Тотальная война

Максимов зашелся хриплым смехом.

Карина с тревогой взглянула на него, направив луч фонарика ему в лицо.

— Тихо-тихо едет крыша?

— Нет, умным стал, дальше некуда.

— Смеешься, что Леон нас так купил?

— Если честно, не он один, — сказал Максимов, давясь смехом. — Ты видишь перед собой самого большого идиота во всей вселенной! И главного моджахеда СНГ.

— Макс, я тебя очень люблю, — усталым голосом произнесла Карина. — Я сидела с тобой, когда ты мертвым валялся. Но жить с психом я отказываюсь.

— Все, все, я успокоился.

Максимов ногой отшвырнул кофр. Встал, забросив на плечо рюкзак.

Они уходили все дальше и дальше, петляя по узкой расщелине. Стены пещеры неожиданно распахнулись, открыв большую гулкую залу. Луча фонарика не хватило, чтобы дойти до стен. Вверху в его свете, искрились острые кончики огромных каменных сосулек, свисавших с потолка.

Их окружала плотная, ощутимо вязкая темнота. Каждый шаг давался с трудом. Эхо усиливало их сиплое дыхание, срывающееся с губ, и казалось, что сама пещера дышит им в такт.

— Макс, может, не пойдем дальше? — прошептала Карина, остановившись.

— Надо идти.

— А тебе разве не страшно? Мне с каждым шагом все страшнее и страшнее. Жутко страшно. Кажется, что впереди кто-то есть. Он манит к себе и отпугивает одновременно. У тебя так же?

— Надо идти. — Максимова самого не покидало гнетущее чувство тревоги. Такое, что иногда спирало грудь. Он списывал это на давящую тишину и усталость.

— А ты не подумал, почему Леон все время просидел рядом с трупами? Может, он тоже попробовал пройти вперед по пещере, но решил, что лучше уж трупы под боком, чем такая жуть.

— Интересная мысль.

За спиной послышалось мерное, низкое урчание, перешедшее в глухой рев. Вскоре темнота задрожала в резонанс с этим звуком.

— Вертолет завис, — поспешил объяснить Максимов. — Поторапливайся.

Над их головами мелодично запели дрожащие сталактиты.

Сверху посыпались мелкие камешки.

— Ложись! — крикнул Максимов.

Прыгнул на луч света, сгреб Карину, подмял под себя, спиной прикрывая от падающих сверху камней.

Вокруг них гулко били в пол тяжелые камни. В воздух взбило пыль, стало нечем дышать. Тяжелый удар обрушился впереди, низко задрожал пол. Еще и еще один. Показалось, что земля дрожит под тяжелыми шагами гиганта.

Огромный сталактит сорвался с потолка и колом воткнулся в пол совсем рядом, окатив лежащих людей крошевом из белых кристаллов. Максимова подбросило, он что есть силы сцепил руки, вжимая в себя Карину. С треском раскололся пол, и вместе с потоком камней и песка их засосало в разлом.

Максимов ожидал, что до удара пройдет бесконечное количество секунд и они успеют умереть в полете, разобьются уже мертвыми. Но удар пришел слишком быстро, он едва успел поджать ноги. Как по горке они съехали вниз, не разжимая объятий, прокатились по твердому гладкому полу..

…Карина пришла в себя первой. Расцепила пальцы Максимова, освободившись из захвата, отвалила его на спину.

— Макс, ты живой?

— Ой-ой-ой, — отозвалось чистое и громкое, как в храме, эхо.

— Макс!

Эхо громко повторило его имя.

И Максимов пошевелился.

— Живой. Но цел ли — не знаю. На задницу месяц не сяду, это точно.

— Кому что. А я руку исцарапала. Он снял лямки рюкзака. Сел.

Кругом была звенящая эхом темнота. Судя по акустике, размеры этого зала были гораздо меньше. Максимов принюхался.

— И я о том же, — раздался голос Карины. — Благовониями пахнет. Ладаном, что ли? Глюки, наверное.

— Может, в рюкзаке что-то разбилось?

— Ага! — иронично хмыкнула Карина. — Я с собой флакончик «Кристиан Диор» прихватила! Глюки, говорю. Совсем крыша у нас поехала.

— Фонарик, ты, конечно, потеряла?

— Из-за него руку и расцарапала. Карина щелкнула кнопкой. Замерцал слабый кружок света и померк.

— Сдох. — Максимов отвалился спиной на рюкзак. — Ничего. У меня есть свечи. Сейчас отдохну и достану.

Услышал, что Карина вскочила. Хрустя камешками, прошла несколько шагов. Остановилась.

Чиркнув, вспыхнул огонек зажигалки. Стал ярче. Раздвоился. Один остался на месте, все больше вытягивая яркий лепесток. Второй поплыл в сторону. Их стало три.

Максимов протер глаза.

Карина шла вдоль стены, а вслед за ней тянулась цепочка огоньков. Их становилось все больше и больше. Теперь Карина зажигала все светильники, стоящие в несколько ярусов на каменных выступах.

Максимов увидел, что сидит на полу, выложенном гладкими плитами из светлого камня, обработанного рукой человека.

Вскочил, на миг забыв о боли и усталости, стал зажигать светильники навстречу Карине. Светильниками оказались чаши из желтого металла. Затвердевшая на их дне смола вспыхивала легко и горела ярко, наполняя воздух дурманящим благовонием.

Вскоре золотистый дрожащий свет наполнил залу. Она оказалась правильной формы, метров тридцать в диаметре. Сводчатый потолок подпирали четыре мощные колонны. От уровня человеческого роста и выше до самого центра купола камень искрился золотыми крапинками.

— Это все — золото? — прошептала Карина.

— Похоже. Вырубили залу в золотой жиле.

— Смотри! — Карина указала на центр свода. Там горела золотым огнем свастика, заключенная в круг из черных камней.

— Это знак Верховного бога, — механически прошептал Максимов.

Он перевел взгляд на прямоугольный каменный монолит в центре зала.

Камень неудержимо и властно притягивал к себе.

Медленно, словно во сне, он приблизился.

Стенки каменного гроба украшала искусная резьба. Руническая клинопись вплеталась в растительный узор. Знаки не были классическим футарком скандинавов, скорее, напоминали те, которыми был написан «Гимн Боянов» [65] .

65

Памятник докириллической письменности древних славян, находился в коллекции известного русского масона Сулакадзева. Официальная наука считает документ подложным. Фрагмент гимна приведен из: Мифы и магия индоевропейцев. Вып 1. М.,1995.

— Суда Велесова не убежать;Славы Славянов не умалить.Мечи Бояновы на языке остались;Память Злогора Волхвы поглотили.Одину Взпоминание, Скифу песнь.Златым песком тризны посыплем!

Слова, произнесенные Максимовым по памяти, эхом отразись от свода. Огоньки в светильниках затрепетали, и золотые волны поплыли по стенам.

Карина со страхом покосилась на него.

— Смотри, как у тебя.

Она занесла руку над камнем, указывая на барельеф из четырех свившихся в свастику змей. Они кольцом лежали там, где у лежавшего в гробу исполина должна была находиться грудь.