Традиция

— Эйнис прав в своём мнении, что отец будет против карательных кампаний…

— Матушка! — зазвучавшие в голосе сына возмущение и недоверие рассмешили Висенью, но вида она не подала.

— Дело в том, Мейгор, что Эйнис боится выступать против Мечей и Звёзд, я же в свою очередь не хочу, чтобы ты терял благосклонность короля — ни сейчас, ни потом.

Мейгор упрямо молчал, прекрасно, впрочем, понимая, что на всём белом свете не было человека мудрее и умнее его матери, который одновременно любил бы его всем сердцем. Убедившись, что сын принял к сведению её слова, Висенья довольно кивнула и как ни в чём не бывало продолжила:

— А теперь расскажи мне, как поживает Цериса?

Медленно шагая по таким родным коридорам Драконьего Камня, Висенья сочувственно выслушивала жалобы Мейгора на то, что они с Церисой всё никак не могут зачать ребёнка, и его сомнения в том, что жена вообще была способна к деторождению. Мейгор хотел сына. Каждый раз, когда кто-то из детей Эйниса попадался ему на глаза, он становился ещё мрачнее и жёстче. Эйгона и Визериса, старших мальчиков, он просто терпеть не мог, родившегося меньше года назад Джейхейриса старался избегать изо всех сил, и лишь к юной Рейне питал симпатию и даже некую слабость. В то время как Мейгор изливал душу матери, а Цериса денно и нощно молила своих богов о сыне, Висенья была спокойна и отвечала всегда одно и то же: когда наступит время, у Мейгора родится ребёнок, мальчик, такой же крепкий и сильный, как его отец. Ведь, в конце концов, Висенья и сама, поглощённая кровью и огнём, родила поздно.

— Висенья!

Окрик настиг их у самого входа в хозяйскую часть замка. Взгляду медленно обернувшейся Висеньи предстали Эйгон в развевавшемся за спиной чёрно-бордовом плаще и спешившие за ним белогвардейцы.

— Эйгон.

— Отец.

Одновременно с Мейгором она приветствовала мужа и брата, только вот её приветствие разительно отличалось от приветствия сына — в его голосе звучали уважение и почтение, а низко склонённая светловолосая голова служила символом покорности и послушания, её же голос был ровным, и обращалась Висенья не к милорду, а к равному.

— Мейгор, — Эйгон кивнул, будто признавая тот факт, что у него вообще был такой сын, и снова взглянул на Висенью — холодно и отчуждённо, как всегда, впрочем — тепло в их отношениях, если и присутствовало, то было в далёкой юности. — Нам нужно поговорить.

Висенья сухо кивнула. Жестом дав понять сыну, что его присутствие более не потребуется, она развернулась и широким шагом направилась в сторону своих покоев. Эйгону было что-то нужно, и он последует за ней, если действительно хочет это получить. Позади послышался лязг доспехов двинувшихся вслед за своим королём стражников.

Белогвардейцы остались за тяжёлыми дубовыми дверьми. Висенья, сцепив руки в замок за спиной, наблюдала за мужем и братом, как-то странно подозрительно осматривавшимся вокруг. Она про себя усмехнулась: что, так давно не был, что уже и позабыл?..

Между тем, пока Эйгон осматривался, явно чувствую себя неуютно здесь, в её мире, Висенья искоса рассматривала его. Как же давно в последний раз она это делала! Эйгон был уже не молод — годы завоеваний, горя и нелёгкого правления оставили свой заметный отпечаток: лоб бороздили глубокие морщины, волосы, некогда бывшие серебряно-золотыми, стали снежно-белыми, взгляд ярко-сиреневых глаз, в котором и в лучшие времена редко можно было увидеть хотя бы заинтересованность, теперь не выражал совсем ничего. Впрочем, и её саму время не пощадило, в чём Висенья убеждалась каждый раз, когда смотрела в зеркало.

— Эйгон, — наконец, позвала Висенья, вырывая мужа из раздумий.

Он моргнул, словно возвращаясь обратно из какого-то своего мира. По-видимому, эта реальность оказалась куда как менее привлекательной, потому что выражение лица Эйгона стало жёстче, а голос — грубее.

— Ты едешь в Эйгонфорт, — он посмотрел ей прямо в глаза — такие же, как и его собственные. — И будешь следить за строительством замка на его месте, — Висенья открыла было рот, чтобы язвительно поинтересоваться, с чего вдруг было принято такое решение, но Эйгон не дал ей возможности вымолвить даже слова. — Это не просьба и не предложение. Это приказ.

— С чего ты решил, что можешь приказывать мне?! — поджав губы и яростно прищурившись, Висенья сделала шаг вперёд, вплотную приближаясь к нему. У них с братом и раньше возникали споры, и решалось это обычно во дворе — Чёрное Пламя против Тёмной Сестры, но сейчас и двор был далековато, и они уже не прежние, да и Тёмная Сестра уже десять лет как принадлежала Мейгору.

— Я твой король и твой муж.

— Я твоя королева, жена и старшая сестра! — уперев руки в бока, фыркнула Висенья.

Он окинул её нечитаемым взглядом.

— Ты, должно быть, не совсем верно меня поняла, Висенья, — медленно начал Эйгон. Каждое его слово было тяжелое, словно окованное в железо. И каждое со всей силы врезалось ей в сознание. — Я не даю тебе права выбора. Я не интересуюсь, хочешь ли ты этого, нравится ли тебе это. Ты едешь в Эйгонфорт. Ты успокоишь народ и пресечёшь любые новые попытки восстания. Ты будешь следить за строительством замка, крепости и обители будущих королей. Ты проследишь, чтобы этот замок был достоин Таргариенов.

— Эйгон… — зашипела, как кошка, Висенья. Пусть, пусть сейчас она выглядит не лучшим образом, но в эту грязную канаву она не поедет! Если ему так нужен этот чёртов замок, пусть едет и строит его сам, а она останется здесь, на Драконьем Камне!

— И либо ты отправляешься со всеми положенными почестями на Вхагар и с эскортом, — спокойно продолжал Эйгон, — либо с позором и без дракона.

— О, — Висенья криво усмехнулась. — Ты не посмеешь забрать у меня Вхагар…

— Правда? Готова ли ты поклясться в этом, Висенья?

Висенья смотрела в глаза своего мужа, своего младшего брата, человека, которого она знала всю свою жизнь, и не понимала: неужели он настолько сильно её ненавидел? Отступив назад, она прикрыла глаза и отвернулась, чтобы Эйгон не увидел этого проявления её слабости.

— Уходи, — глухо бросила она и повторила, но уже громче: — Уходи, Эйгон!

— Ты улетаешь завтра на рассвете.

Это стало последней каплей. Кроме того, что её практически выгоняют из собственного дома, разлучают с сыном, племянником и двором, так он ещё и не оставляет ей времени проститься! Схватив первое, что попалось под руку, Висенья бросила этим чем-то в Эйгона, но промахнулась. Ваза — а это оказалась именно она — пролетела на расстоянии ребра ладони от его лица.

— Проваливай, Эйгон! — яростно закричала она. — Проваливай и лучше не появляйся у меня на глазах, иначе я тебе их выколю! Проваливай, или, я клянусь, ты обретёшь врага страшнее, чем Дорн и Мечи и Звёзды! Проваливай!

Он не заставил себя упрашивать. Дверь громко захлопнулась, оставляя Висенью наедине с предательством и необъяснимой горечью утраты — утраты мужа и брата, дома, семьи. Ноги сами собой подкосились, и Висенья упала на пол.

Она не знала, сколько прошло времени и сколько она просидела на полу, но когда более-менее пришла в себя, небо за окнами уже чернело, мерцая миллионами точечек звёзд. Возможно, это была её последняя ночь на Драконьем Камне. Тихая и безмолвная, как будто перед штормом. А может?..