Тот самый

— Антигона! — в кухню заглянула синеволосая девушка.

— Это Афина, — шепнула мне Антигона, будто открывала страшную тайну.

— Вот ты где! Там группа иранцев. У них Александровка, Зимний и Эрмитаж. Шефа нет, а больше с ними никто разговаривать не может. Кричат: ишпейде, ишпейде… Хрен его знает, что это значит.

— Это не иранцы, — неожиданно для себя сказал я. Афина посмотрела на меня так, словно только что заметила. — Они албанцы. И’шпейт’е — на албанском значит «быстро».

— Ты знаешь албанский, — кивнула Антигона, как будто что-то подтверждая. — Вот видишь: шеф в тебе не ошибся. Иди, переодевайся. Амальтея подберёт тебе подходящие шмотки.

— Ничего не понимаю, — пришлось сопротивляться, так как просиявшая Афина уже дёргала меня за рукав.

Антигона закатила глаза.

— Шеф притащил тебя сюда, так? И ты знаешь албанский. А у нас — группа албанских туристов, с которыми некому разговаривать… Дошло?

Я пару мгновений смотрел в пустоту, затем потряс головой.

— Ерунда всё это. Простое совпадение.

— Нет, ну ты тупой, Сашхен, — Антигона рассмеялась. На щеках у неё проявились ямочки. — Совпадений НЕ БЫВАЕТ. Шеф привёл тебя СПЕЦИАЛЬНО! Так что иди и поговори с этими албанцами.

— Но я не умею водить экскурсии! Я и Питера почти не знаю.

— Тебе и не нужно, — Афина продолжала тянуть меня за собой. — Экскурсию поведу я, тебе нужно только переводить.

Вот так я и попал в одно из самых удивительнейших мест на земле. Агентство «Петербургские тайны». Кроме шефа Алекса, работали в агентстве три девушки. Туризм, развлечения, экскурсии.

Впрочем, начну по порядку.

В первый день работы, Алекса я так и не увидел. Витал он где-то далеко: со слов Антигоны, водил по городу делегацию из дружественной Уганды. На суахили, кроме него, никто не говорил, а сторонних переводчиков Алекс на дух не переносит.

Собственно, все девчонки в «Тайнах» были спецами по каким-нибудь языкам: романская группа, индокитай, японщина.

Антигона, например, была редчайшим спецом по мёртвым языкам Месопотамии: урский и вавилонский диалекты, древнеассирийский, древнеперсидский… Где шеф находил туристов, с которыми надо общаться на мёртвых языках, я представить не мог, но раз существовал переводчик — можно сделать вывод, что и делегации из столь экзотических земель имели место быть.

Я же, по своей специализации, мог объясняться на замане курди, домари и ломаврен — языках, на которых говорили в Сирии… Неплохо говорил по-ирански, турецки, арабски — включая восемь диалектов; В качестве факультатива изучал испанский, эльфийский и клингонский.

Да, забыл упомянуть: в Высшую офицерскую школу меня забрали прямо с первого курса филологического, отделение иностранных языков. Завербовали, что называется. Потом, конечно, я и ещё кое-чему научился, но заметили меня в связи с исключительной памятью и талантом к языкам…

Когда вечером, основательно вымотавшись — столько говорить мне не приходилось давненько — я добрался до особняка, никого уже не застал. Афина высадила меня у крыльца и укатила домой, я же, поднявшись по восьми каменным ступеням, вошел в свой новый дом.

Что характерно: о рюкзаке, оставленном в той же каморке под лестницей, рядом с раскладушкой, я ни разу не вспомнил.

На кухне меня ждал ужин: жаркое из говядины с картошкой. Кто это всё приготовил, я не знал, но был безмерно благодарен.

Поужинав, удалился «к себе» на раскладушку, достал читанный-перечитанный томик стихов и впервые за несколько месяцев почувствовал себя дома. Удовольствие, недоступное в течении многих лет…

Незаметно для себя я уснул, а проснулся в глубокой тьме — в крошечное окошко под самым потолком не проникало ни зги.

Спросонок я попытался сообразить, что меня разбудило: привык спать чутко, всегда быть, как у нас говорили, «на щелчке». Умение сквозь сон слышать все звуки, и автоматически делить их на условно опасные и спокойные, появлялось само собой, как обязательный атрибут выживания.

Так вот: я проснулся. А значит, сознание моё определило некую опасность, пока ещё гипотетическую.

Проведя краткую диагностику окружающего пространства и организма, я успокоился: поддавливал мочевой пузырь, а значит, реальной опасности не было. И только выбравшись в коридор — ориентировался я в новом помещении плохо, и шел чисто на ощупь — я услышал тихие голоса…

Первой пришла мысль о грабителях. Укурках или гопниках, коих в питерских подворотнях всегда навалом, и которым пришла в голову мысль распотрошить офис процветающей фирмы.

Говорил Алекс. Его развязный, чуть «подшофе» тембр я узнал сразу. И успокоился. Мало ли, какая надобность привела шефа в контору среди ночи…

Говорили не в кухне, а в одной из комнат. Двустворчатые двери были плотно закрыты, и я рассудил, что разговор — не для сторонних ушей. Одно плохо: туалет располагался совсем рядом, слева.

Мочевой пузырь напоминал о себе всё настойчивее, и ждать, пока разговор будет окончен и все разойдутся, сил уже не было.

Стараясь не шуметь, я осторожно надавил на ручку, так же беззвучно закрыл дверь за собой, и только потом включил свет.

Меня окружил помпезный чёрный кафель, на фоне которого беломраморная раковина, ванна и биде смотрелись особенно неприлично. Барочности добавляли краны в форме лебедей и золотые вензеля на зеркале, а так же нелепый зеркальный потолок, из-за которого не слишком просторное помещение напоминало узкую бесконечную трубу.

Подняв крышку унитаза, я сосредоточился, и… совершенно чётко расслышал:

— Так, значит, мушки — по сотне, а говоруны — по полста.

Голос, незнакомый простуженный баритон, шел из-под потолка. Задрав голову, я увидел забранную чугунной решеткой отдушину — вероятно, та напрямую соединялась с соседней комнатой. Отправлять свои надобности в таких условиях сделалось невозможно, и я принялся слушать.

— Не забудь о серебрянках, — это уже голос Алекса. — За них плачу по две сотни.

— Маловато будет, — ворчал хриплый. — Надо бы по три…

— Дам две с полтиной, — торговался Алекс.

— Но только если оптом.

Затем послышался картонно-металлический звук, будто что-то мелкое, но тяжелое пересыпали из одной коробки в другую, а потом всё стихло.

Я уже совсем собрался покинуть мой невольный слуховой пост и потихоньку прокрасться к себе, как вновь услышал голос Алекса: