Товарищ "Чума" 4

— В-вы к-как с-сдес-с-сь ок-казалис-с-сь? — просипел я, меня продолжало колотить словно паралитика, хотя абсолютно не чувствовал своего тела. Единственное, чем я мог худо-бедно управлять, это моя трясущаяся челюсть.

— А! Подслушивали! — Беспечно отмахнулась Глафира Митрофановна. — Мы с Акулиной за вами по волшебной дорожке пошли, а после у пещеры остановились. Там акустика отличная — все слышно было…

— А когда ты выбраться из воды не смог, — добавила Акулинка, — мы с мамой на помощь тебе бросились!

— Р-род-дные в-вы м-мои! П-п г-гроб ж-жиз-зни в-вам об-бязан! — с чувством поблагодарил я моих девчонок, которые, ни секунду не раздумывая, бросились мне на помощь. — Люб-блю в-вас об-беих! — Я попытался их обнять, но безрезультатно. Только затрясся еще больше.

— Лежи спокойно, горе ты наше! — Продолжая разминать и растирать задубевшие мышцы, шикнула на меня мамаша. — Еще не известно, чем это переохлаждение для тебя закончится!

«А ведь и правда, хрен его знает, чего я там себе отморозил? — пробежала в голове подленькая мыслишка. — А ну, как опосля ничего „там“ работать не будет?»

Ведь были у меня приятели, еще там, в родном времени, заядлые охотники и рыболовы, любители основательно поморозить зимой свои задницы. И у некоторых из них были потом определенные проблемы в «этом» плане. Но я постарался прогнать эти мысли из головы. Я — не они. Я куда крепче! Ведь я же ведьмак! Но червячок сомнений всё же присутствовал.

Наконец моя бледная кожа начала постепенно краснеть, а в онемевших членах слабо покалывать. Значит, не всё еще потеряно — чувствительность потихоньку восстанавливалась. Не знаю, как такие длительные процедуры в ледяной воде повлияют на моё мужское здоровье, но сдохнуть я уже точно не сдохну!

И еще один радостный момент был мною отмечен — за всё время, проведенное на улице, на мне не вспыхнул ни единый язычок чёрного пламени. Я только слегка «парил» призрачными облаками туманного мрака, который даже не видели мои сногсшибательные массажистки. Через несколько минут я почувствовал, что не могу перелить злыдню больше ни капли силы. А это могло означать только одно, что кристалл с красивым названием «Слеза дракона» заполнен под завязку.

Это подтвердил и дедко Большак еще через минуту выбравшийся из пещеры на полянку, где я приходил в себя.

— Ну, всё — полна коробочка, — заявил он, опуская рядом со мной на траву граненый драгоценный камень. Его былая прозрачность сменилась непроницаемой чернотой, которая, казалось, поглощает даже солнечный свет. — Как сам? — поинтересовался моим самочувствием лесной хозяин.

— Уж-же к-куда лучше, — произнес я, чувствуя, как после «массажных процедур» начало гореть всё моё тело.

Я пошевелил пальцами рук, в которых бегали колючие иголочки восстановленного кровообращения. Ура! Работаю! Да и сами руки, пусть и заторможено, но начали откликаться на мои команды. Отлично! Значит, всё со мной нормально!

— Поклон вам земной, друзья! — Искренне произнес я, обращаясь к лешему с Лихоруком. — Пропал бы я без вас совсем!

Пока я сыпал благодарностями, Акулинка сбегала к пещере и принесла с собой солдатский вещевой мешок. В нём оказалась моя «старая» одежда — галифе и гимнастерка красноармейца со споротыми лычками, которую я сбросил, когда устраивал «маскарад», облачившись в ненавистное фашистское «фельдграу». Эта форма, кстати, на мне и сгорела дотла.

Вот же какие молодцы мои девчонки! Даже об этом подумали! Вот что значит правильные женщины. Я искренне порадовался за то, что у меня такой крепкий тыл. Через несколько минут ласковые руки Акулины и Глафиры Митрофановны меня уже упаковали, а после с помощью Лихорука поставили на ноги. К этому моменту я уже полностью ощущал свои «потерянные члены».

Черный огонь меня больше не беспокоил. Теперь нужно было научиться колдовать с сожжёнными энергетическими каналами, либо срочно их восстановить. Ведь мне срочно надо в Берлин! Деда выручать…

Глава 10

1942 г.

Третий рейх

Берлин

Первую пару недель после того, как Бажен Вячеславович пришел в себя, его совершенно не трогали. Только донимали постоянные ежедневные (а то и по нескольку раз в день) медосмотры местных эскулапов, которых прикрепил к нему Волли Хорст, знакомство с которым стоило Трефилову не только здоровья, но и потери Родины. Ведь, как и предполагал профессор, его тайно доставили в Германию.

Немецкий «коллега» очень активно переживал за его физическое здоровье и психическое состояние после выхода из комы, что лично и скрупулёзно проверял работу своих подчинённых, гоняя их в хвост и в гриву. Как понял Трефилов, Хорст в этом «лечебном заведении» был большой шишкой, чем-то вроде директора института.

Все остальное время Бажен Вячеславович был предоставлен самому себе: спал, когда хотел, ел, как не в себя — кормили в этой «лечебнице» просто шикарно! Трефилов бы не удивился, если бы выяснилось, что повара для приготовления настолько изысканных блюд, каких он никогда в жизни не едал, Хорст приволок в этот вертеп именно из-за него.

Что самое удивительное, профессор-эсэсовец обращался с русским пленником чрезмерно обходительно, и до сей поры ни разу даже не пытался заставить, либо каким-нибудь образом склонить его к сотрудничеству. Возможно, что в этом-то и заключался его дьявольский план: кнута Бажен Вячеславович уже отведал при похищении, а сейчас, похоже, наступил черед сладких медовых пряников.

Однако, Трефилов тоже не поддавался на столь примитивную провокацию: с безучастным видом поглощал все деликатесы, которыми его пичкали, ходил на прогулки в небольшой закрытый дворик, огороженный как по периметру, так и над головой нескольким рядами колючей проволоки, да еще и находящейся под высоким напряжением.

Лениво листал красочные журналы и книги (естественно, на немецком языке), что приносил пожилой молчаливый санитар — видимо в этой «тюремной больничке» имелась своя библиотека. Хорст всеми силами хоть как-то пытался скрасить досуг пленника, а заодно и немного расшевелить.

В журнальных подборках даже встречались журналы весьма фривольного содержания. Да и Хорст, выступающий в роли главного надсмотрщика, не раз и не два намекал ему, что сможет устроить настоящую «вечеринку» с горячими красотками.

Но Бажен Вячеславович непременно отказывался, ссылаясь на слабость и солидный возраст. Хотя старой развалиной он вовсе не был. Ведь со стороны должно казаться, что пленник, несмотря на содержание в «золотой клетке» находится в полной прострации и жуткой депрессии.

Трефилов всеми силами старался показать, что навязчивые «подачки» Хорста ему абсолютно «до лампочки». Что он старый и больной человек, «измученный нарзаном», да еще и пребывающий конкретно «не в себе». Для усиления этого эффекта он часами мог сидеть, либо лежать на кровати, почти не моргая, и уставившись в одну точку, как будто с головой у него творится действительно настоящая беда.