Трамвай отчаяния
Шрифт:
– Что-то странное, – задумчиво проговорил один из оперативников, осматривая неестественно вывернутое тело. – Натуральный взрыв из прошлого.
Криминалист, склонившись над мертвецом, медленно провёл рукой в перчатке по складкам одежды.
– Вы только посмотрите, – сказал он, осторожно доставая из внутреннего кармана мужчины паспорт. – Советский. Старый образец.
Данные в потертом документе читались ясно: Рогатов Пётр Гаврилович, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения. Прописан он был на Фестивальной улице.
– Но это же невозможно, – шумно выдохнул другой оперативник,
– На тридцать пять. Максимум, – закончил криминалист, уставившись на бледное лицо погибшего.
Оно было спокойным, как будто он умер, не осознавая, что с ним произошло. Но на шее виднелся красный след, похожий на ожог. Но не языка пламени, а как будто его коснулось что-то горячее.
– Причина смерти? – поинтересовался оперативник.
– Похоже на удушение, – сказал криминалист, поднимая глаза. – Но как это связано с ожогами на коже? – спросил он сам себя
– И с трамваем, откуда выбросили его тело? – добавил другой, глядя вдаль на уходящие рельсы.
Ночь была полна вопросов, на которые никто не мог дать ответов. Туман снова окутал улицу, пытаясь скрыть все следы. Только лежащее тело, паспорт и тихое постанывание рельсов напоминали, что здесь произошло нечто, что выходит за пределы понимания.
Глава 3
Варвара поднялась из-за стола, держа в руках папку с материалами дела: она собиралась к Геннадию Игоревичу с докладом. События последнего дня, начиная с осмотра места преступления и заканчивая допросом Сергея Павловича, складывались в картину, которая всё ещё была размыта, но уже вызывала тревогу. Варвара чувствовала, что это дело слишком необычно, чтобы быть простым убийством.
Подойдя к двери начальника, она постучала. В ответ раздался низкий голос:
– Входите.
Геннадий Игоревич сидел за своим массивным дубовым столом, который лишь подчёркивал его авторитет. Он поднял глаза, чуть прищурившись, когда Варвара вошла, и жестом предложил ей сесть напротив.
– Варвара Олеговна, – спокойно произнёс он, складывая руки перед собой. – Слушаю ваши выводы. Что удалось выяснить?
Варвара опустила папку на стол и открыла её, коротко взглянув на фотографии и записи, как на подсказки. Заговорила она ровно, тщательно скрывая все переживания:
– На месте преступления обнаружено тело охранника. Внешние повреждения странные: кожа потемнела, местами покрыта ожогоподобными пятнами, но явных следов огня или химического воздействия нет. Поза жертвы неестественная, лицо искажено, имеет выражение сильного ужаса. Установлено, что смерть наступила примерно в два часа ночи.
Она выдержала паузу, наблюдая за реакцией начальника, но его лицо оставалось неподвижным, как каменная маска.
– На рельсах, рядом с местом преступления, обнаружены следы техники, – продолжила она, сухо перечисляя факты. – Они свежие, хотя официально движение в депо прекращено больше десяти лет назад. Это отпечатки… трамвайных колёс, но не современных. Судя по ширине и форме, они соответствуют старым моделям, которые давно сняты с эксплуатации.
– Следы? – Геннадий Игоревич слегка приподнял бровь,
но голос остался спокойным. – И как вы это объясняете?Варвара слегка наклонилась вперёд, соединив пальцы обеих рук над документами.
– Пока никак. Но это не всё, – она осторожно вытащила из папки обгоревший клочок бумаги. – Это было найдено рядом с телом. Надпись: "Он приходит ночью, чтобы забрать то, что принадлежит ему." Никаких отпечатков, следов чернил или других явных улик. Но бумага выглядит старой, как будто ей не один год.
Геннадий Игоревич взял клочок, внимательно рассмотрел его, а затем медленно положил на стол, подвинув его обратно Варваре.
– Это похоже на какую-то дешёвую мистификацию, – неуверенно проговорил он.
– Возможно, – неохотно согласилась с ним Варвара, не меняя тона. – Но совпадений слишком много. У охранника не было причин находиться на путях. Согласно его графику, он должен был патрулировать территорию в другой части депо. Тем не менее, он оказался именно там, где оставлены следы. И… – она немного замялась, выбирая слова. – Перед смертью он утверждал, что видел свет фар и слышал звонок трамвая. Это подтвердил коллега из предыдущей смены, который слышал его рассказ. Об этом же говорил и начальник депо.
Геннадий Игоревич нахмурился, откинувшись на спинку кресла.
– Варвара Олеговна, вы действительно думаете, что всё это связано? Свет, звонки, следы? Не слишком ли… мистически это звучит для уголовного дела?
Она знала, что эти слова прозвучат странно, но всё же ответила:
– Я не ищу мистику, Геннадий Игоревич. Но я не могу игнорировать факты. Если это инсценировка, то она сделана кем-то, кто знал, как воздействовать на подсознание. Всё, что мы нашли, вызывает вопросы и выбивает из привычного хода расследования.
Его глаза сузились:
– Что вы предлагаете? – спросил он наконец.
– Запросить старые архивы, – быстро ответила Варвара. – Рельсы и следы указывают на определённый маршрут. Это может быть старый трамвайный путь. Если мы узнаем, какой именно, это даст зацепку. Кроме того, я хочу допросить коллег погибшего.
Геннадий Игоревич некоторое время молчал, постукивая пальцами по столу. Затем он коротко кивнул.
– Делайте запросы. Но будьте осторожны. Если кто-то решил устроить спектакль, то он знает, как вас запутать. Мы должны оставаться в рамках закона и логики. И ещё… держите меня в курсе. Это дело имеет особую важность. У нас нет права на ошибку.
Варвара поднялась, чувствуя, как её сердце гулко отзывается на его слова. Она понимала, что это дело как раз может выйти за пределы обычного расследования. Но отступать было нельзя. Теперь это было не просто дело – это касалось её лично.
Она уже собиралась уходить, когда Геннадий заговорил, привлекая её внимание.
– Варвара Олеговна, – его голос прозвучал медленнее, чем обычно. Он тщательно подбирал слова. – Есть ещё один момент.
Она обернулась, сжимая в руке папку с материалами. Его взгляд заставил её насторожиться. Он поднялся со своего кресла, подошёл к окну и выглянул на улицу, где солнце, пробиваясь сквозь редкие облака, отражалось на крышах автомобилей. Несколько секунд он молчал, а затем, не оборачиваясь, произнёс: