Товарищ Гитлер. Книга 2. Повесить Черчилля!
Шрифт:
Всего восемьдесят «Хейнкелей-111», половина из которых была вооружена новейшими авиационными торпедами, но едва натаскана учебными атаками на Балтике в июле-августе, против трех десятков кораблей «Гранд Флита», вышедших из Розайта, своей главной базы.
И что?!
По пути их атаковали подводные лодки — разведывательные самолеты доложили, что один из линкоров отправился назад, крейсер на буксире повели к ближайшему порту, а эсминец затонул. И это не могло радовать. Тем более что, к великому удивлению штабных операторов, английскую эскадру не прикрывали истребители.
Кессельринг приказал нанести
С небольшим запозданием, но почти одновременно, в боевом порядке «звезды», с разных курсов, чтобы в любом случае неотвратимо поразить торпедой корабль, заходили эскадрильи. Теперь предстояло проверить теоретические выкладки не в учебном, а реальном бою, против сильнейшего на море противника. И главное — атаковать все пилоты должны были только самые крупные корабли британцев, выполняя наказ фюрера: «Выбивайте только большие лоханки…»
— Майн герр!
Кессельринг чуть ли не вскочил с кресла, видя сияющую физиономию начальника штаба. Неужели успех?
— Самолеты сопровождения докладывают — линкор типа «R» перевернулся, получив три торпеды, так же как и тяжелый крейсер типа «Графства» — того поразили тоже три торпеды. И, судя по всему, две были выпущены по неподвижному кораблю подводной лодкой.
— Это великолепно, Шпандель. Такие лавры и поделить можно!
— Это еще не все, майн герр. Второй линкор отвернул к базе, в него тоже угодила торпеда. Сюда идут только крейсера с эсминцами и один линкор типа «Нельсон» с тремя башнями на носу.
— Немедленно радируйте подполковнику Динорту мой приказ утопить этот линкор всеми силами. Он не должен войти в пролив! Вы представляете, Шпандель, что может наделать этот монстр?!
— Для наших барж и паромов, майн герр, хватит и эсминцев. Хотя линкор, конечно, более опасный противник.
— Вы сказали верно, Шпандель. Но не так все плохо — наш фюрер снова прав, когда недавно сказал нам русскую пословицу. Как там… не так страшен черт, как его малюют!
Гастингс
Макс Шмеллинг уже в сотый раз проклял тот день, когда он поддался честолюбивому порыву и решил принять непосредственное участие в боевых действиях, дабы заработать вожделенный Железный крест. И сейчас, сидя около последнего ящика со снарядами, бывший чемпион впал в какое-то состояние полного отупения и равнодушия — война оказалась совсем не такой, какой он ее представлял.
Совсем иной! Страшной, аж жуть берет!
За эти дни Макс привык к виду крови и вывалившихся из распоротого осколком живота дымящихся кишок. И этот запах войны, щедро приправленный пороховой вонью и едкой гарью от сгоревшей взрывчатки, уже не вызывал рвоты, как и приторно сладкий, до блевотины, запашок начавших разлагаться человеческих тел, щедро усеявших поле. Вроде то самое, на котором чуть ли не тысячу лет назад
норманны устроили резню саксам.— История повторяется?! Вонючее дерьмо!
Ругань немного облегчила душу, и Макс заскорузлыми пальцами достал из пачки сигарету. Он никогда не курил, но тут поневоле закуришь, чтобы перебить витающий везде запах смерти и животного ужаса, раздирающего душу кровавыми когтями.
— Не журись, чемпион, — фельдфебель Вилли Шнайдер пихнул боксера локтем в бок. — Крест ты уже за «языков» заработал, еще один тебе за эти бои положен.
— Ага, положен, — пробурчал Шмеллинг. — Вон вяз стоит, из него мне крест и состругают…
— Зачем так печально, солдат. Я с поляками на Бзуре сражался, так они намного яростнее англичан лезли, прямо дикие звери. Выстоим и тут, не забудут, помогут. Каждую ночь самолеты садятся.
Транспортные Ю-52 каждую ночь приземлялись на аэродром, забирая раненых и высаживая то по пятьсот, то по тысяче человек. Все в десантных комбинезонах, но без знаков парашютиста на груди — посадочные батальоны «новых» бригад. Но это было крайне мало, и защитники плацдарма таяли прямо на глазах. Лучше бы на побережье высадили, там, по крайней мере, морем можно раненых вывезти. А тут…
Шмеллинг за трое суток спал несколько часов, проваливаясь в темноту забвения. Днем воюешь до одурения, а ночью до посинения утрамбовываешь воронки да рытвины на взлетно-посадочной полосе, которую англичане обстреливали постоянно. Пища в глотку не лезет, на каждый куст блюешь. Вот так он и провел все это время, которое казалось ему вечностью.
— Макс, не вешай нос, — фельдфебель хмыкнул. — Ты заметил, что сегодня «томми» атаковали вяло? Это раз. И самолеты их впервые в небе не летали и по нам не стреляли! И не бомбили их «спаниели» вот уже сутки. Наши же здесь, вон крутятся «мессершмитты». Это два. А в третьих…
— В-третьих? — В Шмеллинге впервые проснулось любопытство, и теплота надежды согрела сердце.
— Где-то англичанам жару поддают. Хорошо поддают! Оттого задавить нас и отбить аэродром они уже не пытаются. Да и пушки стрелять стали намного меньше. Это отлично, Макс. У них нет резервов, чтобы на нас кинуть. А значит, нужно совсем немного продержаться…
«Фельзеннест»
Флотские дела угнетали, если не сказать больше. Отставка Редера лишь подчеркнула то, что было создано гросс-адмиралом, но еще больше, что тот саботировал всеми своими силами.
Взять подводный флот, к примеру. В июне Родионов беседовал с его командующим контр-адмиралом Деницем. Удивительная вещь — три четверти атак U-ботами завершились неудачей именно из-за отказавших торпед. Денниц осыпал Редера рапортами, а тот их, чисто по-русски, даром что немец, «под сукно» положил.
Но с назначением Шпеера дело с неисправными торпедами, имевшими не обычный, а какой-то то ли электрический, то ли магнитный взрыватель, — к своему стыду, Андрей так ничего и не понял о заумной хрени, положившись на нового рейхсминистра, приняло совсем скверный оборот. Флот их принял без должной проверки, чуть ли не по «филькиной грамоте». А потому Редер, как водится, дабы отвести от себя упреки, всю вину списал на подчиненных — один адмирал с табунком офицеров попали под суд.