Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945
Шрифт:
Столь же неоднозначным, как в политической, Небе был и в личной жизни. Он был большой охотник до женщин и вел двойную жизнь, подобно герою любовного романа. Например, он являлся галантным покровителем одного публичного дома в Берлине.
– У меня имеются на то свои причины, – возобновил он разговор. – Абвер совершил большую ошибку, арестовав Шмидгубера и Иккрата.
– Да их и не собирались арестовывать, – возражает Остер. – Мы просто приписали Шмидгуберу дезертирство.
– Тем не менее это произошло!
– Если бы Шмидгубер предстал
Небе кивает.
– Однако все пошло наперекосяк. Теперь Шмидгубер находится у нас и дает показания. Говорит не очень много, но все-таки. Уверен, этот человек знает намного больше, чем говорит.
Остер бросает напряженный взгляд на своего визави:
– Он дает показания? Что он говорит?
– Немного, но и этого достаточно, чтобы сильно скомпрометировать абвер. В любом случае будут арестованы Догнаньи и другие. При обыске на квартире обнаружили записную книжку, в которой был список лиц в абвере, которым Шмидгубер делал подарки. Возглавляет список имя Догнаньи.
– И что же?
– Я хочу просто предупредить, – говорит Небе. – Фон Галем и Беппо Рёмер арестованы; они дали показания. Галем знаком с Догнаньи, который передавал ему деньги по распоряжению Канариса. Беппо Рёмер сказал, будто бы получил деньги от Галема для покушения на Гитлера. Он сильно подвел Галема.
– Да, но к нам это не имеет отношения, – возражает Остер.
– Имеет, и самое непосредственное! Результаты расследования по делу Шмидгубера вызвали подозрения против известных господ в абвере. Отчет Рёдера представлен шефу управления Мюллеру, а тот написал докладную записку, в которой указывается, что это не соответствует истине, такого в абвере быть не может…
– Черт возьми, вот это да! – Теперь Остер пришел в крайнее волнение. – Я сейчас же доложу об этом Канарису.
Вскоре оба покидают ресторан.
Остер отправился домой. Дело Шмидгубера, принявшее нежелательный оборот, давало ему пищу для размышлений. В ноябре 1942 года консул был арестован, а позднее, 5 апреля 1943 года, – Догнаньи, Мюллер, Иккрат и Бонхёфер.
Между тем материалы расследования и допросов потекли в суд люфтваффе в Мюнхене, в РСХА и, наконец, позднее в суд люфтваффе особого назначения в Берлине.
Кальтенбруннер в январе 1943 года стал преемником Гейдриха, и Канарис в феврале в Мюнхене нанес ему свой первый визит в «Четырех временах года». Он появился с Бентивеньи. В ходе разговора Канарис заговорил о деле Шмидгубера, которое становилось для него все неприятнее, причем он сделал вид, будто не был знаком с консулом.
Он обратился к своему спутнику:
– Скажите, Бенти, как, собственно, зовут этого парня, которого я имею в виду? Мейергубер, Мюллергубер?..
– Шмидгубер, господин адмирал, – помог Бентивеньи.
– Ну да, верно: Шмидгубер! Это тот парень, что в Праге занимался махинациями. Теперь он имеет наглость утверждать, будто делал это для абвера.
– Ничего не знаю ни о каком Шмидгубере, – ответил Кальтенбруннер. – Я наведу
справки.Канарис перевел разговор в другое русло. Ему так и не удалось узнать, как обстоит дело со Шмидгубером.
По дороге Остера не отпускала мысль, что из дела Шмидгубера, вероятно, может получиться и дело Остер – Канарис.
Небе был прав со своим предупреждением. Гиммлеру отправили докладную записку. Но о чем не знал группенфюрер СС, так это о резолюции, которую Гиммлер наложил на записку зеленым карандашом: «Оставьте меня с вашим Канарисом в покое!»
Абвер лишается Канариса
Пока разыгрывались все эти истории, в ОКВ и в других местах против Канариса начало накапливаться недовольство из-за неудовлетворительной информированности абвера.
Так, Кессельринг уже заранее предсказывал англо-американскую высадку в Италии, а другие военные эксперты – где-нибудь в Средиземноморье или в Африке. В течение многих недель длилась подготовка союзников. Канарис перед высадкой находился в Италии. Здесь он дал главнокомандующему войсками «Юг» противоречивейший и самый поразительный прогноз, цитируя «особенно хорошо информированного посредника», имени которого, несмотря на настойчивые требования генерала Дейхмана, так и не назвал. Он ссылался на существующее в абвере правило не раскрывать имена источников.
Однажды он сумел сообщить о высадке противника на западноафриканском побережье с последующим маршем через Африку. Большое скопление судов в Гибралтаре позволило ему предположить, что высадка последует на Корсике, затем в Южной Франции и, наконец, даже на Балканах.
Маршал Кессельринг, главнокомандующий войсками «Юг» в Италии, логично считал, делая вывод из имеющихся фактов, что высадка возможна лишь в Северной Африке. На это он и ориентировался и соответственно своим взглядам распределил силы. В противоположность его взглядам у главного командования вермахта, благодаря донесениям Канариса, сложилось мнение, будто союзники высадятся в Южной Франции. В этом был убежден и Гитлер.
Еще 7 ноября 1942 года Геринг в телефонном разговоре заявил маршалу Кессельрингу: «Ваша оценка ситуации ошибочна. В штаб-квартире фюрера твердо убеждены, что нападение будет совершено на юг Франции. Я делаю вас ответственным за срочную передислокацию всего 2-го воздушного флота».
8 ноября 1942 года союзники высадились в Северной Африке.
За этими ложными донесениями о высадке союзников последовала история с Аме, которая страшно разозлила Гитлера, о чем он ясно дал знать Кейтелю, в подчинении у которого находился абвер.
Канарис хорошо знал прежнего шефа итальянской службы разведки и контрразведки генерала Роатту, а с его преемником, генералом Аме, даже был дружен.
Здесь следует отметить, что Канарис – что можно объяснить его происхождением – всегда был большим другом итальянцев. Он всегда питал добрые чувства к этой стране. Так, в начале войны на папке с докладом одного из своих офицеров о низкой боеспособности итальянской армии он разгневанно начертал: «Парень несет полный вздор, он ничего не смыслит в Италии».