Товарищи по оружию

– Ладно, не рассказывай, – прервал Климович, – а то начинаешь жалеть, что бои кончились!

Они прошли несколько шагов молча.

– Помнишь это место?

Артемьев огляделся: кругом валялись стреляные гильзы, ржавые куски железа, кое-где белели кости.

– Здесь палатка Камацубары стояла, – сказал Климович, – и здесь я тебя после боя второй раз встретил: ты сидел и документы разбирал.

– А ты приехал и сразу же уехал, – сказал Артемьев, – даже не поговорили.

– Я тогда злой был. У меня из всего батальона семнадцать танков оставалось. Пойдем к машинам. Тебе ехать пора! – Климович крепко одной рукой обнял Артемьева за плечи, показывая этим молчаливым движением силу дружеского чувства к нему.

– Подожди, постоим еще минутку, – сказал Артемьев, – посмотри, какое небо кровавое.

В самом деле, вдали за свинцовой полосой Халхин-Гола, за желтым горбом высоты Палец, над далекой грядой отрогов Хингана, небо, черно-фиолетовое вверху, чем ниже, тем делалось все багровей и багровей. Разорванное острыми пиками гор, оно красной полосой горело в неровных промежутках между ними.

– Как будто там, за горами, кто-то идет со знаменами, – сказал Артемьев, вдруг вспоминая рассказ старшины о гиринской тюрьме и молчавших на допросах китайских коммунистах.

– Ветер будет, – сказал Климович.

1950-1965