо в библиотеку. И к графину с бренди. Он налил рюмку почти до краев, но не стал пить. Сжав челюсти, он смотрел на янтарную влагу, словно ее творцом был сам дьявол.

Снова его высокомерная супруга унизила его и довела до состояния, когда он презирал себя за слабость и глубину падения. Он напомнил себе, что поддайся он пороку, и исчезнет разница между ним и пьяницей отцом, между ним и Натаниелем.

Но соблазн погрузиться в забытье, обрести покой был непреодолим, слишком велик, чтобы с ним бороться.

Морган опрокинул рюмку в рот, и огненная жидкость потекла, обжигая горло.

Когда графин опустел, его мысли были в беспорядке, он смутно понимал, что делает, но его гнев разгорелся с еще большей силой.

Он поднялся на второй этаж к себе в спальню и секунду, насупившись, созерцал дверь, ведущую в комнату Элизабет.

Постепенно горечь поборола в нем все остальные чувства. Он вспомнил, как выглядела она в то утро, ее обнаженное тело рядом с ним. Он снова видел ее нежную беззащитную шею, хрупкие белые плечи, такие женственные и покорные в своей слабости. Такие, как она сама… Нет, тут он ошибался. Элизабет никак нельзя было назвать уязвимой, она била уверенной и сильной и знала, чего добивается.