Традиционные ценности
Шрифт:
Очень хотелось плакать, но не получалось. Мой железобетонный эмоциональный фон не разрешал такой роскоши.
Ваня присел со мной рядом.
– Мне жаль, Карин.
– Да пошел ты в жопу! – рявкнула я на него.
Орать я умела. Хоть что-то. Не лучший способ поддаться эмоциям.
– Детка, я, правда, не хочу тебя ранить, но куда мне деть свои чувства? Они есть. Я не могу их игнорировать. Давай поговорим…
– Нет-нет-нет, Вань! – я замотала головой, запрещая ему продолжать. – Я абсолютно точно сейчас не хочу с тобой разговаривать. Не хочу тебя видеть. Не хочу знать, что ты, мать твою, чувствуешь.
–
– Чтобы ты ушел. Оставь меня в покое.
Он попытался прикоснуться к моим волосам. Я дёрнула головой, чтобы уклониться от его ласки, и ударилась об стену.
– Уйди, пожалуйста, – взмолилась я.
Ваня вздохнул.
– Ты уверена?
– Да, катись к своей официантке. Или к Наде. Выбирай! – кричала я мстительно. – Кого ты сильнее хочешь?
Ваня поднялся, разочарованно выдохнул и сказал:
– Ты злишься.
Я яростно запрокинула голову, прищурилась.
– Серьезно? Ты заметил?
– Нам надо поговорить, когда ты остынешь. Я переночую в гостинице, позвоню завтра утром, ладно?
Он был безобразно спокоен. Я ужасно завидовала ему. Мне бы такую выдержку. Хотя не я ведь призналась в желании изменить. Интересно, что бы сказал Ваня в симметричной ситуации?
Обувшись на коврике, Ваня взялся за ручку двери.
– Я не стану ни с кем спать сегодня, Карина. Можешь не волноваться.
Он сказал это и вышел из дома, тихо прикрыл за собой дверь. Ключ повернулся в замке. Мне сразу стало еще хуже в одиночестве. Пустота – ужаснее любых страданий и ругани. Я подтянула колени к груди и тихо завыла. Быть брошенной и нелюбимой – самое суровое наказание для меня. Ваня не знал этого. Он хотел, как лучше. Я сама себя наказала.
Глава 2. Утро вечера мудренее?
Ночь прошла ужасно. Я слонялась по квартире, не находила себе места. Три раза приняла душ, дважды почистила зубы. Легла в кровать без особых надежд на сон. Я то плакала, то жалела себя, то злилась на Ваню. Потом все вместе и в разных комбинациях.
Я дошла до того, что представляла, как Ваня поехал обратно на праздник, чтобы встретиться с той самой официанткой. Или к Наде из аудита.
Мало ли что он обещал. Все мы врем.
Потом вспоминала, что он сказал только про сегодня.
Я не стану ни с кем спать сегодня.
А что будет завтра? А через неделю? Я должна быть готова к его измене? Как мне с этим жить?
Ужасные вопросы и ни одного ответа.
В общем, я сама себя измучила до трясучки.
Когда усталость взяла верх, и я отключилась, мне снилось все то же самое. Официантка из банкетного зала, Дмитрий Владимирович с понимающим взглядом, Ваня со своим слишком честным признанием, Надя, чей интерес к моему мужу замечали все.
Я просыпалась, желая оставить все эти ужасы во сне, но вспоминала слишком быстро. Реальность хуже кошмара.
Под утро кошмары отступили, и я провалилась в черную дыру беспамятства. Из нее меня вырвал звонок мобильного.
– Привет. Я могу приехать? – спросил муж бодро.
Его непринуждённый тон застал меня врасплох. Я также нейтрально ответила:
– Да.
– Отлично. Сейчас буду, – сказал он и отключился.
Пока Ваня ехал домой, я сумела убедить себя, что все выдумала. Мы оба
перенервничали.Утро вечера мудренее. Сейчас Ванька вернется и извинится за свои опрометчивые слова. Он вчера слегка захмелел от свежего воздуха Подмосковья, ему польстило внимание симпатичной девушки. Мужчина. Бывает.
И пусть это ложь. Сегодня она мне необходима. Пусть это рушит всю систему нашего брака и годичную терапию. Зато измена разрушит меня.
А развод?
Я попыталась представить себя без Вани и не смогла. Мы всю жизнь вместе. Я приросла к нему всей душой.
Нет, он не сможет так поступить со мной. Никаких измен, никаких разводов. Мы сядем, все обсудим и найдем верное решение. Главное – поговорить, быть открытым, честным. Так нас учил психолог.
Я варила кофе, когда Ваня вошел домой. Он разулся и сел за стол. Я поставила перед ним любимую чашку, а со своей села напротив.
– Совсем не спала? – спросил муж, рассматривая мое лицо. – Плохо выглядишь.
И снова я пожалела о его радикальной честности. Ладно, я знала, что выгляжу паршиво. Невозможно быть свеженькой, поспав пару часов урывками и проревев остаток ночи. В зеркало я заглянула, когда встала. Там все было плохо. Но Ваня точно мог бы и промолчать об этом. Неужели он не понимает, что ранит меня?
– Спала немного, – уклончиво ответила я. – А ты?
Ванька поморщился.
– Вздремнул в отеле. Но сама понимаешь, это не дома. И проституток всю ночь навязчиво предлагали. Надоели.
– Неужели не взял? – ядовито поинтересовалась я.
Ваня укоризненно посмотрел на меня. Он сделал глоток кофе и с убийственной нежностью в голосе проговорил:
– Я никогда не поступлю так с тобой, Карин. Я не стану заниматься сексом с другой женщиной…
Его слова окрылили меня. Да-да-да, сейчас он извинится за вчерашнее и скажет, что любит только меня. Я одна ему нужна.
Мое лицо расслабилось, я облегченно простонала и собралась улыбнуться мужу. Но он закончил свою мысль:
– Я не стану заниматься сексом с другой женщиной без твоего согласия.
– Что? – не поняла я. – Без согласия?
– Да, детка. Я тоже много думал и решил, что нам нужно перейти на другой уровень. Я хочу, чтобы ты дала мне добро.
До меня никак не доходило.
– Добро на что, Ваня. На измену?
Едва я произнесла это вслух, то сразу рассмеялась. Это даже звучало абсурдно.
– Нет. Не на измену. А на секс с другими женщинами, – пояснил Ваня.
Яснее не стало. Во всяком случае мне. Я хлопала глазами, пытаясь прикрыть рот или хотя бы что-то сказать. Но ничего не получалось. Я ощущала себя как рыба на берегу. Выглядела, наверное, так же.
И мне было абсолютно плевать, как я выгляжу теперь.
Я пыталась шутить, чтобы не расплакаться и скрыть свою уязвимость.
– Как ты собираешься спать с другими женщинами, не изменяя мне?
– Я хочу попробовать полиаморию.
– Поли… что? – Я в очередной раз страшно тупила.
Ваня собирался закатить глаза, но вовремя остановился. Он вздохнул и сказал:
– Карина, ты дальше работы ничего не видишь. Полиамория – это отношения более чем с одним партнером.
Я сдавила переносицу пальцами, пытаясь снять напряжение. Но кровь все равно лупила по вискам, в лоб, шумела в ушах и полыхала стыдливым румянцем на щеках.