Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)
Шрифт:
23 глава «Единая триада: самореализация, общение и участие»
Репрессивное единство власти в её троичной функции принуждения, соблазна и посредничества является лишь обращённой вовнутрь и извращённой разъединительными техниками формой троичного единого проекта. Новое общество, хаотично развивающееся в подполье, стремится к практическому самоопределению через прозрачность в человеческих отношениях, способствующую реальному участию всех в самореализации каждого. — Страсть к созиданию, любовная страсть и страсть к игре являются для жизни тем же, чем потребность в еде и самозащите является для выживания (1). — Страсть к созиданию является основой проекта самореализации (2), — любовная страсть является основой проекта общения (4), страсть к игре является основой
— Построение повседневной жизни реализует на самой высокой ступени единство рациональности и страстности. Тайна, всегда окутывавшая жизнь, происходит из обскурантизма, прячущего под собой тривиальность выживания. Фактически, воля к жизни неотделима от практической воли к организации. Привлекательность обещания богатой и многообразной жизни для каждой личности обязательно принимает форму проекта в общем или частично подчинённого социальной власти, обязанной тормозить его. Точно так же как человеческое правительство обращается к троичному способу угнетения: ограничениям, отчуждающему посредничеству и магическому соблазну; воля к жизни обретает свою силу и свою последовательность в единстве трёх неразделимых проектов: самореализации, общения, участия.
В истории человечества, несводимой к выживанию, но и неотделимой от него, диалектика этого тройного проекта, объединённая с диалектикой производственных сил, должна объяснять большую часть человеческого поведения. Нет ни одного бунта, ни одной революции, которые не выказывали бы страстного поиска насыщенной жизни, прозрачности в человеческих отношениях и коллективного способа преобразования мира. Поэтому, по эту сторону эволюции можно различить три фундаментальные страсти, которые являются для жизни тем же, чем потребность в еде и самозащите является для выживания. Страсть к созиданию, любовная страсть, страсть к игре действуют и взаимодействуют с потребностью есть и защищаться, так же как воля к жизни беспрерывно вмешивается в потребность к выживанию. Очевидно, что эти элементы не обладают значением в рамках истории, но мы здесь обвиняем в этом именно историю их разъединённости от имени их вечно искомой целостности.
Социальное государство включает вопрос выживания в единую проблематику жизни. Я продемонстрировал это выше. В этой исторической догадке, согласно которой экономика жизни постепенно впитала в себя экономику выживания, разъединение трёх проектов и страстей, лежащих в их основе, ясно проявляется в качестве продления ошибочного разделения между жизнью и выживанием. Между этим разделением, являющимся вотчиной власти, и единством, являющимся сферой революции, существование большую часть времени вынуждено выражать себя в двойственности: поэтому я вынужден обсуждать каждый проект по отдельности, хотя и в единстве.
Проект самореализации рождается из страсти к творчеству, в тот момент, когда субъективность растёт вширь и хочет править повсюду. Проект общения рождается из любовной страсти, каждый раз, когда люди обнаруживают друг в друге тождественную волю к завоеваниям. Проект участия рождается из страсти к игре, когда группа помогает самореализации каждого.
Будучи изолированными, эти три страсти извращаются. Будучи разделёнными, эти три проекта фальсифицируют себя. Воля к самореализации становится волей к власти; её приносят в жертву престижу и роли, она правит во вселенной ограничений и иллюзий. Воля к общению превращается в объективную ложь; основанная на взаимоотношениях между предметами, она предоставляет для семиологов знаки, которыми те наделяют человеческие отношения. Воля к участию организует всеобщее одиночество в толпу; она создаёт тиранию иллюзии общности.
Каждая из этих страстей, будучи отрезанной от других, интегрируется в метафизическое видение, которое абсолютизирует её и делает её недоступной, как таковую. Людям мысли хватает юмора: они отсоединяют провода и потом заявляют, что тока не будет. Тогда они могут,
нисколько не смущаясь, утверждать, что полная самореализация — это западня, прозрачность — это химера, социальная энергия — это причуда. Там, где правит отчуждение, все действительно натыкаются на невозможность. Картезианская мания фрагментировать и прогрессировать постепенно всегда гарантирует незавершённость. Армии порядка вербуют только калек.Гарантированность существования оставляет неиспользованным большое количество энергии, ранее поглощаемой необходимостью выживать. Воля к власти стремится интегрировать эту энергию, доступную для свободного расширения индивидуальной жизни во благо иерархизированному рабству, (l). Обусловленность общего угнетения провоцирует у большинства людей стратегический отход к тому, что они считают неумалимым в себе: к своей субъективности. Революция повседневной жизни должна конкретизироваться в наступлении субъективного центра на объективный мир, предпринимаемом сотни раз в день (2).
Исторический этап завладения частной собственностью помешал человеку быть Богом—творцом, которого ему пришлось создать в идеале, чтобы подтвердить свой провал. В сердце у каждого человека есть желание быть Богом, но это желание до сих пор исполняется против самого человека. Я показал, как иерархическая социальная организация создаёт мир, уничтожая людей; как совершенствование её механизма и его сетей помогают ей действовать в качестве гигантского компьютера, в котором программисты сами запрограммированы; как, наконец, самые холодные из всех холодных чудовищ находят своё завершение в проекте кибернетического государства.
В этих условиях, борьба за хлеб насущный, борьба против неудобств, поиск стабильной работы и гарантированного существования являются, на социальном фронте, множеством агрессивных атак, которые медленно, но верно становятся заданиями арьергарда (как известно, без недооценки их значения). Необходимость выживать поглощала и продолжает поглощать определённое количество энергии и творчества, которые государство благосостояния наследует как стаю диких волков. Несмотря на фальшивые занятия и иллюзорную деятельность, беспрестанно стимулируемая творческая энергия уже недостаточно быстро поглощается диктатурой потребляемого. Что случится с этим внезапно появляющимся изобилием, с этим избытком здоровья и энергии, которые не удаётся реально использовать ни ограничениям, ни лжи? Не интегрируемое художественным и культурным потреблением — идеологическим зрелищем — творчество спонтанно обращается против условий и гарантий выживания.
Человеку, оспаривающему нечего терять кроме своего выживания. Тем не менее, он теряет его двумя способами: теряя жизнь или строя её. Поскольку выживание является медленным умиранием, существует соблазн, не без причин обусловленных страстью, ускорить движение и погибнуть быстрее, всё равно, что жать на акселератор спортивной машины. Так в негативном смысле «живут» отрицанием выживания. Или же, наоборот, люди пытаются выживать как анти—выживающие, концентрируя свою энергию на обогащении своей повседневной жизни. Они отрицают выживание, но включают его в своё конструктивное празднование жизни. В этих двух тенденциях можно узнать путь, по которому следует одна противоречивая тенденция к разложению и преодолению.
Проект самореализации неотделим от преодоления. Отчаянное отрицание, каким бы оно ни было, остаётся пленником авторитарной дилеммы: выживание или смерть. Это соглашательское отрицание, это дикое творчество, над которым так легко одерживает верх существующий порядок вещей, является волей к власти.
Воля к власти, будучи отрезанной от участия и общения, является сфальсифицированным проектом самореализации. Это страсть к созиданию и самосозиданию, пойманная в рамки иерархической системы, приговорённая ворочать жерновами угнетения и видимости. Престиж и унижение, власть и подчинение, такова жизненная среда воли к власти. Героем является тот, кто приносит жертвы карьере роли и мышц. Когда он устаёт, он следует совету Вольтера и культивирует свой сад. И его посредственность становится ещё одной моделью для простых смертных.