Траектория жизни. Между вчера и завтра

Я был категорически против этого варианта, так как энергетические возможности американской ракеты «Сатурн-5» по крайней мере в полтора раза больше, чем разрабатывавшейся у нас ракеты Н1. У американцев масса ракетной системы, стартующей с орбиты спутника Земли к Луне, составляла около 130 тонн, а наша Н1 в лучшем случае могла вывести на орбиту спутника Земли только 75–85 тонн! Обещали увеличить, но когда и насколько? Через несколько лет увеличили примерно до 95 тонн. Но и этого не могло хватить, чтобы «свести концы с концами»: наши расчеты и проработки по составу и массовым характеристикам конструкции и оборудования орбитального и посадочного лунных кораблей определенно показали, что с лунными кораблями никак не укладываемся в предлагаемые лимиты массы.

9 июня 1964 года, вечером, в кабинете Крюкова (тогда заместителя главного конструктора по проектированию ракет) собрались Королев, Бушуев и я, чтобы еще раз поговорить об этом варианте проекта. Я, как и раньше, предлагал трехпусковую схему со сборкой на орбите спутника Земли ракетного комплекса стартующего с этой орбиты к Луне. Общее мнение явно не складывалось, и, как обычно в таких случаях, я остался в одиночестве. Тогда Королев решил зайти с тыла. «Если возьметесь за проект, отпущу на подготовку к полету на „Восходе“». Нечестный прием! Но я растерялся всего на несколько секунд: «Нет, не возьмусь, проекта не получится». Разошлись, ни о чем не договорившись. Расстроенный, я уехал домой. «Все! Не полететь мне!» А наутро С.П. вызывает к себе и сообщает, что отпускает меня на подготовку к полету. Тут уж терять время на размышления было нельзя (а чего это он вдруг расщедрился?). В то же утро передал все текущие дела своим товарищам и рванул (пока С.П. не передумал!) из Подлипок в Центр подготовки космонавтов. Вскоре, когда заехал как-то в КБ, узнал, что, как только я исчез, С.П. вызвал моих товарищей и поручил им работу над лунным проектом. Им, конечно, с С.П. спорить было трудно. Да и, может быть, они понадеялись на какое-то чудесное, еще не придуманное решение (ну, например, лететь к Луне только одному космонавту!). Так или иначе работа над лунным проектом по однопусковой схеме пошла.

Так что с тех пор у меня остались сомнения в том, чем была предоставленная мне возможность подготовки к полету — премией за работу над «Востоком» или способом устранения строптивого проектанта, дабы не мешал работам над однопусковой схемой экспедиции на Луну.

И все же в том, что мне тогда удалось полететь, я целиком обязан Королеву: он не только вовремя отпустил меня на подготовку, но и помог в борьбе с врачами ЦПК и Каманиным, которые перед самым полетом вновь стали возражать против моего участия в полете. Опять речь зашла о давнишней язве желудка и о зрении.

Подготовка наша началась за четыре месяца до старта. Экипаж формировался не сразу. Готовились поначалу два экипажа. В моем экипаже, вернее группе, было первоначально четыре человека. Кроме меня, в нее входили, Владимир Комаров, командир; Василий Лазарев (летчик, имевший еще одно образование — врач); Сорокин (врач ЦПК). Другой экипаж состоял из командира Бориса Волынова, врача Бориса Егорова и инженера Георгия Катыса (кажется, из Института автоматики и телемеханики Академии наук). Со временем обнаружилось стремление ВВС не допускать к полету ни меня, ни Катыса.

Почему Каманин и ВВС воевали против Катыса и Феоктистова? В лоб этот вопрос не ставился, но сомнений у меня на этот счет не было. Смешные люди пытались сохранить искусственно созданную монополию на космические полеты представителей ВВС. Кроме нас с Катысом, остальные пятеро из группы подготовки были военные, офицеры ВВС. Даже Егоров был военным врачом, еще недавно работавшим в военном авиационном медицинском институте. Сама попытка сохранить эту монополию говорила об уровне мышления и о чисто ведомственных целях, которые преследовала команда ВВС. Но это, конечно, сильно закамуфлированное и обтекаемое объяснение. Цели были самые корыстные.

Катыс, рыжеватый, длинный парень, должен был бы стать моим главным конкурентом. Но тут все оказалось нормально. И чувство юмора, и интеллигентность. У нас были нормальные отношения. Когда в первый раз увидел его и узнал, откуда он, внутри шевельнулось возмущение: «А ты-то здесь при чем?» Потом я понял, что это наверняка С.П., «приторговывая» местом инженера, предложил Келдышу кого-нибудь выделить от АН («Каков?!» — озлился я). Ну, Катыс, естественно, как и любой на его месте, не отказался от заманчивого предложения.

Начали они с Катыса и как-то ненавязчиво к концу лета «укатали» его. Он мне рассказывал, что его приглашали в партком Центра подготовки (или в политотдел?) и задавали ему «коварные» вопросы: «Почему вы не в партии?», «Не собираетесь ли вступать в партию?» Катыс был в панике и советовался: что делать? вступать? С одной стороны, и лицо не хотелось терять, а с другой «ведь не пустят?». Ну что я мог посоветовать? «Держись!» Но ведь действительно не пустят! Каждый порядочный человек рано или поздно проходил через это испытание, через этот выбор: карьера или сохранение собственного достоинства.

Один из старых моих друзей, Юрий Карпов, много лет спустя, тогда уже начальник отдела, тоже советовался со мной по этому поводу: «Что делать? Не пускают дальше — беспартийный. Может, все-таки вступить? Может, черт с ним, с чувством собственного достоинства?!» Надо сказать, что оказался он все-таки твердым человеком: не вступил. Но, правда, дальше начальника отдела так и не пошел, что было и несправедливо, и нелепо. Он был (и есть) талантливый инженер, умел прекрасно организовать работу, руководитель по природному дарованию. Но думаю, что не пускали его дальше, главным образом, потому, что был он человеком твердым и независимым. В данном случае, скорее всего, его беспартийность оказалась удобным предлогом для начальства, чтобы придержать независимого работника. Начальство ведь в принципе не против способных людей, но при одном условии — они должны быть послушными.

Но вернемся к лету 1964 года. «Да, — думал я, — а меня в политотдел не приглашали!» Впрочем, это Катыс навел меня на подобные мысли, задав вопрос: «А с вами такой разговор вели?» Я ответил: «Нет». Он посмотрел на меня с сочувствием: не котируется!

Много позже, уже после полета, я узнал, что и меня тоже, оказывается, прощупывали на эту тему. Один из моих коллег признался, что именно он, по поручению парткома, «зондировал» как будто в случайном разговоре («почему не состоите в партии?»). И удовлетворенный ответом («патриотизм меряется не членством в партии, а делами»), «доложил» по инстанции. Как раз тогда шло составление списков будущего отряда космонавтов-испытателей, и потому ответ мой был достаточно осторожным (бдительный был!).

Кажется, Катыс тогда так и не подал заявление. Но «зажали» они его на другом. Уже после полета Катыс рассказывал, что они высосали из пальца какие-то нелепые анкетные данные, что потом лопнуло.

Ну а на меня решили напасть со стороны язвы. По-видимому, Королев заметил эти маневры, да и я не сидел сложа руки. Когда услышал сочувственные «медицинские» разговоры, обратился к В. Н. Правецкому (тогда начальнику главка в Минздраве, который занимался нашими делами). И А. И. Бурназян, и Правецкий дали однозначно положительное заключение по моему здоровью. Между прочим, Бурназян — замминистра здравоохранения по обеспечению работ атомщиков и ракетчиков, всегда был активным противником употребления алкоголя на кораблях и станциях, даже в малых дозах. Несколько раз мы загоняли его в угол и однажды все-таки уговорили подписать официальное разрешение, но даже и в тот раз он взял свою подпись назад. И до сих пор на станциях процветает «бутлегерство», а начальство время от времени занимается на старте ловлей контрабандистов и подпрыгивает в зале управления полетом, когда вдруг слышит непонятные разговоры во время сеансов связи после прихода на станцию грузовиков: «А где?» — «Да нету там!» — «Смотрите лучше!»

Долгое время на основной и дублирующий экипажи нас не разделяли. Мы готовились на равных. Однако чувствовалось, что ВВС хотели бы поддержать экипаж в составе Волынова, Катыса и Егорова. Поэтому уверенности в том, что полечу на «Восходе» и в твердости позиции С.П. (выполнит ли джентльменское соглашение, уж очень на джентльмена не похож), у меня не было. Но С.П. уже завелся. Наверное, ему доложили, что Катыса каким-то образом не пропустят. И для него стала очевидной игра ВВС: они явно не хотели появления в экипаже корабля гражданского человека. С.П. дал им хорошую трепку.