Товар для Слона
Шрифт:
Слова Школьника прервал решительный звонок в дверь. Дима открыл и впустил в комнату довольно высокого человека с собачкой.
— Знакомьтесь, ребята. Это профессор Эдик Федотов. В смысле, Эдуард Васильевич.
Я, конечно, уже любому внешнему виду не удивляюсь. В концеконцов, вон Стивенсы — он профессор, она доцент, но больше на хиппи похожи, а не на солидных ученых. И этот тоже — морда совершенно хулиганская, представьте себе Костю Райкина, растянутого по вертикали. Пышные, почти седые волосы, довольно тощий (еще один…), такой весь немножечко «танец скелетов».
И собачка у него такая же — афганская борзая.
Впрочем, профессор Эдик поздоровался с незнакомыми тоже благовоспитанно, зато потом приветствовал знакомых Школьника и Байбака на очень своеобразной смеси полуприличных слов.
Они, судя по реакции, ничего другого не ждали.
Я поняла, что Федотов заглянул к нам из любопытства. Видать, именно с ним вечером советовался Школьник.
Через десять слов профессор внима-ательно так на нас посмотрел. А потом и говорит:
— А что вы все только «дорога», «тормоза»? Может, все намного проще?
— Вот и я говорю, водитель виноват, — влез Андрей, — а может, плохо ему стало…
— Или ещё проще. — Как все мужчины, профессор Эдик разговаривал руками. — КрАЗ, вот этот, передний, сбрасывает газ, скорость падает. Но стоп-сигнал не горит, потому что тормозная педаль не нажата. «Москвич» приближается, водитель видит — опасно. Потом КрАЗ тормозит, «Москвич» уходит влево, объехать — и сталкивается со встречным КрАЗом. Тем более вечер, закрытый поворот…
Теперь уже все мужики в офисе обдумывали предложенный вариант. В воздухе висели не просто сизые слои дыма, а сплошной туман.
Наконец Школьник произнес:
— Непротиворечиво. Так могло бы быть — но на самом деле он тормозил, след совершенно отчетливый.
Смотрю я — а в глазах Димы, как у нас в офисе, тоже сплошной туман. Ничего господин не понимает.
Зато я начинаю — если кто-то хотел убить мэра, то проще оказалось бы подстроить ситуацию на дороге, чем портить машину.
А Школьник продолжал:
— Нет, все-таки преступного умысла не было. Все можно предусмотреть и рассчитать — но не тот пенек.
— Какой пенек? — нахмурился профессор Эдик.
Школьник терпеливо объяснил.
И вот тут профессор Эдик показал, что не зря он профессор:
— А может, колодки наклонились вперед в момент резкого торможения?
У Школьника вспыхнули глаза — и тут же угасли.
— Нет, Эдик. Колодки наклонились задолго до аварии — ты б видел этот тормоз, там все ржавчиной заросло…
Но Эдик Федотов уже несся в атаку полным галопом:
— Но расчет мог быть именно на это! На поршеньках стоят слабые упорные кольца, при служебных торможениях они как-то держат, но потом злоумышленники создают аварийную ситуацию, которая вынуждает водителя прибегнуть к экстренному торможению, замедление и сила инерции намного выше, и вот в этот момент…
Без всякого почтения к профессорскому мнению вмешался Байбак:
— Так колодки ж уже разжатые, как же они наклонятся?..
Школьник задрал очки на лоб, потер глаза:
— Миша! Что б ты уже сначала думал, а потом говорил, а? Непозорь меня перед Эдуардом Васильевичем!
Эдуард Васильевич победно ухмылялся, Борис Иосифович жевал губами, дожидаясь, и изо всех сил сдерживался, чтобы не выпалить разгадку.
Но Байбак уже и
сам сообразил:— Ой… тю… Ну да, разное время срабатывания…
Тут же все трое коршунами накинулись на свои драгоценные диаграммы, профессор Эдик бормотал:
— А ну покажи, покажи…
А Борис Иосифович, снизойдя к безграмотной публике, объяснил:
— Впереди дисковые тормоза, у них очень малое время срабатывания видите, вот эта площадка? При скорости протяжки ленты сто миллиметров в секунду… ну, скажем, двенадцать сотых секунды. А сзади тормоза барабанные, да ещё зазоры повышенные — вот смотрите, на левом тормозе почти три десятые. В это время передние колеса уже тормозят, а задние ещё нет, и профессор Федотов выдвигает гипотезу, что именно в этот промежуток времени колодки могли уйти вперед и выключить из работы задний правый тормоз и что именно в этом состоял расчет преступников.
У меня ноги подкосились. Так что, все-таки Слона работа?! Час от часу не легче!
А они, вырывая друг у друга ручку (хотя на столе их три штуки валялось), уже писали очередные дифференциальные уравнения, а хомячок Миша сидел на телефоне, вызванивал какого-то друга Толика (как выяснилось из разговора, милицейского эксперта, который занимался «Москвичом» Коваля) и со ссылками на доцента Школьника и профессора Федотова уговаривал его немедленно лететь на службу, вскрыть тормоз и чувствительным динамометром вымерить усилие, необходимое для смещения колодок, да ещё при разной степени нажатия на педаль, а потом все разобрать, тщательно взвесить и определить центры масс и моменты инерции колодок, потому что, как оказалось, именно от этих цифр зависел приговор ученых: преступный замысел или несчастный случай.
Правда, Школьник немного охладил мой пыл, подчеркнув: «возможный» преступный замысел.
Пока поднятый по тревоге друг Толик где-то в недрах милиции возился с динамометрами и весами, профессура обсела Шварца, и он им с шиком моделировал умышленно организованную аварию без всяких фокусов с тормозами — по гипотезе профессора Эдика. Судя по гуканьям этих седовласых младенцев, убийство получалось хоть куда.
Я вздохнула в сотый раз и отправила Андрюшу в «Горячий хлеб» за булочками с корицей, а сама смолола очередной заряд кофе и засыпала в кофеварку.
Господам ученым наплевать, что нас они совсем запутали. Сидят довольные, разглагольствуют: какую, мол, работу провернули! Школьник своему сотруднику и говорит:
— Ну вот, Мишенька, цени частное предпринимательство! После этих двух дней твоя диссертация сделала гигантский шаг вперед.
А Мишенька, солидный такой, как хомяк сытый, отвечает:
— Я ценю, Борис Йосич, на работе такое вряд ли удалось бы… Особенно с нашим любимым научным руководителем.
И оба усмехнулись. По-моему, не очень весело.
Друг лейтенант все не звонил. Афганская борзая напомнила профессору Эдику, что пора домой, влегла в ошейник, как упряжная лошадь в хомут, и утащила хозяина из нашей конторы. Борис Йосич посадил было Мишеньку за машину писать пояснения, но через минуту не выдержал его дилетантского тюканья по клавишам, согнал со стула и взялся за дело сам. Закончил, отредактировал. Сережка все распечатал в трех экземплярах — для нас, для них и для Слона. Дима тем временем приготовил деньги и ведомость.
— Распишитесь, пожалуйста.