Трагедия закона

— Дня через два он будет в порядке и его выпишут, — продолжал между тем Главный констебль.

Барбер с облегчением вздохнул. Если не считать зарплаты, он был человеком бедным, а ему, как никому другому, были известны размеры компенсаций, которые в подобных случаях присуждают пострадавшим. Данный случай, похоже, мог быть улажен — и, разумеется, будет улажен — весьма недорого. «При условии, что палец не придется ампутировать, — мысленно добавил он. — Ампутация всегда взвинчивает размер возмещения до нелепых величин». Он с огорчением припомнил существенную компенсацию, которую сам присудил во время прошлой сессии молодой женщине за утрату большого пальца ноги. Хильда еще заявила, что он сделал это под впечатлением того, что дама была не только молода, но и весьма привлекательна. Это, разумеется, было чепухой, но все равно он теперь пожалел о том своем решении. Тем более что дело привлекло тогда определенное внимание прессы… Впрочем, даже при самом неблагоприятном раскладе сумма не должна оказаться слишком уж большой. Он быстро произвел в уме подсчеты касательно того, на чем можно сэкономить, если придется заплатить, скажем, двести фунтов, и с некоторым беспокойством обнаружил, что большая часть этих денег может быть найдена лишь за счет платьев и развлечений леди Барбер. В любом случае, подвел он итог, реакция жены на его ночное приключение будет одной из самых неприятных сторон этого дела.

— Рад слышать, что все не так плохо. Искренне рад. Гора с плеч. Что ж, — сказал он, вставая, — полагаю, нам обоим пора приступать к работе. Чрезвычайно признателен, что вы сочли возможным приехать и обсудить со мной это… этот несчастный случай.

— Не стоит благодарности, милорд, не стоит благодарности, — смущенно пробормотал Главный констебль и тоже встал, однако явно мешкал с отбытием. — Есть еще одно небольшое дельце, милорд, — сказал он наконец.

— Да?

— Анонимное письмо, которое ваша светлость получили вчера.

— Да-да! И что же?

— Видите ли, милорд, у нас есть некоторые основания полагать, что оно могло исходить от человека по фамилии Хеппенстол. Вероятно, вашей светлости памятно это имя…

— Хеппенстол! Да, конечно! Хеппенстол! — пробормотал судья, не глядя на Главного констебля; лицо его приняло страдальческое выражение, предполагавшее крайнюю неприязнь к этому имени и его носителю.

— Нам известно, что он был в городе вчера и позавчера, — поспешно продолжил Главный констебль. — Согласно требованиям условно-досрочного освобождения, он обязан отмечаться в полиции.

— Тогда почему вы не можете что-нибудь предпринять? — раздраженно сказал судья. — Арестовать его, например? В конце концов, ваш долг…

— Конечно, милорд, я прекрасно это понимаю. Но, к несчастью, в настоящий момент мы его потеряли. Очень трудно уследить за человеком при нынешней светомаскировке, да к тому же в момент, когда большая часть моих людей выполняет специальное задание, связанное с сессией выездного суда. Так или иначе, что есть, то есть. Этот человек на свободе, и мы не можем не испытывать беспокойства.

— Мне кажется, это я должен испытывать беспокойство, — сказал судья с коротким лающим смешком.

— В том-то и дело, милорд: мы хотим оградить вас от всякого беспокойства. Разумеется, то, что нормальный человек, намеревающийся совершить насильственное преступление, не оповещает об этом заранее, — аксиома. Но этот человек после тюремного заключения стал не совсем нормален. Во всяком случае… во всяком случае, в том, что касается этой его конкретной обиды, если вы следуете за развитием моей мысли, милорд.

По выражению лица Барбера было очевидно, что он следует за ним неотступно и что путешествие это ему отнюдь не нравится.

— Ну и?.. — спросил он.

— Я только позволил бы себе предположить, милорд, что в сложившихся обстоятельствах было бы разумно обеспечить вам полицейскую охрану — конечно, в добавление к обычному эскорту, сопровождающему вас в суд и обратно. Например, в вашу здешнюю резиденцию совсем не трудно проникнуть. Я бы хотел поставить одного своего человека при входе, а другого — у черного хода. Их присутствие вас не обременит; если пожелаете, они будут в штатской одежде. Кроме того, если ваша светлость захочет совершить прогулку после окончания слушаний, было бы нелишне, чтобы мой человек сопровождал вас, просто на всякий случай…

— У меня есть мой маршал, — возразил судья.

Выражение лица Главного констебля явно и откровенно дало понять, что он не слишком высокого мнения о маршалах.

— У меня было бы спокойней на сердце, если бы вы были обеспечены еще и полицейской защитой, — сказал он. — В конце концов, речь ведь идет всего об одном или двух днях, а я несу за вас полную ответственность. Если, не дай бог, что-нибудь случится…

— Ладно, коли вы считаете это необходимым. Точных доказательств того, что нелепое письмо, которое я получил, действительно написано этим человеком, у вас, конечно, нет?

— Ни малейших, милорд. Но это совпадение, мимо которого мы не имеем права пройти. Очень надеюсь, что мы ошиблись. Вполне вероятно, что мы больше ничего о парне и не услышим.

В этот момент Сэвидж вошел в комнату и почтительно напомнил, что его светлости пора одеваться для исполнения своих судебных обязанностей. Главный констебль поспешил откланяться.

Петтигрю объявился в резиденции, когда Барбер еще обсуждал дело с Главным констеблем. Он спросил, где находится Маршалл, и нашел молодого человека в состоянии душевной депрессии.

— Значит, судья держит сейчас совет с шефом полиции, не так ли? — весело спросил он. — Полагаю, они совещаются о том, как сохранить все в тайне?

— Насколько я понимаю, задача состоит именно в этом, — с неожиданной горечью подтвердил Дерек.

— А разве не все так понимают задачу? — сказал Петтигрю. — Мне казалось, что именно вы ее поставили, когда вчера вечером предложили констеблю связаться со своим начальством.

— Я? Я просто хотел как можно скорей убраться с места происшествия. Мне претит идея замалчивать что бы то ни было.

— Но, дорогой друг, провозглашать подобные вещи на кровлях [21] не годится. Вы не можете не понимать этого.

— Ничто не следует замалчивать, — упрямо повторил молодой человек. — В конце концов, если существует такая вещь, как правосудие…

— Боже милостивый! Если вы собираетесь стать юристом, такие мысли неуместны, — укоризненно воскликнул Петтигрю. — Боюсь, вы страдаете идеализмом.

— Да, я идеалист и не стыжусь в этом признаться, сэр.

— Прошу вас, не называйте меня «сэр», от этого я чувствую себя еще старше, чем есть на самом деле. Но если серьезно, как вы это себе представляете? Вы считаете допустимым, чтобы королевский судья предстал перед местными крючкотворами по обвинению в нарушении правил, предусмотренных «Актами о дорожном движении»?

21

Библейское выражение, означающее «провозглашать во всеуслышание, кричать на всех углах».

— Ну… в общем, да. Не вижу причин делать для него исключение потому лишь, что он судья.

Петтигрю покачал головой.

— Это неправильно, — сказал он. — Разве вы не понимаете, что вся система зиждется на том, что к судьям относятся не так, как рядовым гражданам? Это может дурно влиять на них как на индивидуумов и делать наиболее слабохарактерных представителей братии чванливыми и самонадеянными, но для отправления правосудия в целом это важно, вот почему мы должны сделать все, чтобы замять дело. Что меня действительно интересует, — продолжил он, — так это существует ли суд, правомочный привлекать к ответственности судью за правонарушение, совершенное во время выездной сессии. Видите ли, ведь предполагается, что на период ассизов он является эквивалентом самого короля, а король не может совершить ничего противозаконного, но, насколько я знаю, на практике такой вопрос никогда не вставал. Никому никогда не хватало смелости возбудить дело при подобных обстоятельствах.