Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944
Шрифт:
Один из офицеров рейхсвера, встречавшийся с будущим маршалом в начале тридцатых годов, дает ему такую характеристику: «Типичный крестьянин, имеющий сонный вид. Человек, не вызывающий особого доверия. Но в вопросах тактики и по конкретным направлениям подготовлен хорошо».
В конце января 1943 года мы вновь встречаем 21-ю пехотную дивизию, которая кошмарным образом и совершенно напрасно была обескровлена под Киришами. Сейчас, под Синявино, она вместе с другими дивизиями становится преградой для русских на их пути на Мгу. Вначале в бой вводится один из ее батальонов, на следующий день — другой, а затем саперный батальон. Опытные солдаты уже давно подметили, что в этой войне в который уже раз нет возможности вести боевые действия с заранее подготовленных позиций и в составе своих родных частей. В результате саперы в неравном бою при температуре минус 28 градусов теряют больше половины своего боевого состава.
Фон Альмайер-Бек, взвешенно и обстоятельно описывающий исторический путь своей 21-й пехотной дивизии, аргументировано и убедительно объясняет, почему советская Вторая ударная армия, обладавшая большим превосходством в боевой технике, считает положение немцев безнадежным
Боевые донесения и свидетельства очевидцев, относящиеся к периоду Второго Ладожского сражения (прорыв блокады Ленинграда. — Ю. Л.), скупы. Что же все-таки, в действительности означает такое слово, как «вклинение»? То, что промерзшие болота, занесенные снегом поля, мелкий лес и кустарник начинают роиться от прыгающих, бегущих, ползущих фигур, которые посылают очереди или погружают штыки во все, что их окружает: в любое укрытие, любую землянку, воронку, земляной вал, вход в бункер. Что означают слова: «отражена атака» и «контрудар»? То, что в единый гул сливаются хриплые крики, судорожное дыхание и стоны дерущихся в рукопашной схватке. Раздаются хлесткие звуки выстрелов снарядов, гулкие хлопки минометов и видны белые следы от полета мин, слышен звук «Уф», с которым снаряды падают в снег или болото, звонкий шлепок от попадания осколков в дерево и землю. Все это результат индивидуального восприятия боя, конца которому не видно. Над всем этим царят скрежет, клекот разрывающихся артиллерийских снарядов, окаймляющих район боевых действий, воют моторы штурмовиков, проскальзывающих, как тени на бреющем полете над лесными полянами и атакующих оборонительные огневые точки. У каждого в памяти откладываются, как фотоснимки, моменты боя. Жест, которым ощупывает пулеметчик, первый номер, свое оружие, прежде чем его согнутый указательный палец нажмет на спусковой крючок. Усталое движение, которым он сдвигает назад стальной шлем, чтобы вытереть с лица пот, застилающий глаза. Тяжелый шаг спешащих на подмогу бойцов подкрепления, которые идут по еще теплым телам погибших, по доскам, положенным с целью укрепления стенок окопов, которые блестят ярко-красным цветом, как будто покрыты лаком. Ярость на лице ефрейтора, пытающегося прикрепить кумулятивный заряд на моторный отсек танка Т-34. У него перехватывает дыхание, когда он видит, как рука командира танка открывает башенный люк, и ствол его пистолета медленно направляется на ефрейтора. Неудивительно, что ветераны предпочитают молчать, когда их просят рассказать об этом. У них просто не хватает слов, чтобы описать это.
Герд Гайзер в книге «Умирающая охота» рассказывает из собственного опыта о жизненном пути молодых летчиков и их чувствах на войне. Чтобы показать различие между достоинством этих людей и моралью существующего режима, чей символ изображен на оперении их самолетов, приводятся слова, относящиеся ко всем солдатам, а не только к тем, кто носил серо-голубую летную форму: «Можно желать какого-либо дела и бороться за него — это великолепная судьба. Можно его желать, но не бороться за него — это даже не предмет для обсуждения. Можно не желать его, а потому отказаться за него бороться — это осложнит все, но это твой мир, который ты носишь в себе. Но не желать и все равно бороться, потому что этого требуют определенные обстоятельства — это в любом случае ведет к проигрышу». И затем: «Но мы ведь должны на чем-то остановиться. Нельзя же так просто уйти».
Солдаты, которые сейчас закапываются в песчаную почву под Синявино, не в состоянии думать о том, какую судьбу им следует выбрать. Они должны защищать свою жизнь.
В эти дни Красная Армия пытается уничтожить немецкие войска, окруженные под Демянском на южном фланге группы армий «Север» южнее озера Ильмень, чтобы высвободить силы для удара в тыл 18-й армии под Ленинградом. Кюхлер за шесть недель до этого вынужден был перебросить из-под Ленинграда в район Демянска три дивизии. Он должен был укрепить пробитый узкий коридор, который вел к ста тысячам окруженным немцам, создав своего рода «просеку Эрика» (как в боях в Волховских лесах, когда советские войска образовали коридор для помощи находившейся в окружении Второй ударной армии. — Ю. Л.). Зато теперь уже в самом «Бутылочном горле» явно ощущается нехватка трех дивизий. Но угроза того, что русские перекроют под Демянском эту единственную жизненно важную коммуникацию, с каждым днем возрастает, и поэтому речь сейчас идет о смелой операции. Гитлер наконец согласился на отвод семи дивизий из-под Демянска. Он уже больше не мечтает о том, чтобы начать отсюда наступление на Москву. Приказ гласит: в течение 70 дней покинуть район под Демянском, площадь которого составляет 100 квадратных километров. Немецкие штабы, знающие непредсказуемость своего верховного главнокомандующего, заранее подготовили соответствующие планы. Благодаря этой предусмотрительности
и маневренности частей прикрытия, противостоящих наступающему противнику, который рассчитывал на легкую победу, немцам уже через 10 дней удалось вырваться из котла под Демянском. При этом им удалось избежать кризисных ситуаций. Однако ни надежды русских на маленький Сталинград, ни ожидания Кюхлера наконец получить дополнительные силы не оправдались.Маршал Жуков видит это по-другому. В своих «Воспоминаниях и размышлениях» он говорит об «уничтожении противника в районе Демянска». На самом деле ему все хорошо известно, но, верный партийному долгу, он предпочитает в искаженном виде изображать умелый маневр немцев и тем самым умаляет заслуги Красной Армии. Русские между тем стали более бережно относиться к своим солдатам, составляющим основу боевых подразделений. Они учатся концентрировать силы на направлении главного удара, вместо того чтобы, как раньше, распылять их в ходе непрерывных атак небольшими подразделениями. Теперь им важнее не частный успех, а конечный результат. Есть ли у них причина выставлять противника в таком мрачном свете, как делает это Жуков? Когда идеологи берут верх над историками, то правда отходит на второй план. Немецкие солдаты, которым зачастую приходилось спасаться паническим бегством, подчас тоже не могут сдержать вымученной улыбки, читая в сводках вермахта о «планомерном отходе».
Немцы оставляют кладбища. Могилы десяти тысяч погибших солдат сравниваются русскими с землей, кресты и деревянные ограждения сжигаются. С тех пор уже почти полвека мало кто заботится об останках русских бойцов, погребенных под снегом и в воронках. То же самое касается безымянных останков немецких солдат. Трясина засасывает их все глубже, трава закрывает их от посторонних глаз, корни берез и ольхи переплетаются вокруг их костей. Лишь лесной бродяга, рабочий на лесозаготовках да старый крестьянин сооружают пристойную могилу для того или иного солдата, найденного среди ста сорока тысяч других погибших под Демянском. Лишь сейчас возвращается достойное отношение к тем, кто не был виновен в развязывании войны.
Сегодня, спустя 50 лет после войны, мы прослеживаем в телевизионных репортажах работу поисковых отрядов, которые находят в болотах и лесах бывшего Демянского котла между ржавыми минами кости и черепа, пробитые каски и оружие русских и немецких солдат.
А как теперь выглядит Синявино? Старым ветеранам бросается в глаза схожесть этих мест с полями сражений под Верденом в Первую мировую войну. Нет смысла искать сегодня село Синявино. [2] Местность полностью заросла лесом. Исчезли также и развалины всех восьми Рабочих поселков. Останки около 80 000 погибших немцев, обнаруженных в сровненных с землей и частично разграбленных немецких дивизионных кладбищах, перезахораниваются сегодня у разрушенной церкви в деревне Сологубовка на сборном кладбище, которое удалось создать благодаря неустанной деятельности Народного Союза Германии по уходу за воинскими захоронениями (в 2003 году церковь была восстановлена и открыта благодаря пожертвованиям из Германии. — Ю. Л.).
2
Сегодня существует по левой стороне Мурманского шоссе дачные участки с названием «Синявино 1» и «Синявино 2», но это, естественно, не довоенное село Синявино.
Но есть ли у нас, немцев, сегодня причина упрекать другую сторону в равнодушном отношении к мертвым? Да, Лев Копелев честно и точно описал, как красноармейцы устраивали привал на замерзших трупах немецких солдат или как аллея немецких мертвецов, воткнутых попеременно головами или ногами в снежный наст, окаймляла путь наступления русских.
Но разве нет также и в известной книге Пауля Кареля «Операция Барбаросса» фотоснимка расплющенного тела мертвого русского солдата на утонувшей в грязи дороге, которую с трудом преодолевает немецкий мотоцикл с коляской? И разве не было после неудачных советских атак груды трупов в болотных воронках, через которые срезали себе путь немецкие посыльные и подносчики снарядов и продовольствия? А единственные в своем роде заграждения в траншеях, снежных заборах из убитых и закоченевших на морозе красноармейцев? Кто из немецких солдат, воевавших в районе Невы, Погостья, Волхова, не помнит своеобразных указателей в минных проходах из частично уже превратившихся в скелеты мертвых красноармейцев, по которым ориентировались саперы-подрывники, посты наблюдения и подслушивания, боевые разведгруппы и дозоры?
То, что сегодня видится кощунственным, тогда являлось результатом огрубления чувств, как необходимая для самовыживания защита. Такой была реакция на длительное восприятие ужаса. И не проявляется ли сегодня тупое равнодушие, даже обыкновенная ненависть к мертвым в порушенных надгробных камнях, оскверненных кладбищах и недостойных сплетнях? Разве не наносится оскорбление бесчисленному количеству погибших, когда утверждается, что «солдаты — это убийцы»? Громогласно прозвучала в Германии радость по поводу данных оскорблений. Из этого даже не делали секрета.
Неловкость, возникшее неприятное чувство потонули в тумане юридических и литературных дискуссий. Стыдно? Нет ответа.
Одиннадцатая глава
ВОСЬМИЧАСОВОЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ ГРЕНАДЕРОВ, ВЫХОДНЫЕ БЕЗ БОМБЕЖЕК?
В районе села Синявино вновь разгораются бои за участки местности, за низины, дороги и рвы. Красноармейцы прорвались к самой церкви. Их отбрасывают назад на 500 метров. Вновь бой ведется за каждый метр в войне, которую Гитлер хотел вести за обладание частями света. Высота 43,3 потеряна. Но затем ее вновь удается отвоевать. Однако прежде чем горстка бойцов 3-го полка 21-й пехотной дивизии успевает изготовиться к отражению атаки, русские вновь захватывают ее. Дважды их затем отбрасывают оттуда, но затем они снова берут ее в свои руки. Всего лишь три немецких танка могут оказать поддержку. Вновь истребителям танков приходится исправлять положение, действуя за тех, кто допустил нехватку огневых средств. Самоотверженность солдат 3-го пехотного полка в конце концов приводит к успеху. Когда сюда наконец, спустя неделю, подходят «тигры», то перед траншеями и противотанковыми позициями чадит дымом 81 подбитый русский танк. Вокруг потрескивают обугленные и раскалившиеся докрасна железные гробы.