Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

После того как пятеро красноармейцев исторгли себе под ноги остатки и без того не слишком обильного обеда, Гурский, выругавшись под нос, поспешил увести отряд обратно в лес. И все равно тот чудовищный запах смерти, словно въевшийся в одночасье в одежду и кожу, преследовал всех нас еще не один час – еще один, кроме запаха сгоревшей плоти, запах войны… этой войны, впрочем, как и любой иной…

Тьфу ты! Сморгнув, я раздраженно потряс дурной головой. Идиот, нашел время для воспоминаний! Еще и таких… жизнеутверждающих, блин! Самое время, ага. Можно подумать, мне и своих воспоминаний не хватает, тех, что с Северного Кавказа привез. Кстати, я ведь так и не успел поручику рассказать, что тоже на войне побывал. Ну, не совсем на войне, конечно, скорее, как это принято называть в моем времени, являлся «участником боевых действий». Короче говоря, «срочку» я фельдшером прослужил, поскольку училище перед самой армией закончил. Когда повестка пришла, особо не сомневался: нужно, так нужно. Сначала на полковом МП, затем при медсанбате и уже перед самым дембелем в госпитале в Моздоке – к счастью, еще до того рокового взрыва в две тысячи третьем. Так что на «боевые» я выезжал от силы раза три. Но и без этого всякого насмотрелся – такого, о чем не то что рассказывать, но и просто вспоминать не хочется. Вообще не хочется. Когда в родной Краснодар вернулся, так в первый год едва с ума не сошел, даже водка не помогала. Особенно когда раз за разом во сне видел, как пацанов на вертушках прямо из боя на сортировку привозят, вместе с «двухсотыми», чтоб дважды технику не гонять…

Взглянув на часы, хмыкнул: что-то поручик задерживается, пора бы ему уж и возвращаться, больше полутора часов прошло. Да и комары, заразы, совсем заели. Жаль, что до изобретения аэрозольных репеллентов еще времени, как… Додумать мысль не успел: сначала метрах в двухстах раздались какие-то крики, и в ответ сухо зашелестел «МП-40» поручика. В ответ бахнуло два раскатистых винтовочных выстрела. Снова автоматная очередь и гулкий «бабах» маузеровского карабина – второй день на войне, а уже научился их различать! Несколько секунд тишины, и опять короткое «тыш-тыш-тышш» трофейного автомата. Вовсе уж короткое, похоже, патроны закончились.

Все, блин, не удалось Николаю Павловичу тихо уйти! Вернее, судя по диспозиции, ушел-то он как раз тихо, но вот на подходе вляпался: то ли преследования не заметил, то ли уже тут на кого-то напоролся. Так, ну и что же мне делать? Впрочем, какая на фиг разница? Товарища выручать, вот что! Как там во второй части «Мы из будущего» говорилось: «Не, хлопцы, вчетвером сюда – вчетвером обратно». Вот именно…

Торопливо рассовав за ремень гранаты и запихнув на немецкий манер запасные магазины за голенища сапог, сполз с холмика, так, чтобы он прикрыл меня от чужих взглядов, и чесанул по кустам в сторону перестрелки. Последние метров двадцать прополз на брюхе по влажной от ночной росы траве, донельзя изгваздав форму. Присмотрев подходящую позицию, огляделся. Еще и луна, зараза, скрылась за облаком – нашла время! И так почти ни фига не видно. Опа, так вот оно что!

Похоже, имеет место как раз второй вариант: на грунтовке застыл мотоцикл с коляской, чуть поодаль – еще один. Фары с натянутыми маскировочными чехлами на обоих горят, освещая происходящее узкими полосками света, за что немцам огромное спасибо. Поручика уже повязали, отобрав автомат: Николай Палыч стоит на коленях, заложив руки за голову. «Ну, это нормально», – как говорил герой еще одного популярного кинофильма. Это мы переживем. Главное, живой. Самое смешное, что фрицы вообще не обращают внимания на окрестности: похоже, решили, что просто взяли случайного окруженца, пусть и в лейтенантском звании да еще и с трофейным оружием. Стоят, курят, обмениваясь короткими смешливыми репликами. Периодически что-то говорят поручику, определенно даже не предполагая, что он понимает, о чем речь. Хм, интересно, что они вообще тут в такое время делают? Вроде ж по ночам они в расположениях сидят, нападений боятся? Может, разведка? Или связисты какие?

А вообще, это неплохой шанс. «Недурственный», как бы сам Николай Павлович выразился. Главное, чтобы Гурский понял, что я уже тут. Понял, как оказалось.

– Виталик, я сейчас упаду ничком, а ты стреляй, – спокойным, даже равнодушным, чтоб не выдать себя интонациями, голосом внезапно сообщил поручик. – У меня важные сведения. Сигнал – немецкое слово «один», полагаю, ты поймешь.

Приколист, блин… Я торопливо подготовил запасные магазины и прицелился, поудобнее уперев локти. Да чтобы русский человек не знал слова «айн»? Не бывает такого!

А Гурский внезапно выдал длиннющую тираду на немецком. Был бы я силен в языках, перевел бы примерно так:

– «Господа солдаты победоносного вермахта! Я русский патриот, который готов встать с вами плечом к плечу на пути большевиков. Как говорил мой командир, встань в строй на счет «раз»!

И ухнул вниз лицом, лишь в последнюю секунду притормозив падение руками.

А я, услышав знакомое eins, выжал спуск, долбя короткими очередями и плавно переводя ствол из стороны в сторону. Как ни странно, мне хватило всего одного магазина – приноровился-таки к девятимиллиметровому творению фирмы «Эрма». Голова ближнего к моей позиции фрица судорожно дернулась, расплескивая в стороны свое малоаппетитное содержимое, второй и третий получили очередь поперек спины. Оставшиеся трое бросились было к мотоциклу, на ходу сдергивая с плеч карабины, но не добежали, срезанные последней, уже «до железки» очередью. Вряд ли всех насмерть положил, но из боя выбил.

Приподнявшись, я окликнул лежащего ничком поручика. И, услыхав ответ, тупо разулыбался, уложив на колени разряженный автомат. Живой, зараза! Остальное неважно – в этот миг мне отчего-то было абсолютно наплевать не только на спасение Якова, но даже и наше вероятное возвращение в мое время.

Поднявшись на ноги, Гурский подобрал ближайший карабин, передернул затвор и, прихрамывая, двинулся к расстрелянным гитлеровцам. Ну а я чего сижу, спрашивается? Торопливо перезарядив оружие, тоже выскочил на открытое место. Опоздал – карабин дважды коротко рявкнул, и поручик, улыбаясь, пошел мне навстречу, отчего-то держась рукой за левый бок. Блин, нежели ранен?

– Хорошо стреляешь, – внимательно взглянув в глаза, сообщил он. И, видимо, уловив что-то в выражении моего лица, вдруг ободряюще хлопнул по плечу перемазанной кровью рукой:

– Да живой я, живой, успокойся. Так, зацепили малость, полагаю, просто царапина. Давай быстренько уходить, нашумели изрядно.

– Рану осмотреть нужно, вон вся гимнастерка в крови.

– Позже, Виталь, сейчас нет времени. Насколько я понял из их разговоров, перед рассветом тут должна проехать какая-то важная шишка, вот их и выслали вперед, дорогу проверить. А следом идет еще бронетранспортер, но у него что-то с мотором случилось, вот они вперед и вырвались. Решили не возвращаться, дождавшись здесь, но нарвались на меня. – Поручик самокритично хмыкнул. – Точнее, это я на них нарвался, поскольку спешил.

– Ладно, тогда возьми у немцев пару перевязочных пакетов, а я пока мотоциклы хоть вон в те кусты откачу, все не так заметно будет. И фрицев туда же.

Пока я ворочал тяжеленные «Цундапы» и оттаскивал с дороги трупы, Гурский подобрал свой автомат и нашел пару индпакетов, заодно вытащив из колясок коробки с патронными лентами. Оружие брать не стали, даже пулеметы, поскольку времени уже не оставалось. Бросать «МГ» было безумно жаль, но мы и так еле успели – едва отошли метров на сто, как вдалеке раздался гул мотора и замелькал приглушенный маскировочными насадками свет фар. Хоть я и видел, что бежать поручику тяжело и гимнастерка на боку все сильнее темнеет от крови, но помочь ничем не мог, поскольку и так тащил на себе оба автомата и коробки с лентами, каждая весом, так на секундочку, больше восьми килограмм.

Судя по гудению мотора за спиной, укрытых в зарослях мотоциклов немцы не заметили, проехали мимо – звук стал удаляться. Расслабляться, конечно, нельзя, хватятся пропавшего авангарда быстро, да и найдут тоже. Собственно говоря, не пользуйся фрицы светомаскировочными фарами, узеньким лучиком освещающими лишь пару метров дороги перед капотом, они б и сейчас мимо не проехали, уж больно ненадежно я их байки замаскировал…

Когда половина пути была пройдена, мы остановились для перевязки. К счастью, пуля и на самом деле лишь рассекла кожу и поверхностные мышцы, правда, на довольно большом протяжении, оттого и столько крови. Хорошо хоть ребро уцелело, еще б на сантиметр выше – и с пару недель дышать Николаю Палычу осторожно и через раз. Но в лагере все равно нужно будет нормально обработать рану и сменить повязку, поскольку в наших нынешних антисанитарных условиях асептика – «наше все», как классик говаривал.

Отдышавшись и несколько минут передохнув, я задал давно волнующий вопрос: что такого важного он разведал, что аж немцев в спешке не заметил?

Ответ меня, увы, совсем не порадовал:

– Похоже, Виталий, мы опоздали…

Глава 12

Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой…

М. Исаковский

Подробности своей едва не закончившейся столь фатально разведвылазки Гурский поведал мне уже по дороге к ночной стоянке, благо можно было особенно не спешить, да и поручик нуждался в отдыхе. Немцы, даже обнаружив перебитый передовой дозор, вряд ли бросятся ночью искать обидчиков – скорее, просто радируют о необходимости изменить маршрут поездки этой самой неведомой «шишки». К слову, на мой вопрос о том, кто бы это мог быть, поручик лишь криво усмехнулся: