Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)

Творчеству до сих пор не хватало ясного сознания своей поэзии. Житейский взгляд всегда описывал её как первичное состояние, стадию за которой должны последовать теоретические поправки, переход в абстрактное. Это изолирует спонтанность, превращая её в вещь—в–себе и, таким образом, признаёт её лишь в фальсифицированных категориях зрелища, в экшн пэйнтинге, например. На деле, спонтанное творчество несёт в себе условия для своего адекватного продления. В нём самом заключается его собственная поэзия.

По мне, спонтанность заключает в себе свой непосредственный опыт, сознание живого опыта, окружённого со всех сторон, находящегося под угрозой быть прерванным и всё же ещё не отчуждённого, не сведённого к отсутствию подлинности. В центре живого опыта, каждый оказывается ближе к самому себе. В этом привилегированном месте—пространстве, реальное бытие избавляет меня от нужды бытия, я чувствую это. Нас всегда отчуждает сознание нужды. Нас научили понимать самих себя по умолчанию, согласно юридическим терминам; но сознание одного момента подлинной жизни уничтожает все алиби. Отсутствие будущего присоединяется к отсутствию прошлого в одной и той же пустоте. Сознание настоящего гармонизируется с живым опытом в некой импровизации. Это удовольствие, всё ещё бедное из—за изолированности, обогащается за счёт установления связи с идентичным удовольствием других людей, лично мне это напоминает удовольствие получаемое от джаза. Стиль импровизации в повседневной жизни в свои лучшие моменты схож с тем, что писал о джазе Дауэр: «Африканская концепция ритма отличается от нашей тем, что мы воспринимаем его слухом в то время как африканцы воспринимают его через телесные движения. Их техника состоит в введении промежутков в статичное равновесие, наложенное ритмом и метром на время. Эти промежутки являются результатом присутствия экстатичных центров притяжения идущих в разрез со временем, подчёркиваемым ритмом и метром, постоянно создавая напряжение между статичным и битом и экстатичным, наложенным поверх него».

Момент творческой спонтанности — это самое мелкое проявление обращения перспективы вспять. Это объединяющий момент, т.e., он один и их много. Взрыв реально переживаемого наслаждения заставляет меня обнаруживать себя теряя себя; забывая, что я существую, я самореализуюсь. Сознание непосредственного опыта и есть этот джаз, эта сбалансированность. Напротив, мысль, соединённая с живым опытом через анализ, отделяется от него; это касается всех этюдов о повседневной жизни и, следовательно, в каком—то смысле, данного трактата — вот почему я заставляю себя каждый момент включать сюда самокритику, из страха, что он может стать, как это часто случается легко интегрируемым. Путешественник, постоянно думающий о длине своего пути более подвержен усталости, чем его попутчик, чьё воображение также странствует пока он идёт; точно так же внимательные размышления о реальной жизни мешают ей, абстрагируют её, сводят её к будущим воспоминаниям.

Мысль должна быть свободной для того, чтобы основываться в реальной жизни. Достаточно думать о другом в терминах самого себя. Пока ты творишь себя, представь себе другого себя, который однажды сотворит тебя в свою очередь. Такова моя концепция спонтанности. Наивысшее сознание себя, неотделимое от «я» и от мира.

И всё же, надо отыскать тропы спонтанности, заброшенные индустриальной цивилизацией. Даже хорошо понимая жизнь, её нелегко найти. Индивидуальный опыт также становится добычей для безумия, предлогом. Кьеркегор писал об условиях этого процесса: «Если верно, что я ношу пояс, тем не менее, я не вижу его, потому что он должен меня поддерживать». Конечно, опора существует, и возможно каждый может познать её, но это был бы настолько медленный процесс, что многие умерли бы от тоски до того, как узнали бы, что она существует. И всё—таки, она существует. Это радикальная субъективность: сознание, что все люди подчиняются одной и той же воле к подлинной самореализации, и что их субъективность усиливается благодаря восприятию субъективной воли у других. Способ выходить за пределы самого себя и сиять, не столько даже для других, сколько для себя в других, вот, что даёт творческой спонтанности стратегическую важность соответствующую пусковой установке. Лучше вернуть абстракции, понятия, управляющие нами, к их источнику, к реальной жизни, но не для того, чтобы оправдать их, а, напротив, чтобы исправить их, перевернуть их, возвратить их к той жизни, из которой они вышли, хотя они ни за что не должны были делать этого! Таково необходимое условие для того, чтобы люди признали, что их индивидуальное творчество не отличается от всеобщей творческой энергии. Нет иного авторитета, кроме моего собственного прожитого опыта; вот что каждый должен доказать всем остальным.

3

Качественное. — Я сказал, что творчество, равно распределённое между всеми индивидами, выражается напрямую, спонтанно, только в определённые привилегированные моменты. Эти предреволюционные моменты, излучающие поэзию и преобразовывающие мир, разве не должны они быть размещены под знаком этого современного благословения, качества? Так же как присутствие божественного отвращения обнаруживается благодаря духовной мягкости, распространяющихся как на самых грубых, так и на самых утончённых людей — на этого кретина Клоделя, как на Иоанна Креста — так же одного действия, отношения, иногда одного слова, достаточно для того, чтобы неоспоримо доказать присутствие шанса для поэзии, т. е. для тотального созидания повседневной жизни, глобального обращения перспективы, революции. Качество — это собирание, сгущение, прямое сообщение самого важного.

Однажды Кагаме услышал, как старая женщина из Руанды, которая не могла ни читать, ни писать, жаловалась: «Истинно, белые обладают обезоруживающей наивностью! У них вообще нет мозгов!». Он ответил ей: «Как можете вы говорить подобные нелепости? Разве вы изобрели столько же удивительных вещей, превосходящих наше воображение?». Тогда она сказала ему со снисходительной улыбкой: «Слушай хорошенько сюда, дитя моё! Они всему этому научились, но у них нет мозгов! Они ничего не понимают!». На деле, проклятие технической цивилизации, количественного обмена и научного знания состоит в том, что она никогда не создавала ничего, что бы способствовало высвобождению человеческой спонтанности напрямую, напротив, это она не позволяет людям воспринимать мир непосредственно. То, что выразила старая женщина из Руанды — это существо, которое белый администратор, с высоты своей бельгийской духовности, должен рассматривать как дикое животное — похоже на обвинение в плохой сознательности, как в старом самодовольном высказывании: «Я много учился и вот почему я знаю, что ничего не знаю». В каком—то смысле было бы фальшью говорить, что познание ничему нас не учит, если только оно не упускает из вида целостную картину мира. Подобное отношение не замечает последовательности стадий качественного; то что, на разных уровнях, остаётся на линии качественного. Позвольте мне использовать один образ. Представим себе многочисленные комнаты, расположенные одна над другой, соединённые лифтом, проходящим через них, а также винтовой лестницей снаружи. Среди людей, населяющих комнаты, связь осуществляется напрямую, но как они могут связаться с тем, кто карабкается по винтовой лестнице снаружи? Между обладателями качественного и обладателями постепенного познания нет диалога. Не имея возможности прочитать манифест Маркса и Энгельса, рабочие 1848–го знали существо этого текста внутри себя. Именно благодаря этому марксистская теория была радикальной. Условия рабочих со всеми их следствиями, теоретически выраженные Манифестом на высшем теоретическом уровне, позволили даже самым неграмотным пролетариям немедленно понять Маркса, когда подошёл момент. Образованный человек, использующий свою культуру как огнемёт обязательно добьётся понимания с необразованным человеком, переживающим в реальности повседневной жизни всё то, что тот описывает научно. Оружие критики должно объединиться с критикой оружием.

Только качество позволяет за раз достичь высшей стадии. Таков урок для групп в опасности, урок для баррикад. Но постепенность иерархической власти способна на понимание только схожим образом иерархизированной постепенности в знании; людей на винтовой лестнице, специализирующихся в природе и количестве ступеней, встречающихся, проходящих мимо, сталкивающихся, оскорбляющих друг друга. Какая разница? Снизу самоучка довольный своим здравым смыслом, сверху интеллектуал, коллекционирующий идеи, отражают смехотворный образ друг друга. Мигель де Унамуно и мерзкий Мильян Астрай, наёмный работник мысли и презирающий его невежа, противостоят друг другу напрасно; вне качества, интеллект становится лишь прихотью кретинов.

Алхимики называли материалы незаменимые для Великой Работы materia prima [13] . Её описание Парацельсом прекрасно подходит к качественному: «Ясно, что бедные обладают большим преимуществом по сравнению с богатыми. Люди расточают его хорошую часть и хранят лишь плохую. Оно заметно и незаметно, и дети играют с ним на улице. Но несведущие каждый день топчут его ногами». Сознание качественной materia prima должно безостановочно становится всё более утончённым во всё большем количестве умов, в той мере в какой рушатся бастионы специализированной мысли и постепенного познания. Пролетаризация сталкивает к одному и тому же нигилизму тех кто занимается творчеством профессионально и тех, чья профессия не позволяет им творить, художников и рабочих. И эта пролетаризация, идущая рука об руку со своим отрицанием, т. е. с отрицанием интегрированных форм творчества, происходит посреди такого накопления культурных товаров — дисков, книг — что, высвободившись из—под порядков потребления, они немедленно начинают служить истинному творчеству. Также саботаж механизмов экономического и культурного потребления примерным образом иллюстрируется молодёжью, ворующей книги от которых они ожидают подтверждений своей радикальности.

13

первичной материей

Под знаком качества, самые разнообразные виды познания сочетаются и создают магнитный мост, способный притягивать сильнее, чем самые тяжёлые традиции. Знание умножается благодаря показательной силе простого спонтанного творчества. Используя подручные средства и по смехотворной цене, создал аппарат, реализующий те же операции, что и циклотрон. Если индивидуальное творчество достигает таких результатов с такими обычными стимуляторами, что же смогут породить качественные потрясения, цепные реакции или дух свободы, который оживёт в индивидах, коллективно возрождающихся для празднования, в огне радости и нарушении запретов, для великого социального праздника?

Последовательная революционная группа должна будет создавать не новый тип обусловленности, но напротив, защитные зоны, в которых интенсивность обусловленности будет равняться нулю. Когда каждый осознает потенциал своей творческой энергии — это останется пустым достижением, если это не произойдёт через качественное потрясение. Нечего уже ждать от массовых партий и групп, основанных на количественной вербовке. Напротив, микро—общество, сформированное на основе радикальных действий или мыслей его членов и поддерживаемое в постоянном состоянии практической готовности благодаря теоретическому фильтру, подобное ядро, объединило бы все шансы сиять с достаточной силой для того, чтобы освободить творческую энергию большинства людей. Отчаяние анархистских террористов может превратиться в надежду; исправляя их тактику средневекового воина на современную стратегию.

4

Поэзия. — Что такое поэзия? Это организация творческой спонтанности, эксплуатация качественного в соответствии с подотчётными законами последовательности. Греки называли это POIEIN, что означает «делать» в смысле чистоты момента изначального происхождения, или целостности.

Где не хватает качества, поэзия невозможна. В пустоте образующейся в отсутствие поэзии мы находим её противоположность: информацию, переходную программу, специализацию, реформу; в общем, фрагментарность в различных формах. Тем не менее, присутствие качественного не подразумевает фатального присутствия поэзии. Может случиться так, что богатство значений и возможностей потеряется в неразберихе, утратит последовательность, фрагментируется из—за вмешательств. Критерий эффективности — всегда самый главный. Поэтому, поэзия также является радикальной теорией, выражаемой в действиях; венцом революционной тактики и стратегии; апогеем великой игры повседневной жизни.