Традиции & авангард. Выпуск № 1

В восемь лет я познакомилась с верованиями язычников. Где тот далекий Бог, создавший все вокруг? Духи земли и воды гораздо ближе к людям. Я взывала к Зевсу, Дионису и Афродите. Просила о любви и победах. Щедро рассыпала лепестки пур пурных роз и соленое печенье во фруктовом саду. Слушала, как поют соловьи.

За этим последовало очарование Шакти и восхищение Ганешей. Медитируя, я мысленно устремлялась к Будде, чьи глаза словно расплавленное золото.

В четырнадцать лет я решила разорвать кольцо перерождений. Отмерить новую жизнь. И начала молиться по-арабски.

Религия у меня получилась весьма своеобразная, полная мистерий, но если непосвященный человек замечал девушку в большом платке, то, вероятней всего, он думал, что она мусульманка.

Я решила, что в моем доме всегда будут Тора, Библия и Коран, сказания о Гаутаме, Тибетская книга мертвых, учения Конфуция, Платона и Аристотеля.

– Заснула, что ли? – острый мамин локоть напомнил мне о реальности. – Говорю, давай сюда пакет! Там термос с чаем и орехи!

Мысли, как джинны, путают и наводят морок. Я подала матери пакет. Она поинтересовалась у Асхаба, не желает ли он чего, и тот согласился взять горсть очищенных грецких орехов.

Природа за окном изменилась. Вокруг расстилались бескрайние пустые поля и лесополосы с черными неприглядными деревцами. Горы остались позади.

Нас еще раз обыскали. Но не нашли ни дневники, ни остатки денег – жалкие гроши, оставшиеся от положенной компенсации, из которой мы получили только небольшую часть.

Предвечернее время неудержимо накатывалось вместе с гаснущим на горизонте солнечным диском.

Я попыталась остановить поток мыслей, произнести «ом-м-м-м-м» и внезапно вспомнила, как впервые поняла, что колдовать плохо. В четыре года я услышала легенду о ведьме. Голос матери сливался с шумом осеннего ветра в родном грозненском дворе, где стояли кирпичные многоэтажные дома в виде буквы «П». Потом мама ушла по делам, а я осталась.

Пожелтевший лист тополя притаился у моих ботинок. Схватив его, я закружилась, словно дервиш в неистовой пляске. Я кружилась с такой скоростью, что стала частью вихря и уже не могла остановиться.

«Духи света, духи тьмы, приходите мне служить! – повелела я. А затем на меня снизошла идея, за которую я до сих пор испытываю стыд. Подув на сухой листок, я приказала невидимым помощникам: – Пусть завтра весь двор будет усеян мертвыми голубями!»

Я перестала кружиться, уронила тополиный листик и как ни в чем не бывало побежала играть к подружкам.

На следующее утро наш дом сотрясся от криков соседки Марьям:

– Лена! Лена, ты посмотри, что случилось! Вай, вай! О Аллах!

Мама выбежала во двор в ночной рубашке, босиком, а за ней и остальные жильцы нашего дома.

Я никак не могла понять, отчего взрослые плачут и причитают. Встала с кроватки и вышла следом за матерью.

– Ночью был ураган! – сокрушались соседи. – Вихрь накрыл город! Упали большие деревья!

– Птицы! Птицы! – кричала тетушка Марьям. – Птицы мертвые!

– Какие птицы? – удивилась я, потому что успела позабыть о своей игре в злую волшебницу.

Мама была расстроена:

– Десятки голубей мертвы… Их тела раскидало по дорожкам, у гаражей, на клумбах…

– Это… – я осеклась от ужаса. – Это сделала я! Обещаю, что больше не буду колдовать!

– Не мели чушь! Это просто ураган, – строго сказала мама.

Она так и не поверила мне, назвав чистосердечное признание детскими фантазиями. Будь это действительно так, мне бы легче жилось на свете. Теперь, покупая хлеб и подкармливая голубей, каждый раз я пытаюсь вымолить прощение за свою неоправданную жестокость.

Тени от желтоглазых фонарей легли на дорогу, и мы проехали очередной блокпост, чтобы оказаться в Ставрополе, в частном доме, который заранее взяли в аренду на Пятачке.

Ставропольский Пятачок – это место в районе Нижнего рынка, там маклеры и зазывалы предлагают аренду и продажу жилья.

Внутри съемного дома мы ни разу не были. Внесли плату за два месяца и получили ключ от старого амбарного замка.

– Там тепло? – спросила я хозяйку.

Хозяйка, крупная женщина лет пятидесяти, ответила скороговоркой:

– Пол бетонный. Печка есть. Не пропадете.

У нее не нашлось времени показать жилище изнутри.

Я помнила, что дом находится в районе Нижнего рынка, недалеко от магазинчиков, торгующих алкоголем, и гостиницы «Интурист». Жилье в этих местах походило на бараки для заключенных ГУЛАГа. Некоторым частным домикам стукнуло несколько веков, и наверняка в каждом из них жил домовой. Радовало, что от восьми соседних строений нас отделяла сетка, а рядом с арендованным домом росла разлапистая ель. Ее можно было украсить под Новый год.

– Скоро приедем! – радовалась мама.

– Дай Аллах! – вздохнул Асхаб.

– Оставайся ночевать, – предложила она.

– Неудобно, – смутился наш водитель.

– Я бабушка. Куда в ночь поедешь? Завтра мы тебя проводим до Буденновска.

Последняя фраза Асхаба обнадежила. Он переспросил:

– Точно проводите? Увидят, что чеченец, схватят. Родные даже труп не найдут… Война превратила многих в зверей. Здесь, на территории русских, я беззащитен.

– Приедем, макароны отварим! Есть консервы. – Мама была поглощена незатейливыми мыслями о вкусном ужине.

Небо почернело, стало тяжелым, как подошва сапога. Я размышляла над книгой, прочитанной во Вторую чеченскую: кто могущественней – человек или его тень?

Однажды я отправилась искать еду в развалины многоэтажки. Стены дома были пробиты насквозь и образовали своеобразные «коридоры» на уцелевших этажах. Осторожно, стараясь не наступить на серебристую нить растяжки, я блуждала внутри.

Вспоминала, как в двенадцать лет влюбилась в соседского мальчишку по имени Эрик. Я не могла признаться ему в чувствах и жалела, что у меня не было ни одной его фотографии… Семья Эрика сумела спастись из Грозного, а их квартиру в годы смуты захватили чеченцы. Они, странное дело, не выбросили чужие фотографии, словно хотели знать, у кого отобрали жилье.

В тот день я нашла фотографию Эрика и прикрепила ее к страницам дневника, как цветок войны, сорванный на руинах.

В разбитых домах всегда было полезное: лекарства, бинты, крупа или мука. Меня привлекали книги. Пролистывая их, я узнала, что многие жители в городе промышляли черной магией. А когда ввели шариат, каждый лицемер бил себя в грудь и кричал об истинном исламе…

Книгу по магии где-то обнаружила мама.

– Иди-ка сюда! – позвала она.

Ни тон ее голоса, ни сама книга не вызвали у меня приятных эмоций.