Тракос – трал космический

Сквозь прозрачные белые гольфы синели старческие голени бабушки, серые, мятые бриджи едва прикрывали колени, неестественную округлость попы объяснял торчащий в районе пояса бежевый памперс, короткая синяя блузка едва касалась его краёв. Её пожилой спутник не отличался неординарностью, наоборот, одет был в соответствии с возрастом – в серый летний костюм, брюки со стрелками, боковые швы у карманов начинали расходиться, на левом лацкане пиджака – продолговатое пятно. Под пиджаком светло-синяя линялая рубашка с планкой, высокий ворот не застёгнут на две пуговицы, местами протёрт, под рубашкой салатного цвета майка, на ногах рыжие сандалии, сквозь дырочки которых виднелись тёмные носки. В его одеянии чувствовалась нарочитость, он как актёр подыгрывал своей женской половине, стараясь не соответствовать её кичевому имиджу и в то же время не создавать резкого контраста. Словно напоказ выставляемая им старость уже слегка отдавала возрастной маразматичностью.

«Люська! Я хочу писать!» – заявила требовательно бабуля.

«Проходи сюда, – указала дочь на дверь туалета, освободив руки от чемодана и сумки – Филипп, усади папу, он устал с дороги».

Бабушка разогнулась и семеня проследовала в указанном направлении. Росточком она была ниже дочери на полголовы, успел отметить Андрес…

Это была первая трековая картинка из каскада, далее без рекламы и титров надвинулась вторая с небольшим прологом и временным интервалом, что позволяло Андресу осознавать увиденное как уже прожитое. «Так, наверное, перед смертью происходит, – выдал комментарии биомозг, – только быстрее». Он обнаружил некоторые детали, которые в памяти заблокированы, став недоступными для воспоминаний. Второй трек, как и последующий третий, были вперемешку с забытой и совершенной новой информацией о его детстве, будто кто-то рассказывал ему о его жизни.

…Через неделю бабушка так освоится, что будет писать по ночам где придётся, не заходя в туалет, сберегая тем самым недешёвые памперсы. Баба Дана жидкости пила много, в любом виде и количестве – вода, чай, кофе, сок, газировка, компот, – всё едино, а от пива она просто млела. Вначале совместного проживания мама с папой не могли понять, откуда после ночи появлялись лужицы на полу. Первое предположение о чудаковатом хобби бабушки, пытающейся по нескольку раз за сутки поливать комнатные растения, оказалось ложным. Дана Борисовна не поливала по ночам, она просто не находила туалетной двери в темноте, снимала памперсы, избавляясь от запасов жидкости на пол. Обнаружить и правильно оценить вероятность приближения квартирного потопа помог случай, и даже не один. Однажды мама проснулась от непонятной возни в межкомнатном коридорчике. Баба Дана стояла на четвереньках и не могла никак занять вертикальное положение, при этом бормотала: «Эка воды поналивали! Сколько же можно!» Другой раз мама застала её сидящей на корточках, а ручеёк жидкости двигался между ног. Вот тогда родители и прозрели. У жидкости сразу обнаружился характерный запах, почему-то отсутствовавщий ранее, хотя цвета и не было. Сделали дежурное ночное освещение, и мама каждые два часа поднимала бабушку для променада в туалет. Через неделю бабуля привыкла и прекратила хулиганить, потоп уже не грозил квартире. Чудачества продолжались в другой области – баба Дана помнила только дедушку и маму, внука и зятя постоянно забывала. Выглядело это так:

– Люся! – кричала она громко на всю квартиру, словно на вокзале – Что здесь за мужик с мальцом таскается? Вызови полицию, нужно проверить их карманы!

– Мама! Ну сколько можно? Это мой муж Филипп и твой внук Андрес, – раздражительно объясняла мама.

– Дана прекрати – вяло подхватывал дед.

– Викуся! Ну хоть ты мне растолкуй, как мы сюда попали и когда будем дома?!

Викуся стыдливо замолкал, потому как излагать историю о переезде ему совершенно не комильфо. Виновником выступал он, временно лишённый дееспособности из-за наркотического скандала. Бабушка уже давно страдала болезнью Альцгеймера, но у неё были приличные накопления, опекуном с определёнными ограничениями по суду был назначен дедушка. Викуся имел возможность каждый месяц со счета снимать кругленькую сумму на личную карту, так как все коммунальные и социальные платежи происходили автоматически, а эти бонусы предусматривались на карманные расходы. Дедушка устраивал иногда вечеринки, напаивая бабушку пивом и двойной дозой таблеток от её болезни. Снотворные на Дану Борисовну уже не действовали, комбинация пива и таблеток по рецепту от психиатра производила нужный эффект, бабушка после такого приёма спала сутками. Дедушка приглашал для компании проститутку и отрывался по полной. Но однажды соседи вызвали полицию. У женщины лёгкого поведения не было документов, к тому же она находилась в наркотическом опьянении, что показал экспресс-анализ, и ещё у неё была резервная доза дури. Дедушку вызвали в суд и временно запретили снимать со счёта бабушки на личные нужды, введя для него термин «ограниченная финансовая дееспособность». Теперь все карманные расходы контролировали органы соцопеки за небольшие комиссионные. Пиво только по праздникам, и не более бутылки, а женщины лёгкого поведения для деда стали недоступны совсем. Для вкусивших сладости греха и не знавших бога запретный плод становится чуть ли не единственной целью жизненного существования. Дед научился зарабатывать карманные бонусы сам. В доме стали появляться бомжи, работающие на станции сортировки бытовых отходов. За отдельную плату он предоставлял им кров и постель. Соседи возмутились и снова подали в суд, на этот раз его признали полностью недееспособным, мама срочно выехала к ним и оформила опекунство над ними обоими. Тогда-то и выяснилось, что квартира уже перезаложена, дед за несколько лет прокутил не только средства со счетов, но и недвижимость.

Живя в их квартире, дедушка также чудил, но по-мелкому и осознанно. При их появлении папе пришлось переключить блок управления бытовой аппаратурой с голосового и ментального на ручное и механическое, потому что они не приучены к иному. Виктор Павлович позиционировал себя как пожилого воспитанного интеллигента, поэтому бесцеремонно отбирал пульт у внука и никогда не спрашивал у смотрящих телевизор других членов семьи разрешения, переключая каналы и находя какую-то лабуду для просмотра например, чем различаются резидентные и транзитные косатки или как правильно эксплуатировать зубные протезы. Баба Дана и дочь давали ему отпор, зять вставал и уходил на кухню, ибо в маленькой квартирке не было другого места, комната сына теперь стала спальней гостей, а вот внуку приходилось терпеть, занимая себя чем-то другим. Иногда возникали перепалки.

– Оставь канал слизняк, я смотрю, – приказывала бабушка. Дед кривил лицо, но подчинялся.

Мама возражала мягче:

– Папа! Ну, ты не один! Дай, пожалуйста, досмотреть фильм!

– Иди на свою кухню и там досматривай, – настаивал он.

– У вас в комнате также есть телевизор, – защищалась мама.

– Сейчас Дана спит, а я не люблю тихо смотреть, – пояснял он.

По большей части дедушка с бабушкой спали во второй половине дня, а поздним вечером, хорошо отдохнув, делали периодический променад в туалет и обратно. За ночь этого могло быть до пяти-шести раз на каждого. Первый выход часов в одиннадцать делал дедушка. Однажды, когда Андрес ещё не спал, тихо лежа с закрытыми глазами, пришлось выслушать комментарии папы.

«Так! Бьёрндален пошёл!».

«Кто такой Бьёрндален?» – удивлённо спросила мама.

«Известный норвежский биатлонист начала двадцать первого века!» - возмущался незнанию мамы папа.

«Причём тогда Бьёрндален?» - не сдавалась мама.

«Шаркает словно лыжник, а теперь слушай!». Дедушка зашёл в туалет, не до конца закрыв дверь, наступила пауза, затем послышался тихий плеск падающей жидкости и раскатистый гром газов.

«Вот, – говорил папа, – отстрелялся, а теперь обратно по лыжне на базу!» Снова раздавалось ритмическое шарканье – дедушка энергично пересекал комнату.

Бабушка ходила почти беззвучно, словно мышка, создавая движеньем едва слышимый шелест, но отличалась очень сильным и громким ударом по выключателю и хлопаньем двери туалета. Иногда она, вытянув в полумраке верёд руки, пересекала комнату так медленно и долго, что мама, не выдержав, спрашивала, что с ней. Это было ошибкой, бабушка терялась и меняла направление, двигаясь на голос. Папа прозвал её Пингвин-Лунатик.

«Заметь, – говорил он, – если её не окликать, она спокойно доходит до туалета и обратно». В этом было что-то показное, при свете телевизора она будто нарочно, как слепая, перемещалась с вытянутыми вперёд руками, ощупывая препятствия. Часа в три-четыре ночи в кромешной тьме двигалась быстрее, не поднимая рук, хотя всё так же походила на шустрого пингвина.

«Бабушка играет с нами, – высказал Андрес родителям, – как девчонки в школе, на которых мало обращают внимания».

Днём она активно навязывала своё общество и заботу. Заходя в комнату в десять утра, могла сказать: «Не спите? Сидите! Мальца-то не продует? Окно вам не закрыть?» «Люся, ты неправильно воспитываешь ребёнка, ему пора отдыхать, а ты его всё маринуешь!» Мама злилась и, не жалея эпитетов, выгоняла её в другую комнату.

Папа всё чаще стал пропадать на работе. Профессия его была на слуху, и по популярности уступала лишь небольшому списку: инженер-трансплантолог, астронавт, судебный пристав, системный хранитель. Её название для Андреса в то время было странным – инженер-соматик, как и то, чем он занимался, в то время Андресу было непонятно, что значит переносить сознание человека в машину. Зачем? Кому это нужно, человеку или машине? Папа занимался экспериментами компании и дома. Когда он был ещё холостым, компания выделила ему квартиру. Уникальность этого жилья была не в малых размерах, а в напичканных кругом датчиках. Папа мог продолжать свои эксперименты и на бытовом уровне. Когда он женился, то они с мамой решили выкупить эту бытовую лабораторию. Компания согласилась, оформив ипотечный кредит сотруднику. Денег в семье не стало, всё шло на оплату ипотеки, хватало лишь на еду и на одежду из элитных секонд-хендов.

Финансовое положение объединённой семьи не ухудшилось, даже наоборот, пенсионные накопления бабушки теперь поступали в общий бюджет, минуя дедушку. Но проблема совместного проживания с больной бабушкой и дедушкой маразматиком отравляли жизнь каждому члену семьи. Филипп задался целью найти решение жилищной проблемы. Он подписал контракт с корпорацией на экспериментальные работы в космосе, после выполнения которых заработанные деньги планировал пустить на новое жильё. Маме идея не нравилась, она плакала, но поделать ничего не могла, иных способов быстро заработать средства на вторую квартиру не было. Сдать стариков на попечение государства не позволяло опять-таки финансовое положение. Накопления бабушки хотя и были солидными, но их едва хватало на спецклинику, где она и могла находиться по своему диагнозу. Дедушкиных накоплений на пансионат для пожилых не доставало, по закону алименты на содержание должны выплачивать ближайшие родственники. У мамы не было работы, а папина зарплата не резиновая: ипотека, учеба сына, содержание и питание всех членов семьи, они едва-едва сводили концы с концами. Финансово жить всем пятерым вместе выгодно, но невыносимо психологически. По выражению папы «это ловушка-крысятник где сможет выжить не самая сильная и молодая крыса, а хитрая и коварная, лишённая предрассудков и моральных ценностей». После отбытия папы жизнь Андреса превратилась в сплошной кошмар, дедушка начал расширять себе пространство для проживания. Ничего личного, никакой ненависти к внуку и дочери, просто Виктор Павлович очень любил себя, а окружающий его комфорт был мерилом той любви…

Трек воспоминаний прервался. Внутренний голос начал с ним приветливый диалог.

– Здравствуй, Хаски!

Голос и интонации оказались до дрожи знакомыми. И он, не задумываясь, моментально ответил:

– Я рад слышать тебя, папа!

– Я так же рад, сынок!

– Но разве ты жив?!

– В какой-то степени – да!

– Как это понимать?

– Это машина начинённая моим сознанием, ведь я – инженер-соматик. Теперь управляю хранилищем электронных сознаний.

– А как же мама? Ты сумел найти пути к её закрытому сознанию?