Тотем

— Что это? — Лода напряглась.

Тишина. Я почти не дышал.

— Вот, снова!

Мы дружно подняли головы.

В вышине, в сизо-голубом небе парила птица — живая, великолепная птица, легкая и проворная.

— Это животное! — взвизгнула Лода.

— Это сокол, — тихо добавил Ману.

Я посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь, что это сокол?

— В детстве дедушка поймал такого, хотел научить его приносить добычу, но тогда уже начался кризис жизни, — Ману покачал головой. — Позже сокола спустили на топливо.

— А у меня отобрали кота… — грустно произнесла рыжая.

Я смотрел на сокола и думал.

— Они разве не вымерли?

— Вымерли, — согласился Ману. — Лет пятнадцать назад, вроде бы.

— А он откуда?

— Может, это не сокол? — предположила Лода.

— Ну точно сказать, вымерли или нет, мы не можем. Просто их перестали встречать в живой природе. И в топках их не осталось, — Ману не отрывал глаз от неба. — Он улетает.

— Поехали! — скомандовал я, бросаясь к машине.

— Куда? — Лода замерла с протянутой к дверце рукой.

— За ним!

Мы ринулись внутрь авто.

Ману открыл верхний люк и вылез наружу, решив руководить направлением нашего движения, следя за птицей.

— Направо… Не вижу… вперед, вперед, вперед!!!

Мы мчались по трассе, потом по боковой дороге, а потом снесли ограждения и вылетели на пешеходную ленту.

— Всё, пропал. Не вижу, где-то за домами, — Ману устало рухнул на сидение.

— Поедем в том направлении? — спросил я.

— Да, поехали, пока солнце светит.

Пригород издыхал — здания уже не теснили друг друга, а тупо жались к дороге. Я включил высокую скорость, и автомобиль пищал почти ежесекундно, приписывая опасность любому проносящемуся мимо объекту. Наконец, гигантская изгородь из серых домов сошла на нет, и впереди медным пластом легла выжженная солнцем земля.

— Мороун-Валт, — выдохнула Лода, припадая к окну.

Я обернулся. Справа от нас раскинулась пустошь — лысая, песчаная, с пучками какой-то травы, такой жухлой и обреченной превратиться в порошок, что назвать эти пучки растениями значило бы крупно приврать. В мареве пустоши плыл Мороун-Валт — завод по выжиму — огромный, полустеклянный короб с тысячью зеркал, выводов и фильтров.

— Дальше — зона ферм, — заметил Ману.

— Такой жуткий, — Лода не отрывала глаз от тела завода. — Ужасно…

Фермы располагались вдоль дороги. Широкие коридоры-отводы для перегона животных к зданию завода делали сооружения похожими на осьминогов, которых я видел на сайтах природообщин. Эти фермы внушали мне страх куда больший, нежели завод.

Я остановил машину.

— Зайдем туда?

Лода и Ману кивнули.

Войти внутрь не составило труда — ворота в одном из отводов были распахнуты. Мы прошли по темному длинному коридору с мягкими стенами и неровным полом. Я не видел в темноте, но какое-то внутреннее чутье заставляло меня подпрыгивать в нужных местах.

Тишина и темнота настораживали, заставляя напряженно вслушиваться и вглядываться в глубины коридора. Я молча шел вперед, ощущая движение спутников за спиной.

— Зачем мы здесь? — испуганно спросила Лода, когда мы очутились в загоне.

Я пожал плечами.

Ману двинулся дальше, запрокинув голову и разглядывая покачивающиеся лампы нагрева на сферическом потолке. Солнце садилось — розовые всполохи бегали по ребристому стеклу, отчего крыша напоминала недозрелый гранат.

Я заворожено наблюдал за игрой света, забыв об осторожности. Лода дернула меня за рукав.

— Уйдем отсюда, мне страшно…

— Где Ману? — я опустил глаза.

Лода покачала головой.

— Не знаю…

Я прислушался — какой-то посторонний свистящий звук дергал нервы.

— Вон он! — вскричала Лода, прячась за меня.

Ману стоял за решетками загона с огромным протобластером. Мощный короб оружия смотрелся на груди тощего человека как камень на шее самоубийцы.

Я шагнул назад, ещё раз назад, рукой оттесняя Лоду к коридору. Ману понял мои намерения, грустно улыбнулся и кивнул. Я развернулся и, схватив женщину за руку, бросился прочь.

Бежать вперед, нестись как ветер, как сухой обжигающий ветер, прочь отсюда — вот чего я хотел. Лода прыгала рядом, ловко и проворно, как будто в ней играла та самая животная кровь, о которой она говорила.

Только у машины мы остановились перевести дух. Раскаты взрыва долетели до нас ещё в коридоре, но всю красоту поступка Ману мы оценили уже на выходе.

Купол лопнул, столб огня взмыл в небо, сливаясь с красками заходящего солнца. Запахло паленым. Вонь была до того сильной, что мы закашлялись, закрывая лица руками. Ветер, гулявший по пустоши, играл с пламенем, унося запахи прочь, давая нам возможность вздохнуть и не задохнуться.

Темнело, а мы всё смотрели и смотрели на пламя, пожиравшее остатки здания.

Я запел какую-то старую, заунывную песню о горах и домике в долине. Лода тоскливо подхватила мотив.

Два сокола взмыли в небо со стороны горящей фермы, а мы всё пели и пели, провожая птиц глазами.

— Поехали, — наконец сказал я, витиевато закончив припев. Лода ещё поскуливала, но согласно кивнула, и мы сели в машину.

Голод добивал меня, заставлял тормозить у каждой кочки, выжидающе смотреть в ночь.

— Там какая-то растительность, — наконец произнесла Лода. — Смотри!

— Это не растительность, — я осторожно открыл дверцу и сполз на землю. Высокие листья дергались, то падая, то вновь вставая торчком. Меня нервировала такая настороженность, поэтому я не стал ждать. Прыжок — и я очутился на холме. Заяц вскинул уши и дернул в темноту, но там его ждала умница Лода.

— Попался! — торжествующе прорычала она.

Кое-как соскоблив со зверька шкуру, мы засунули тушку на главный движок автомобиля. Израсходовав накопленную за день энергию таким образом, мы рисковали остаться на этом же месте, но мы были слишком голодны и утомлены, чтобы думать о завтра.

Мы лежали на земле — сытые и уставшие, Лода что-то напевала, чертя пальцами круги на песке. Я смотрел в небо — чернильно-черное, глубокое и дикое, осыпанное каплями Млечного Пути.

— Ты помнишь… что было раньше? — вдруг спросил я.

Лода вскинула голову, сощурилась.

— Смутно… Помню мать, кота… Как вспышки на черном фоне, да…

Я кивнул.

Именно вспышки — ничего не значащие, бессмысленные светлые пятна, звезды, затянутые в черные дыры нашей первобытной сущности.