Трагедии моря

Эта первая квота разрешала убить 800 финвалов, однако даже очень большими усилиями трем китобойным компаниям удалось добыть всего лишь 748. Возможно, заключили ученые, квота оказалась несколько завышенной. На 1968 год они снизили ее до 700 китов, и на этот раз китобоям едва-едва удалось ее достичь. Может быть, она была опять слегка завышена? В 1969 году квота была уменьшена до 600 китов, но китобои сумели добыть только 576. Последовало новое снижение квоты — до 470, однако китобои смогли убить только 418. В 1972 году квота была уменьшена до 360 китов, и на этот раз ее удалось выполнить только благодаря титаническим усилиям судов-китоубийц.

После этого эксперты были вынуждены пересмотреть свои оценки и прийти к заключению, что первоначальная численность стада финвалов была порядка 3000, а не 10 000. Поэтому на 1973 год они предложили установить квоту добычи финвалов в размере 143 китов, по-видимому полагая, что все киты из первоначального трехтысячного поголовья все еще живы и деятельно воспроизводят свое потомство.

Китобои могли бы нарисовать им иную картину. Переработав за предыдущие восемь лет 4000 финвалов, 900 сейвалов, 123 кашалота, 46 горбачей, не меньше трех синих китов и одного черного гладкого кита (также вместе с сотнями мелких китов) и убив, но не найдя, наверное, еще несколько сотен других китов, они ясно почувствовали, что запасы китов кончаются.

«Новый многообещающий канадский китобойный промысел», как его представило прессе министерство рыболовства, оказался в беде. Весной 1972 года на мой запрос о его перспективах, направленный в учреждение, ставшее тогда Отделом рыболовства министерства под странным названием «Министерство охраны окружающей среды Канады», я получил следующий ответ:

«Складывающаяся конъюнктура рынка в сочетании с ограниченной доступностью китов в водах Атлантического побережья могут сделать неэкономичным продолжение эксплуатации канадских [?!] баз. Текущая политика нашего министерства разрешает ограниченный промысел китов на основе устойчивого ежегодного вылова, рассчитанного в соответствии с научными данными».

Осенью 1972 года я имел встречу с министром по охране окружающей среды Канады достопочтенным Джеком Дэвисом как президент канадского отделения «Операции Иона» — одной из нескольких международных организаций, добивающихся всеобщего моратория на промысловый убой китов. Дэвис оказался на удивление приятным и отзывчивым собеседником. Он даже любезно пообещал, что Канада до конца года покончит с китобойным промыслом в своих территориальных водах. Я покидал его кабинет в состоянии эйфории. Правда, мой восторг несколько поостыл после беседы с одним из его ответственных сотрудников, который, насколько я помню, сказал:

«Вы пришли в удачное время. Компания Карлсена вот-вот закроется из-за нехватки китов; естественно, ему хотелось бы, чтобы ее прикрыло наше министерство — в этом случае мы были бы вынуждены выплатить ему компенсацию и позаботиться о его рабочих с береговых баз. Японцы? Они ни за что не уйдут из промысла, пока в живых остается хотя бы один проклятый кит. Но, разумеется, вы наверняка получите ваш запрет».

В конце 1972 года запрет был должным образом обнародован, однако он ограничивался только «большими китами» атлантического региона. К тому же в нем не уточнялось, какие именно виды должны охраняться. Дверь оставалась открытой для продолжения истребления китов, чьи популяции могли считаться «коммерчески жизнеспособными». Как мы увидим в следующей главе, среди последних оказались не только малые полосатики, но и обыкновенная гринда и белуха.

Введение запрета в какой-то мере связало руки не только многим должностным лицам, но и некоторым ученым мужам. Последних, возможно, не устраивало то, что запрет лишил их возможности накапливать материал, служивший основой для множества «диссертаций», столь важных для прогресса науки [101] . Консервативное руководство отрасли было недовольно запретом потому, что он шел вразрез с его неизменной линией на максимально полное использование морских ресурсов Канады. Кроме того (как мы увидим в части пятой), традиционным был курс на уничтожение всех морских млекопитающих, которые, прямо или косвенно, могли составить конкуренцию рыбному промыслу. Именно за это были преданы анафеме ряд китов и дельфинов. Даже в столь органиченном запрете руководящие должностные лица усматривали посягательство на внутренние прерогативы министерства, считая этот запрет опасным прецедентом для будущего. И они делали все, что могли, чтобы сорвать его.

101

В период между 1969 и 1971 годами Министерство рыболовства выдало китобоям восточного побережья специальные разрешения на добычу «в научных целях» 70 атлантических горбачей, несмотря на действовавший в то время запрет. До того как эта «квота» была отменена благодаря энергичным протестам одного из министерских специалистов по китам, китобои успели убить 41 горбача.

В конце 1970-х годов один министерский эксперт вдруг обнаружил, что в канадских водах значительно восстановилась численность финвалов, а также существуют стада сейвалов, не утративших промыслового значения. И хотя другой ученый-рыбохозяйственник опроверг оба эти утверждения, последовала «инициатива» по снятию запрета, чтобы позволить японской китобойной компании возобновить «эксплуатацию недоиспользуемых ресурсов». Однако один из почитателей китов пустил слух о том, что затевается, и боязнь широкого общественного осуждения заставила заинтересованные круги если не отказаться, то по крайней мере повременить с предложением о снятии запрета по политическим соображениям.

В 1980 году министерство пустило еще один пробный шар, инспирировав жалобы ньюфаундлендских рыбаков на то, что киты наносят непоправимый вред сетям и сетным ловушкам, используемым в промысле трески, поэтому численность китов, дескать, следует «регулировать». Однако к тому времени общественное мнение стало почти полностью на сторону китов и предложенный проект регулирования их численности с помощью финансируемого японцами «сбора урожая» пришлось отложить до лучших времен.

Не менее показательным в позиции консервативного руководства министерства было то, что вплоть до 1982 года оно назначало уполномоченным Канады в Международной комиссии по промыслу китов представителя незначительного, но упорного меньшинства, которое в течение десяти лет упрямо отказывалось подчиниться рекомендации Генеральной Ассамблеи ООН о всемирном моратории на китобойный промысел.

Подобная позиция и действия вызывают сомнения в обоснованности и пригодности научных данных, а также в объективности (если не искренности) основанной на них политики правительства и отрасли по «регулированию» численности морских животных. Только благодаря тому, что в Канаде удалось отстоять запрет на добычу полосатиков, небольшие стада финвалов снова появились на юго-восточном побережье Ньюфаундленда и в заливе Св. Лаврентия. Теперь семейные стаи горбачей опять встречаются от Кейп-Кода до южного Лабрадора. В водах северо-восточного побережья можно встретить дюжины три синих китов. Малые полосатики и сейвалы резвятся в заливе Фанди и в заливе Св. Лаврентия до самой реки Сагеней.

Пока действует запрет, есть надежда, что полосатики выживут. Однако те, что сегодня живы, представляют собой жалкие остатки от легионов им подобных, которые вместе со сгинувшим множеством черных гладких, гренландских и серых китов, белух и мелких китов когда-то вполне оправдывали данное водам Северо-Западной Атлантики название Моря Китов.

Глава 15 Мелкие киты

Весной 1954 года мы с отцом шли на его добротном старом кече из Монреаля вниз по реке к заливу Святого Лаврентия, направляясь в Атлантику через узкий пролив Кансо. Это был последний год, когда в океан еще можно было пройти через «Гат» [102] , как фамильярно называют здесь этот пролив: рядом с ним разрушали гранитную скалу, чтобы построить массивную дамбу, соединяющую остров Кейп-Бретон с материком через Новую Шотландию. Когда мы подошли к проливу, от него оставалась узкая щель шириной около тридцати метров, через которую прорывались во время прилива воды океана. Ни одно судно не могло бы преодолеть этот грохочущий и пенящийся поток, бешено рвущийся внутрь пролива.

102

Gut (англ.) — кишка. — Прим. перев.

Мы бросили якорь, чтобы переждать время между приливом и отливом. Утренний воздух был наполнен свежестью, леса по обеим сторонам Гата отливали нежно-зеленым светом новой листвы. Наблюдая с благоговейным страхом за грохочущим водопадом, я вдруг заметил, как из вспененной воды выскочили блестящие, черные как смоль существа. Вынырнув, они тут же исчезли с такой быстротой, что я даже не успел понять, что это было. Я встал со своего места, чтобы лучше видеть происходящее, и в этот момент прямо у борта нашего судна вырвалась из воды дюжина белобрюхих коричневых торпед, каждая величиной с низкорослого человека, и, описав в воздухе дугу на высоте полутора метров, они снова нырнули в воду, войдя в нее с плавностью пули, проходящей сквозь масло.