Традиции & авангард. Выпуск № 3

Повзрослевшая Фрося танцевала и пела в баре, где по ночам ее слушал Насух.

Утром он старался проводить соседку до дома и вручить тетке Нюсе.

– Ваша дочка не пила, – заверял он строгую женщину. – Может, только совсем чуть-чуть!

Фрося стала его другом, с которым они обсуждали книги. Самым важным для него было пересказывать кому-то вычитанные сюжеты. Фрося не возражала даже в том случае, когда приходилось терпеть часами, как было с любимым произведением Насуха «Сто лет одиночества».

– Учи языки! – подсказала Фрося, когда они сидели на горячем стоге сена, собранного для коров.

– Зачем мне это? – удивился Насух, принесший подруге рассол для опохмела.

– Лучше, чем бездельничать, – захихикала Фрося.

Возможно, она сказала это спьяну, но юному дагестанцу идея понравилась, а в сельской библиотеке нашлись словари испанского и французского языков.

– Buenos d'ias! – отныне звучали его приветствия: – Salut!

Дни в поселке середины 90-х были похожи друг на друга. Когда директора местных магазинчиков не платили дань, банда Короля брала в руки биты и громила витрины. В этом было что-то злое и веселое, но не пугающее. Боялся за брата Насух только при дальних вылазках с настоящим оружием. Король-Эльдар поражал всех удачливостью, изворотливостью и дерзостью. О нем ходили легенды. Подрастало целое поколение деревенских мальчишек, желающих вступить в его банду. А Насух не имел к ним отношения. Его мучили панические атаки, которые городской лекарь велел лечить плаванием.

Подельники брата относились к нему с тем дружелюбием, с которым в России относятся к людям бесполезным и ненужным. Всякий раз Черт, Чечен и Гусь напоминали Насуху об этом, если не словами, то грубым жестом или крепким ругательством.

Банда контролировала все поселки и хутора в округе, выбивала долги и продавала оружие. Мелкие наркоторговцы боялись Короля-Эльдара и отдавали положенные проценты точно в срок. Однажды Насух случайно услышал, как Черт, Чечен и Гусь обсуждали могильник на болотах, последнее пристанище тех, кто провинился пред Королем.

Впервые Насух решил взять себе имя Николя, когда прочитал романы об Анжелике.

– Это так красиво! По-французски! – поделился он с Улой.

– Брату не говори, а то побьет, – предупредила бабушка.

Ула знала, что Николя влюбился. Избранницу сердца звали Даша, и проживала она с тетушкой на выезде из поселка Аврора.

Фрося выбор Николя не одобрила:

– Даша – глупенькая девочка.

Ула предложила позвать односельчан на праздник. Тимуру исполнялось три годика. Вертлявый, крикливый, любимец семьи носился как юла по дому, прыгал на дубовой лестнице, а Лиана, ждущая нового ребенка, едва поспевала за ним.

Отец Николя, вернувшись из больницы, общался с помощью жестов. Из-за полученных увечий он потерял голос. Ружье не спрятали, и Николя побаивался, как бы отец однажды не закончил начатое, но тот был на удивление весел и добродушен, словно произошедший отчаянный порыв заставил его пересмотреть прошлое и будущее.

Николя видел во сне свою любовь, ее пепельные волосы, косую челку и карие глаза. На свой четырнадцатый день рождения Даша уехала в Ставрополь. Николя грыз ногти, выглядывал в окна и, видя полную луну, хотел выть, да побоялся напугать племянника.

Молодость брала свое. Долгие годы уединения закончились, появились знакомые. Николя начал покуривать травку. Коверкая забавные истории французских и немецких сатириков, он умел насмешить молодежь. Порой он что-то перевирал на свой лад. Никто в поселке не увлекался чтением, и поэтому народ понятия не имел, что находчивый паренек пересказывает им мировую классику.

В Авроре жители верили в потусторонние силы, поклонялись домовым, духам рода и лешему.

Николя сам нередко бывал на кладбище, чтобы увидеть голубоватое свечение, иногда мерцающее над могилами. А Фрося божилась, что, проходя ночью через мост, под которым плескалась мутная речка, видела двух русалок.

– Пожилая тетя-русалка и молодая хвостатая девчушка ругались! – заверяла всех Фрося. – Они спорили из-за гребня в волосах!

Односельчане кивали, соглашаясь, что всякое может быть.

В июне Даша вернулась из Ставрополя и начала проводить время со старшими девушками и юношами в поселке. Николя ради нее был готов на все, но робость и страх мешали отношениям. Нельзя сказать, что судьба была к нему сурова. На день Ивана Купала они дважды поцеловались. Но дальше этого дело не продвинулось. Ему было пятнадцать лет, а ей четырнадцать. В том, что это любовь, Николя не сомневался. Его задевала несерьезность Даши. Она не смущаясь заигрывала с другими, флиртовала и немного стеснялась Николя.

– Ты недостоин моей красоты! Мечтаю, чтобы меня забрал к себе твой брат, – шутила она.

– У него руки в крови, – возражал Николя. – А я хочу жить честно.

– Глупец. – Девушка поднимала брови над карими глазами. – Ты не просто странный, а еще и убогий!

– Ты не понимаешь, – объяснял Николя, опасаясь ее обидеть, – мой брат замешан в страшных делах, а мы поженимся и уедем отсюда. Забудем этот поселок.

– Куда мы уедем? – еще больше поражалась Даша, отстраняясь от паренька. – Твой брат – настоящий мужчина. Можно стать его второй или третьей женой. Его руки в крови. Да. Но ты только представь: одних он убивает, а других боготворит. Меня это заводит!

Однажды после вечеринки Даша, Николя и Степан, восемнадцатилетний сын кузнеца, возвращались домой из соседней деревни. Все молодые люди были изрядно навеселе и решили, что идти ночью через лес – отличная идея.

– Здесь всего шесть километров, – ободряюще сообщил Степан.

Даша весело щебетала, опиралась на его руку и всячески показывала, что Николя ей не так интересен, как взрослый парень. Это вызывало ревность, но вместе с тем и смирение, что он действительно ее недостоин: слишком застенчивый и невзрачный рядом с дюжим сыном кузнеца.

Планы добраться до поселка испортил дождь, хлынувший с мрачного неба. Единственным источником света был аккумуляторный фонарь, который нес Николя. Идти в ненастье сквозь чащу стало трудно. Поэтому когда вдалеке показалась сторожка лесника, юноши и девушка невероятно обрадовались. Избушка давным-давно пустовала, и никакого лесника не было в помине. Под ветхими стенами и наполовину разобранной крышей, часть которой успели растащить местные жители, прятались в непогоду звери и птицы. Здесь можно было переждать ливень.

Николя высказался против ночлега в сторожке.

– Отдохнем и пойдем дальше, – предложил он.

Степан и Даша отказались его слушать.

– Не нужно здесь оставаться, – твердил Николя. – Плохое место!

Но на его спутников внезапно обрушилась страсть, согревающая сильней, чем костер.

Степан пригрозил Николя и начал раздевать Дашу, совсем не сопротивляющуюся его объятиям и поцелуям. Николя мешал происходящему как мог: щелкал зажигалкой, включал и выключал фонарик, стучал ногами и читал Гарсиа Лорку в оригинале. Недолго думая Степан выхватил зажигалку и разбил, а фонарь отобрал. Николя от удара в челюсть пролетел несколько метров и, стукнувшись головой о балку, затих. Лежа на охапке старой соломы, он плакал. Дождь смешивался с его слезинками и уносился в бурлящие канавы.